Алексей Ручий - Песни-Танцы
Ах, май! Май-сорванец, май-развратник, что захватил наши души. Хочется наполнять легкие его воздухом до предела, пить его, познавать, овладевать этим вечером как застенчивой юной девушкой. Хочется жить. Радоваться и смеяться. Несмотря на боль грядущих дней. Несмотря ни на что.
Мы покупаем еще пива и идем гулять по городу. Улицы наполнены молодежью, которая прогуливается, как и мы, слушает музыку на автобусных остановках и просто общается. Автомобилей почти не видать. Изредка проезжает патруль ППС. Теплый ветер, появившийся вместе с наступлением вечера, шелестит свежей листвой в кронах деревьев, гоняет мелкую пыль по растрескавшемуся асфальту у нас под ногами.
- Как-то все изменилось, пока я был в армии, - говорю я, - и не изменилось одновременно. Ерунда какая-то.
- Церковь вон построили.
- Вижу.
- А покрасили только фасад, на остальное краски не хватило.
- Батюшка приватизировал.
- Правда? – спрашиваю я.
- А то! Ушлый поп. Он на строительстве этой церкви неплохо наварился. Дом себе отгрохал – как у олигарха…
- Попы – вообще предприимчивый народ. Пользуются верой наивных сограждан в своих корыстных целях.
- А бог есть? – спрашивает меня Петр.
- Откуда мне знать? Если и есть, то он ни при делах. Такой же нищий и горемычный, как и мы. С его всепрощением и любовью к ближнему в наш волчий век не прожить.
- Это печально.
- А ты в бога веришь? – спрашиваю я Петра.
- Не особо.
- Вот и он в тебя не верит, - смеюсь я. – И вообще ни в кого не верит. Бог устал от всех нас.
- Что вы все про бога? – вмешивается Артем, - Вон девчонки какие ходят. Давайте с кем-нибудь познакомимся.
- Дерзай.
Артем пытается знакомиться с идущими навстречу девушками. Получается у него, мягко говоря, неважно. Да и ситуация не особо располагает: большинство – школьницы, те, что постарше, прогуливаются в компании своих молодых людей.
- Бросай ты это дело, - говорим мы ему с Петром, - никому ты не интересен.
- Это я-то? Это вы никому не интересны! – отвечает нам Артем и продолжает пытаться завязать знакомство с утроенным энтузиазмом.
В итоге, надо отдать ему должное, у него получается. Он знакомится с двумя девушками, представившимися Аней и Катей, и дальше мы идем гулять вместе. Девушки не особо красивы, но на безрыбье, как известно...
Артем пытается развлечь их беседой, мы с Петром в основном многозначительно молчим. Проходим так несколько кварталов, Аня с Катей слушают Артема, который рассказывает какие-то анекдоты, перемежающиеся со случаями из его жизни.
Сделав небольшой круг по городу, возвращаемся в аллею, где сидели сегодня днем. Я с Петром иду в магазин за пивом, оставив Артема в компании наших новых знакомых. Берем пиво себе и девушкам. Возвращаемся.
Артем с девушками расположился на скамейке в аллее под кронами лип. Продолжает заливать. Барон Мюнхгаузен прям. При виде пива девушки оживляются, тянут руки за своими бутылками. Простушки из местных. Скорее всего, учатся в техникуме на бухгалтеров. В худшем случае – в лицее на поварих.
- Чем вы занимаетесь по жизни? – спрашиваю я девушек, отхлебывая из бутылки.
- Учимся.
- Все мы чему-нибудь учимся – в меру сил и возможностей, - улыбаюсь я, - вы конкретно на кого?
- Это допрос?
- Вроде того.
- На бухгалтеров.
- В техникуме?
- А где ж еще?
Вообще они правы: их занятия – их личное дело. В конце концов, все мы что-то как-то да делаем по жизни, и не всегда то, что нам нравится. Возможно, им светит стать средней руки специалистами по бухгалтерскому учету и пристроить свои попы в мягкие кресла какой-нибудь замшелой фирмы из местных. Может, и не светит. Кривая судьбы все равно рано или поздно всех нас куда-то выводит.
- А вы чем занимаетесь? – спрашивают в свою очередь девушки.
- Я в милиции работаю, - невозмутимо врет Артем, мы с Петром молчим.
- Правда?
- Чистая.
- Ну и как?
- Отлично!
Больше вопросов нет. Остаются только сальные анекдоты Артема, которых у него в избытке. Пусть рассказывает. Слова – ерунда, слова не важны, когда у нас есть такой вечер. Когда у нас есть этот пульсирующий сгусток времени, вырванный с мясом из утробы безумных эпох.
