Дженни Даунхэм - Ты против меня (You Against Me)

У Майки сердце сжалось. Он схватил Холли за плечи и заставил ее посмотреть на него:

– Слушай, мы уже и так на полчаса опоздали. Если я тебя сейчас поведу, будут проблемы. Они меня отругают, а потом и маму. Забрать тебя некому, и за это нам тоже достанется. А потом они пришлют к нам какую-нибудь тетку вынюхивать, что к чему. Что это значит, не надо объяснять?

Холли кивнула. При мысли о детском приюте глаза у нее расширились от ужаса. Этот прием срабатывал каждый раз.

Вслед за ним она спустилась по ступеням и села на ковер в коридоре. В гостиной орал телевизор. Слава богу, Карин хоть из комнаты нос высунула.

Майки сел на нижнюю ступеньку и стал надевать кроссовки:

– Если мама вернется, пусть мне напишет.

– А она скоро придет?

– Может, и скоро. – Ему удалось не сказать ей правду, но и не соврать.

– А если не придет?

– Тогда можешь весь день смотреть с Карин телевизор. Скажи, что я разрешил половину программ выбрать, идет?

– Сам скажи.

Но ему не хотелось заходить в комнату – вдруг Карин начнет умолять его остаться? Раз он хочет успеть к Сьенне до встречи с Джеко, надо выходить немедленно.

Он чмокнул Холли в макушку:

– Вернусь чуть позже и в магазин забегу. Принесу чего-нибудь вкусненького.

– А что, если ты под автобус попадешь?

– Не попаду.

– Но если все-таки попадешь? – Она смотрела на него серьезными глазами. – Не уходи, пожалуйста.

Но он должен был вырваться. Не может же он и вправду пасти их целыми днями. Он натянул куртку, застегнул молнию и, словно Кинг-Конг, ударил себя в грудь. Обычно Холли смеялась, когда он так делал, но только не сегодня.

Десять

– Все знают: Карин Маккензи – шлюха.

Элли не знала эту девчонку, как и других, что подошли к ней на площадке и встали вокруг группками, тихонько подслушивая.

– Она еще в восьмом классе всем давала, – продолжала девушка. – И потом неделями хвасталась, как все было. А помнишь, что говорили про нее и того парня из колледжа?

Элли кивнула. Карин – лгунья, и в семье у нее одни сумасшедшие. Напилась и переспала с Томом, потом утром передумала. Элли жалела, что не вернулась в школу раньше. Никогда еще она не была так популярна.

– Говорят, у нее крыша поехала, – вмешалась другая девчонка. – Она теперь боится выйти на улицу и стала алкоголичкой.

– Это все из-за угрызений совести, – сказала первая. – Раз уж пришла к парню домой разодетая как шалава, не удивляйся, что он на тебя набросился.

Кое-кто из парней рассмеялся. А один из них хлопнул Элли по спине, будто они старые друзья.

– Так значит, твоего братца по двум статьям привлекли? – спросил он.

– Ээ… о чем ты, не понимаю…

– Ну, ей же всего пятнадцать, так? – Он склонился к ней, лыбясь во весь рот. – Статья за совращение малолетних и за то, что поленился спросить, хочется ей или нет.

Не успела она огрызнуться, чтобы он проваливал, как подошли Ребекка и Люси из ее класса. Люси схватила ее за руку:

– Вернулась!

– Да.

– А мы уж не думали тебя увидеть.

Ее засыпали вопросами: была ли она дома, когда все случилось? правда ли, что утром разговаривала с Карин? сказала ли та ей, что собирается донести копам?

Элли пыталась сохранять спокойствие, но у нее было такое чувство, будто она пробежала несколько лестничных пролетов или у нее вдруг начался приступ астмы. Одно дело слушать, как другие говорят, и совсем другое – когда тебя заставляют припоминать все подробности.

– Мне нельзя это обсуждать, извините. Ребекка, кажется, расстроилась.

– Но мы никому не расскажем!

Элли ухватилась за самый веский предлог:

– Мне в полиции запретили. Люси обняла ее за плечи:

– Но мы же друзья.

Элли огляделась. Какой-то парень помахал ей рукой, когда их взгляды встретились; другой покачал головой, словно был разочарован. Люси закусила губу, отстранилась и проговорила:

– Ну ты и молчунья, Элли Паркер.

Элли, под их усмешки, зашагала прочь. Так вот значит, как чувствуют себя знаменитости – не в силах отличить настоящее от фальшивки, просто улыбаются и не реагируют ни на что.

Чтобы убить время, она прогулялась по площадке, опустив голову и не отводя глаз от своих туфель, отмеряя шаги. Скоро все кончится, прозвенит звонок, и она пойдет в класс, где будут учителя и задания. А через несколько дней главным предметом сплетен станет кто-то другой. Просто надо пережить эти дни.

