Петр Воробьев - Набла квадрат
– Это Пупихтукак, я узнал его!
Неведомая сила в тот же миг швырнула его в огненную струю, извергаемую самолетом-чужаком. Зловещий пришелец садился на главную полосу аэродрома.
Радужное сияние вокруг его корпуса померкло, и стала отчетливо видна узкая полоса окон, недобро отливавшие огнем знаки, начертанные на скошенных плоскостях в хвостовой части, и многочисленные люки и выступы непонятного назначения. После короткой пробежки самолет остановился. Из люка в приплюснутой части его корпуса вылетел некто в латах и с рогами на шлеме.
Он спустился наземь подле догоравшего трупа Хугагыргына, перевернул его, постоял немного и странной походкой пошел к своему самолету.
Кто-то из добровольцев нарушил возникшую на КП тишину:
– У него не гнутся ноги – так ходят мертвецы.
– К оружию! Стреляйте – он движется к нам! К бою самолет-торпеду!
Несколько человек, выведенных из оцепенения приказами князя, вяло побежали к торпедному ангару. Кукылин не мог понять, явь вокруг него или сон. Он видел, как разрывные пули отскакивали от брони самолета-призрака, как взорвалась торпеда, окончив жизнь монаха-смертника Экетамына. Чужак летел в направлении Кыгмика.
– Ты не должен пропустить его к моему замку. Вызови его на поединок. Если тебе удастся остановить его, я подарю тебе или твоим наследникам сто золотых и ящик лучших мясных консервов. Мальчик мой, ты моя последняя надежда. Полетишь на моем истребителе с автопилотом. Если только уцелеешь, считай, что он тоже твой, – князь вел Кукылина к подземному ангару.
Точно, я не переживу этого дня, а, может быть, и душу свою загублю, но сто золотых! Тоска сменилась в сердце Кукылина уверенностью – он нашел свою судьбу, оставалось только оказаться достойным ее. Но, когда он оставил обитое потертой, но все еще роскошной ворсистой тканью пилотское кресло и подлетел к кабине самолета-призрака, он не нашел в себе сил заглянуть внутрь.
– Идем на поединок! – кричал он, пытаясь побороть пробиравшую до костей дрожь. – Идем!
В наушниках затрещало, затем раздался голос, хриплый, булькающий и гнусавый, такой, что Кукылину почудилось, что в лицо ему пахнуло смрадным дыханием ожившего трупа:
– Идем на поединок!
– Сразимся, как подобает! – сказал Кукылин сопернику, когда тот изготовился к бою.
К счастью, враг был в закрытом шлеме, но все равно выглядел грозно и зловеще, вдвое шире Кукылина в плечах, закованный с ног до головы в черную с красноватым отливом броню, с мечом в левой руке и единственным реактивным пистолетом в правой. На безобразной личине шлема багрово светился щиток забрала, сочленения кирасы с гофрированными манжетами плечевых суставов были утыканы острыми шипами, шипы и крючья торчали на запястьях, над коленями и на сапогах. За плечами рыцаря тьмы со свистом втягивал воздух огромный ранец, на груди и животе топорщился множеством карманов одетый поверх кирасы жилет. Враг прохрипел что-то и сделал угрожающее движение рукой, державшей меч. Кукылин зажег факел своего меча, и, едва битва началась, сразу понял, что обречен. Воин самолета-призрака превосходил его в маневренности и обладал нечеловеческой реакцией. Был момент, когда враг чуть не отрубил ему обе руки, но почему-то отвел меч. Вслед за этим Кукылину тоже удалось нанести добрый удар, от которого соперник не вдруг оправился, но невиданный прием с ударом ногами, обезоруживший Кукылина, определил исход схватки.
– Убивай, мне нечем платить выкуп, – Кукылин указал противнику на меч, отбрасывая ставший бесполезным эфес. Победитель только прохрипел что-то, раскручивая страшную веревку, которая, как живая, тянулась к Кукылину.
Вспомнив предсказания Книги Постыдных Откровений о Пупихтукаке, Кукылин решил покончить с собой, но одумался – его жизнь принадлежала теперь победившему его в честном бою рыцарю, кто бы он ни был. Силы быстро покидали Кукылина вместе с кровью, струившейся из раны на левой руке.
Рыцарь в рогатом шлеме влек его к своему самолету. Открылся люк, и перед Кукылином предстал темный коридор, из которого полезли на него многорукие и многоногие твари, панцири которых отливали металлическим блеском. На стенах и на полу висело и лежало нелюдское оружие, книги в черных переплетах с колдовскими знаками и зловещие амулеты переполняли сундуки. Кукылин увидел, как стена перед ним растворилась в воздухе, и встретился глазами с немигающим прожекторным взглядом усатого, бородатого и мохнатого чудовища, полусидевшего-полулежавшего на серебряном троне, залитом кровью.