Мы пьем пиво и иногда перекидываемся короткими репликами. Говорить особо не о чем. Девицы не слишком общительные. Петр говорить вообще не любит. Мне сказать нечего. Ситуацию в меру сил и возможностей спасает Артем, но мне видно, что в определенный момент становится скучно и ему. Наслаждаемся тишиной и теплым покоем майского вечера.
Потом девушки уходят. Одна из них, которая Катя, говорит, что дома у нее маленький ребенок и старая мама.
- А муж?
- Объелся груш, - коротко отвечает она, и я понимаю, что тема исчерпана.
- Ну, пока, - прощается с девушками за всех Артем.
- Пока.
- Еще встретимся?
- Все может быть…
Все может быть… Они уходят. Растворяются в тени от домов и деревьев, в струях налетающего с реки ветерка. Все может быть… Или, быть может, все? Все, что когда-либо произойдет, случится, явится миру – все это уже кончено, свершилось и благополучно забыто?.. Мы идем по кругу, повторяясь, натыкаясь на повторы, расшибаясь об них. И разорвать этот круг не представляется возможным…
- Еще пива, господа? – спрашивает Артем.
- Еще одно и домой, - отвечаю я, - иначе я рискую повторить вчерашнюю ошибку...
- Давай так.
И опять мы пьем пиво. В который раз за сегодня? Опять эти повторы…
Я повторяюсь, потому что повторяется сама жизнь. О, этот заколдованный круг! Новое пришествие мертворожденных идей и людей. Все происходит снова и снова, рутинно и буднично; так, словно иначе и быть не может. Удел человечества – это глупые и скучные повторы, в которых он обречен искать смысл. О каком чистом листе может идти тут речь? Все равно вернешься к тому, на чем кончил. Жизнь невозможно начать с чистого листа в силу природы самой жизни.
- Ты когда уезжаешь в Питер? – спрашивает меня Петр.
- Завтра иду в военкомат - закрывать военный билет, может, завтра и уеду.
- Понятно. Надолго?
- Надо с институтом решать, работу искать… надолго видимо.
- Ага. У нас тут работы и вправду нет.
- Хоть что-то точно не изменилось за время моего отсутствия!
Мы смеемся. Смех – это идеальный метод для побега из реальности, лазейка, в которую можно нырнуть на время, забыв обо всем. Говорят, смех продляет жизнь. Смех – это и есть жизнь. Единственная из всех возможных, настоящая.
- Пора домой.
- А пиво?
- По дороге допьем.
- Ладно.
Мы прощаемся с Артемом – он живет в другом районе. Жмем друг другу руки. Он рассказывает анекдот напоследок. Смеемся. Потом расходимся.
Идем по улице молча. Наговорились за сегодня. Я просто наслаждаюсь майским вечером и пустотой в голове. Там нет иллюзий, нет тревог и надежд, пустота – одна обволакивающая и баюкающая пустота. Словно что-то большое и больное покинуло мою голову, оставив взамен себя эту целительную умиротворяющую пустоту. Наверное, это чувство – верный спутник свободы. Ты свободен, когда пуст.
Прощаемся с Петром на лестнице в парадной – он мой сосед, живет на два этажа ниже.
- Ну, давай, старик, удачи тебе, - жмет мою руку Петр.
- Тебе тоже.
- Ага. Если что – звони.
- Обязательно.
Возвращаюсь домой в двенадцатом часу – куда только подевалось время? Вроде, недавно из дома вышел… Встречает мама:
- Нагулялся?
- Вроде того.
- Опять пиво пили?
- Не без этого.
- Лучше бы о будущем думал.
- Я подумал.
- И что?
- Жизнь невозможно начать с чистого листа в силу природы самой жизни
Мама хмурится, потом смягчается.
- Есть будешь?
- Буду.
- Тогда переодевайся и мой руки.
- Не вопрос.
Я ужинаю и смотрю телевизор. Вечерние ток-шоу с приевшимися ведущими, какие-то однообразные фильмы с похожими сюжетами. Родители в комнате смотрят «Дом-2». Это бесконечный телевизионный проект с девизом «Построй свою любовь», где глупенькие провинциальные мальчики и девочки перед камерами корчат некое подобие взаимоотношений. Суррогат чувств. Эрзац реальности. «Дом-2» шел задолго до того, как я ушел в армию, идет и сейчас. Ничего не меняется, все повторяется. Жизнь невозможно начать с чистого листа. Я иду спать.
Чумной танец.
Время останавливается, когда ты входишь в Город Убийц. Все блокпосты пройдены – ты можешь свободно двигаться вглубь лабиринта. Ты – убийца, и ждут тебя на улицах коллеги по ремеслу. Но отступить нельзя – чума идет по следу.
Караваны незрячих и безумных тянутся в город, смерть ступает по их пятам. Спасение там – в городе, если, конечно, вообще возможно спастись среди жрецов смерти, исправно приносящих ей свои жертвы. Но мы несвободны в своем выборе.
