Брет Эллис - Гламорама
— Ты встречался с ним на матче «Никс».[21]
— Боже мой, конечно — новый тип мужчины-беспризорника, недокормленного, со сбившимися в колтун волосами, вид как у постоянного пациента наркологической клиники, — я тут же осекаюсь и бросаю нервный взгляд на Хлое, но затем нахожу изящное завершение фразы. — Эстетика гранджа нанесла непоправимый ущерб облику американского мужчины, зайка. Невольно вспомнишь с тоской восьмидесятые годы.
— Только ты способен брякнуть такое, Виктор!
— Тем не менее я уже обращал внимание, что на матчах «Никс» ты постоянно флиртуешь с Джон Джоном.
— Можно подумать, ты не бросил бы меня, подвернись тебе случай переметнуться к Дэрил Ханне.
— Солнышко, если бы я искал рекламы, я бы переметнулся к Джон Джону. — Я замолкаю на мгновение, облизываю губы, гляжу в потолок и роняю: — А что, гм, как ты думаешь… такое в принципе возможно?
Она отвечает мне выразительным взглядом.
Я обнимаю ее со словами: «Иди сюда, зайка!» — и целую опять. Моя щека становится влажной, потому что волосы Хлое всегда влажны от кокосового масла.
— Зайка, почему у тебя всегда волосы мокрые?
Люди с видеокамерами с Fashion TV снуют повсюду, и я вынужден попросить Клифа передать Эрику, чтобы он принял все меры, дабы они не оказались поблизости от Хлое. Музыка М People перетекает в какую-то песню Элвиса Костелло среднего периода, которая постепенно превращается в нечто из последнего альбома Better Than Ezra. Я заказываю порцию малинового шербета и пытаюсь развеселить Хлое, мурлыкая на мотив Принца: «Она ест малиновый шербет… типа того, что делают в „ Bowery Bar “…» Но Хлое угрюмо смотрит на свою тарелку.
— Дорогая, это всего лишь сельдерей. В чем дело?
— Я на ногах с пяти утра, и мне хочется плакать.
— Эй, а как же званый обед в «Fashion Cafй»?
— Я сидела и смотрела, как Джеймс Трумэн ест гигантский трюфель, и от этого мне стало совсем не по себе.
— Потому что… тебе тоже хотелось трюфель?
— Нет, Виктор! Боже мой, ты совсем ничего не понимаешь!
— Господи, я тебя умоляю! Чего ты от меня ждешь? Чтобы я уехал на год во Флоренцию изучать поэзию эпохи Возрождения? В то время как ты удаляешь волосы с ног воском в салоне Elizabeth Arden десять раз в месяц?
— И это говорит мне тот, кто корпит над планом рассадки гостей за столами?
— Зайка, зайка, зайка, — ною я, закуривая косяк, — мой диджей пропал, а завтра — открытие клуба, к тому же у меня завтра фотосессия, гребаный показ и еще обед с отцом. — Пауза. — Блин, про репетицию группы забыл.
— Как твой отец поживает? — спрашивает она без особого интереса.
— Коварный план, — бормочу я, — двигатель сюжета.
Пегги Сигал проходит мимо, вся в тафте с головы до ног, и я ныряю под стол, где кладу голову на колени Хлое и, глядя ей прямо в глаза, затягиваюсь изо всех сил марихуаной.
— Пегги хочет быть моим пиар-агентом, — объясняю я, возвращаясь на место.
Хлое молча смотрит на меня.
— Ну-у-у, ладно, — продолжаю я. — Итак, Джеймс Трумэн ест гигантский трюфель? На обед? Материал для «Entertainment Tonight» — валяй дальше.
— Это было так круто, что я съела, — послышалось мне.
— И что ты съела? — бормочу я безразлично, махнув рукой Фредерике, которая надувает губки и косит глазами, словно я младенец или очень большая кукла.
— Я не ела, Виктор, болело. О Боже, ты меня никогда не слушаешь!
— Я пошутил, зайка. Это шутка. Я всегда внимательно тебя слушаю. — Она смотрит на меня, ожидая продолжения. — Итак, у тебя болела нога и — я все правильно понял? — Она продолжает смотреть на меня. — Ну, ладно, ладно, не сердись, реальность постоянно ускользает от меня… — Я затягиваюсь еще раз, нервно поглядывая на нее. — Ита-а-к, ты завтра снимаешься, гм, для ролика. А что это за ролик? — Пауза. — Ну, ты, типа, голая в нем будешь или как? — Пауза, еще одна затяжка, затем я выпускаю дым, склонив голову набок, чтобы он не попал ей в глаза. — Ну, что там за дела? — Она продолжает молча смотреть на меня. — Ну, так как — голая или… эээ… нет?
— Зачем тебе это? — спрашивает она отрывисто. — Какая разница?
— Зайка, зайка, зайка. В последний раз, когда ты снималась, ты танцевала на крыше автомобиля в одном бюстгальтере. Зайка, зайка, зайка… — Я горестно качаю головой. — Я мечусь в холодном поту от тревоги.
— Виктор, сколько раз ты снимался в рекламе плавок? А еще тебя снимали для этой эротической книги Мадонны. Господи, да ты был в той самой рекламе Versace, где — я не ошибаюсь? — вроде бы просматривалась твоя лобковая растительность?