Но когда раздался звонок, оказалось, что не так уж просто пробиться к дверям класса. Какой-то парень тронул ее за рукав и прошептал:

– Твой братец – педофил.

Еще один спросил, как дела у Тома, и, когда Элли ответила «хорошо», огрызнулся:

– А жаль.

А потом к ней подошли три девчонки, которые раньше никогда даже не смотрели в ее сторону.

– И как у Тома дела? – спросили они наперебой, изобразив тревогу и озабоченность, как будто были его тремя женами.

– Ммм… хорошо, спасибо.

– Скажи, что мы за него кулачки держим. Что Лили, Элис и Кейтлин передавали привет.

– Хорошо, спасибо. Передам обязательно.

Когда она вошла в класс, повисла напряженная тишина; все взгляды обратились к ней, пока она пробиралась на свое место. Конор Локхед, местный хулиган, подошел и сел на край ее парты.

– Эй, – сказал он, – а правда, что твой братец изнасиловал девчонку?

Элли села, не обращая на него внимания.

– Он в тюряге, что ли? – не унимался Конор.

– Нет.

– Так значит, не насиловал?

– Нет.

– Он в колледж вернулся?

– Пока не разрешили. Конор, кажется, не понял.

– Ты же вроде сказала, он не виноват.

– Не виноват. Послушай, мне нельзя говорить на эту тему.

Она достала бумагу и ручку и уставилась на пустой лист. Нарисовала дерево, на ветках которого росло множество голов, оскаливших зубастые пасти. Ей хотелось, чтобы у нее был друг, чтобы кто-то сейчас сидел рядом и охранял ее.

Вошел мистер Донал, кашлянул и, завидев Элли, улыбнулся:

– С возвращением.

И все. В руках у него была стопка тестов; он быстро раздал их, и вскоре они были уже заняты подбором решений. Великолепный план. Полная тишина. Никаких разговоров. Ни пошевелиться, ни встать, ни выйти в туалет; никто не пройдет мимо и не толкнет ее локтем в спину. Но идиллия длилась всего пятнадцать минут, а потом прозвенел звонок на первую перемену.

На математике первым к ней подошел Дэнни, шести футов росту, единственный парень, с которым она целовалась. Он пригласил ее на последний танец на рождественской вечеринке, а с тех пор они не разговаривали. Она краснела каждый раз, когда видела его, и сегодняшний день не был исключением.

– Слышал про твоего брата, – сказал Дэнни. – Мне жаль.

Спасибо.

Суд уже назначили? Она покачала головой, зная, что выглядит угрюмой букой, но у нее ни слова выдавить не получалось, она едва могла взглянуть ему в лицо. Не так она представляла себе их следующий разговор.

– Что ж, удачи вам.

Он ушел, но эстафета продолжалась: не успела даже краска сойти с ее лица, как палочку подхватила подруга Карин.

– Вся школа только о тебе и гудит, – протянула она.

– Обо мне или брате?

– Ну, поскольку его здесь нет, значит, остаешься ты.

Элли уставилась в учебник по математике, моля учителя поторопиться, и попыталась отвечать как можно более односложно.

Девчонка тем временем склонилась к ней:

– Карин никого не хочет видеть. Заперлась в квартире и не выходит на улицу. Ты это своему братцу передай.

– Мне запретили говорить на эту тему. Но девушка как будто не слышала ее слов:

– Мы ей посылаем сообщения, но она не хочет с нами встречаться. Ни с кем. Даже со Стейси.

– Извини, но мне нечего сказать.

– Неужели тебе не стыдно? Элли бросило в жар.

– С какой стати мне должно быть стыдно?

– Ну, знаешь, если бы я была единственным человеком в доме, когда рядом кого-то насиловали, то меня бы совесть загрызла!

У нее как гора с плеч рухнула, когда вошел мистер Фэриш и наконец начался урок. В тетради Элли записывала формулы, но в голове пыталась воссоздать последовательность событий, словно раскладывая фотографии в хронологическом порядке. Вот Том приводит к ним домой Карин, Стейси и троих приятелей. Субботний вечер, родителей нет дома. Элли поднимается наверх. Чуть позже выглядывает в окно и видит Тома и Карин – они обнимаются. Еще позже целуются на лестнице у двери в ее комнату. Рука Тома ползет по спине Карин. Та поднимает ножку, обутую в туфлю на каблуке, и прижимается к нему плотнее.

Никто не знал о том, что Элли видела этот поцелуй, ни одна душа в мире. Если Тому нравилась Карин, а он нравился ей, зачем ему обижать ее? Зачем брать то, что она готова была отдать и так?

За математикой шел английский – последний урок перед большой переменой. Одноклассники или настойчиво задавали вопросы, или сидели молча и сверлили ее взглядами. Может, когда все наконец насмотрятся на нее и определятся со своим отношением, все вернется на круги своя и они и дальше будут вести себя так, как раньше, то есть не замечать ее в упор?