Плакали ваши сто золотых, бедные сестрички, подумал Кукылин, теряя сознание. Но рыцарь тьмы больно обхватил его за плечи, и прямо в голове у Кукылина прозвучал голос. Он был лишен тембра и интонации, потому что Кукылин слышал его не ушами. Голос возвестил:
– Мысли твои прочитаны, душа твоя взвешена. Ты достоин свидетельствовать о моем приходе. Вон отсюда.
Кукылина объяло беспамятство.
Когда он очнулся, вокруг было темно. Дул промозглый ветерок, несший запах грибов и плесени. Где-то вдали забрезжили огоньки. Процессия с факелами шла по коридору с каменным полом и низким сводчатым потолком.
Раздавалось тоненькое визгливо-заунывное пение. Фигуры в шествии никак не походили на человеческие, но отличались и от крысиных. Когда шествие приблизилось, Кукылин понял, что это ежики. Передние пять ежиков держали в лапках подушечки из черно-красной ткани в горошек, на которых лежали золотые четвероконечные звездочки. За ними восемь ежиков несли маленький черный гроб с золотой короной на крышке. Затем следовали музыканты, инструменты которых были сделаны из крысиных костей, жил и шкурок, и толпа просто ежиков с факелами. Не обращая на распростертого в нише Кукылин никакого внимания, процессия удалялась. Один из замыкающих шествие повернул головку и прокричал высоким надтреснутым голоском:
– Передай Каяксигвику, что старый Сигвиккаяк умер!
Факелоносцы скрылись за углом, и все скрылось во мраке.
Кукылина мутило, ему хотелось пить. Левая половина тела одеревенела.
Сосредоточившись, он со второй попытки отлепил язык от неба и с шуршанием провел им по потрескавшимся губам, потом, борясь с позывами на рвоту, встал на четвереньки и пополз в сторону, откуда дул ветерок. Через некоторое время впереди послышалось журчание воды. Кукылин почувствовал, что плита под ним переворачивается, и упал в поток. Вода была прохладной и не очень быстрой. Кукылин не рискнул пить, но после недолгой борьбы с собой прополоскал рот и горло. Течение ускорялось, Кукылин почувствовал, что его затягивает водоворот, и одновременно увидел свет. Вода снова вынесла его на поверхность в высоком двусветном чертоге с прорубленными в одной из стен рядами окон. На каменном алтаре стояло заляпанное пометом птиц и летучих мышей огромное, в три человеческих роста, изваяние, изобразавшее страшного зверя, покрытого бородавками, утыканного иглами, толстоногого и толстомордого. У подножия алтаря на груде тряпья расположилась семья кочевников – старик в шапке с ушами, два мужчины и женщина. В нише входа в подалтарную сокровищницу горел костерок, над ним, подвешенный к видавшей виды треноге, висел закопченный таган. Похлебка из крыс, подумал Кукылин, выбираясь из разлома в полу, по дну которого бежала вода. Мужчины заметили его и пошли навстречу, держа наготове гарпуны с железными остриями.
– Доброй еды, охотники, – Кукылин едва смог вспомнить слова приветствия на языке кочевников, но мужчины опустили копья.
– И тебе того же, человече. Кто ты и почему говоришь по-нашему?
– Я рыцарь Кукылин. Мой отец дал приют клану Ыктыгдын на своих землях.
Когда я был мальчишкой, я одно лето кочевал с ними.
– Понятно, почему ты не успел забыть язык! Сами мы клана Акагвырмыртын, меня зови Кыхтывак, моего брата Экетыгук, а старик – наш дядя. А что ты делаешь здесь?
– Моя история такая странная, что я и сам едва могу в нее поверить. Я попал сюда волей мертвецов.
– Воистину ли сам ты живой человек?
Гарпуны снова поднялись, но тут низкорослый горбатый кочевник что-то шепнул своему тонконогому, пузатому и лысому товарищу, говорившему с Кукылином, тот упер гарпун в пол и захихикал, тряся брюхом:
– Цх-цх-цх, у покойников не бывает мурашек на коже! Иди к костру, добрый человек, и раздели с нами все, что имеем.
Спустя некоторый срок Кукылин, накормленный крысятиной и сушеной брюквой, с большим трудом отказался от женщины, которой настойчиво предлагали попользоваться гостеприимные кочевники и, бережно прижимая к груди левую руку, засохшую рану на которой смазали крысиным жиром и перевязали тряпицей, начал, как того требовал обычай, рассказ о своих приключениях. Услышав имя рыцаря, в поединок с которым отважился вступить Кукылин, Экетыгук и Кыхтывак запричитали, обхватив головы руками и раскачиваясь, а старик сорвал с морщинистой, как яйцо ящерицы, головы шапку и закричал неожиданно густым голосом, обнажая розовые беззубые десны.