— Да, но Мадонна не включила мои снимки в книгу — и, скажем, слава богу. К тому же существует огромная разница между моей лобковой растительностью — которая, кстати, была высветлена — и твоими сиськами, зайка. О Боже, я тебя умоляю, забудь этот разговор, я не понимаю, к чему ты все это вспомнила…
— Это называется политикой двойного стандарта, Виктор.
— Двойного стандарта? — Я затягиваюсь еще раз, уже не смакуя, и говорю, немного подобрев: — По крайней мере я не снимался для «Piaygirl».
— С чем тебя и поздравляю. Но не из-за меня, а из-за твоего отца. Так что не лицемерь.
— А мне нравится лицемерить.
И я пожимаю плечами с завидной непринужденностью.
— Все это очень мило для семилетнего мальчишки, но ты на двадцать лет старше — иначе как задержкой в развитии это уже не назовешь.
— Дорогая, у меня просто кризис. Диджей Мика исчезла, завтра у меня адский денек, с «Коматозниками 2» — сплошная муть и туман — кто знает, какого хрена здесь вообще происходит. Билл принимает меня за какого-то Дагби, а ты же знаешь, сколько времени я, блин, убил, чтобы привести этот сценарий в приличный вид…
— А как дела с рекламой картофельных чипсов?
— Зайка, зайка, зайка… Прыгать по пляжу, затем положить в рот «Pringle», а затем изобразить восторг — и все почему? — да потому что, он, блин, он с пряностями? Нет, солнышко. — И мой стон наполняет кабинку. — Кстати, у тебя нет визина?
— Это работа, Виктор, — отвечает Хлое. — Это деньги.
— Я вообще думаю, что я сделал большую ошибку, подписавшись с СМ. Помнишь жуткую историю, которую ты мне рассказывала про Майка Овица?
— Какую еще жуткую историю?
— Помнишь, тебя пригласили встретиться со всеми этими важными шишками из СМ вроде Боба Букмена и Джея Махони на просмотре в зале на бульваре Уилшир; фильм оказался новенькой копией «Тора! Тора! Тора!»[22], и все время просмотра они смеялись! Ты что, не помнишь, как ты мне это рассказывала?
— Ах, Виктор, — вздыхает Хлое, которая даже не слушает меня. — Я была позавчера с Лорен в Сохо, и мы обедали в «Zoe», и тут кто-то подошел ко мне и сказал: «Ой, вы так похожи на Хлое Бирнс!»
— А ты ему в ответ: «Да как вы смеете?» — спрашиваю я, глядя на нее украдкой.
— А я сказала: «Да? Правда?»
— Похоже, позавчера у тебя был, эээ, не очень насыщенный день, — поперхнувшись дымом, я хватаюсь за шампанское. — А кто эта Лорен?
— Виктор, ты совсем меня не слушаешь.
— Не надо, солнышко, брось! Когда ты была молода, и твое сердце было открыто, ты говорила: «Живи и давай жить другим». — Я замолкаю, еще раз затягиваюсь косяком и продолжаю. — Ты же помнишь еще? Ты же помнишь еще? Ты же помнишь еще?[23]
Я снова кашляю, изо рта у меня идет дым.
— Ты разговариваешь не со мной, — говорит Хлое сурово, пожалуй, вкладывая в эту фразу слишком много чувства. — Смотришь-то ты на меня, но разговариваешь не со мной.
— Зайка, я твой самый большой фанат, — говорю я, — и я утверждаю это, находясь практически в здравом уме и трезвой памяти.
— Смотри-ка, заговорил совсем как взрослый!
Новые Девочки Дня пропархивают мимо нашей кабинки, нервно посматривая на Хлое, — одна из них ест на ходу палочку с фиолетовой сахарной ватой, направляясь приплясывать перед входом в туалет. Я замечаю, что у Хлое на лице такое выражение, словно она случайно выпила какую-то гадость или съела несвежее сашими.
— Не надо, солнышко, брось! Ты что, хочешь закончить жизнь на овечьей ферме в Австралии и доить гребаных динго? Провести остаток своих дней в Интернете, отвечая на электронную почту? Я тебя умоляю! Воспрянь духом!
Длинная пауза, а затем:
— Доить… динго?
— Большинство этих девушек закончили не больше восьми классов.
— Ты учился в Кэмдене, а что толку?
Люди останавливаются возле нас, выпрашивают приглашения на открытие клуба, которые я неохотно раздаю, говорят мне, что видели мою личность на прошлой неделе в Майами в баре «Marlin», в офисе «Elite» на первом этаже отеля, в «Strand»; к тому времени, когда Майкл Берген заявляет мне, что мы вместе пили латте со льдом на фотосессии Брюса Вебера и Ральфа Лорена на Ки-Бискейн[24], я уже слишком устал отрицать, что меня не было в Майами на прошлые выходные, поэтому я спрашиваю Майкла, понравился ли ему латте, а он отвечает, что так себе, после чего в комнате становится заметно прохладнее. Хлое, погруженная в собственные мысли, безропотно пьет шампанское. Патрик Бейтман, пришедший в сопровождении толпы пиар-агентов и трех сыновей известного кинопродюсера, подходит ко мне, пожимает мне руку, рассматривает Хлое, спрашивает, как продвигаются дела с клубом, будет ли завтра открытие, говорит, что Дамьен пригласил его, вручает мне сигару, а я изучаю странные пятна на лацканах его пиджака Armani, который стоит столько же, сколько хороший автомобиль.
