Чарльз Буковски - Записки старого козла
но скоро мы получим доклады от комиссий психоаналитиков, которые, как и комиссии по бедности, твердящие нам, что есть голодающие низы, будут убеждать нас, что, оказывается, есть и голодающие верхи, а потом все забудется до следующего, слегка эмоционального убийства или городских беспорядков, и тогда они снова будут собираться и излагать свои бестолковые экспертные заключения, потирая ручонки и исчезая, как говно в унитазе, ведь действительно, все это волнует их только до тех пор, пока не уляжется волна, и эти ничтожные психоаналитики, козыряя волшебными знаниями, морочат нас своим словоблудием, утверждая, что поскольку у вашей мамаши была косолапость, папаша ваш бухал, а в трехлетнем возрасте вам в рот накакал цыпленок, постольку вы и есть гомосексуалист или оператор штамповочного пресса, все, кроме правды, а правда в том, что есть люди, которых не устраивает, как эта жизнь протекает, и что неплохо было бы ее усовершенствовать, но нет, эти мозгоправы с их механическими побрякушками, которые со временем окажутся абсолютными фальшивками, будут продолжать твердить нам, что мы совершенно безумны и за это им надо хорошо платить, мы просто неправильно это воспринимаем, помните такие песенки?
ах, какой счастливчик я,
прожигаю жизнь почем зря,
потому что у меня
карман полон грез.
это все моя страна,
даже пусть и без гроша,
потому что у меня
карман полон грез.
Или так:
нет уж денег на счету,
и к друзьям уж не иду.
что же делать,
как же быть,
лучше свет я погашу
и во сне себя спрошу.
чего они нам не скажут, это что наших психопатов и наших убийц породил наш нынешний образ жизни, наш старый добрый чисто американский способ жить и умирать, черт, да то, что мы еще не поголовно выплескиваем свое помешательство наружу, это просто чудо! а раз прежде разговор шел совершенно серьезный, давайте закончим беседу о безумии дискотекой, как-то я был в Санта-Фе и разговаривал, ну, вернее, выпивал со своим приятелем, который слыл весьма известным психоаналитиком, и вот в середине очередной нашей пьянки я спросил его:
— Джин, скажи мне, я псих? давай, дружище, колись, я готов ко всему.
он допил свой стакан, поставил на столик и ответил:
— сперва ты должен мне заплатить.
тут-то я и понял, что по крайней мере один из нас уж точно псих, губернатора Рейгана и спортивных журналистов с нами не было, и второй Кеннеди был еще жив. но меня посетило какое-то странное чувство, я сидел, пил и ощущал, что не так все хорошо, что все плохо и будет плохо как минимум еще пару тысячелетий.
итак, мой друг в армейском камуфляже, теперь слово за тобой.
— хана, — сказал Андерсон, — мертвечина победила.
— мертвечина победила, победила, победила, — повторил Мосс.
— а кто в бейсболе победил? — спросил Андерсон.
— понятия не имею.
Мосс подошел к окну, выглядел проходившего мимо американца мужского пола.
— эй, кто там выиграл в бейсболе? — заорал Мосс, высунувшись из окна.
— «Пираты», три — два, — ответил американец.
— ты слышал, нет? — обратился Мосс к Андерсону.
— ага. «Пираты», три — два. мне интересно, кто победил в девятом заезде?
— это я знаю, — отмахнулся Мосс — Космонавт Второй, семь к одному.
— а кто наездник?
— Гарза.
оба присосались к своему пиву, они еще недостаточно окосели.
— мертвечина победила, — проронил Андерсон, отдышавшись.
— сказал бы чего новенького, — отозвался Мосс.
— пожалуйста: если в ближайшее время я не дорвусь до свежей пиздятинки, то совсем с катушек съеду.
— за пиздятину всегда приходится дорого платить, лучше забудь.
— знаю, но забыть не могу, уже начинает сниться полный бредос. будто я кур ебу в жопу.
— кур? как же их можно ебать?
— не знаю, во сне получается.
они снова переключились на пиво, два давних друга, обоим за тридцать, у обоих отупляющие работы. Андерсон был женат, но потом развелся, двое детей остались с матерью. Мосс женился дважды и дважды разводился, тоже наплодил безотцовщину, дело происходило субботним вечером у Мосса на квартире.
Андерсон швырнул опустевшую бутылку по длинной дуге, она угодила в огромную мусорную корзину, заполненную пустой пивной тарой.
— ты знаешь, — заговорил он, — некоторые мужики просто не уживаются с бабами, у меня никогда с ними не ладилось, сплошняком тоска зеленая, а когда заканчивается, меня как будто во все щели выебли.
— ты что, пытаешься шутить?
— да ты знаешь, о чем я: это все надираловка. трусы на полу, недоотстиранные от летнего поноса, она шагает в ванную победной поступью, а ты валяешься на кровати, как расползшаяся квашня, таращишься в потолоки думаешь: что вся эта хренотень значит? и потом остаток вечера слушаешь ее пустопорожнюю трескотню… а ведь у меня еще есть дочь, м-да, слышь, я, наверное, ханжа или педик, ну, или что-то в этом роде, как думаешь?
— да нет, брат, я понимаю, о чем ты. мне тут припомнился один случай, как-то приятель сосватал мне бабенку, ну я и завалил к ней с пинтой и с порога отстегнул еще десятку, мы неплохо покувыркались, я не рассчитывал там на всякие духовную близость, родство душ и тэ дэ и тэ пэ. просто опростал яйца, расслабился, лежу, таращусь в потолок, жду, когда она в ванную свалит, а она пошарила под диваном, вытянула оттуда какую-то ветошь и протягивает мне, чтобы я подтерся, значит, меня чуть не вывернуло наизнанку, эта чертова тряпка аж задубела вся. но я отыграл как профи, отыскал мягкое местечко и подтерся, знаешь, пришлось изрядно постараться, чтобы отыскать свободный пятачок на той тряпице, а она потом спокойно подтерлась этой же ветошью, я тут же свалил без оглядки, так что если ты хочешь назвать это ханжеством, валяй — я ханжа.
некоторое время они сидели молча, попивая пиво.
— но не надо впадать в крайности, — заговорил Мосс.
— мм?
— встречаются и хорошие женщины.
— МММ…
— да, понимаешь, тогда все идет правильно, у меня была одна такая подружка, боже, это было как в раю. никаких покушений на твою душу и всякое такое прочее.
— ну и что же случилось?
— она умерла совсем молодой.
— хреново.
— хреново, да. я чуть до смерти тогда не упился, они снова обратились к своим бутылкам.
— как это получается? — спросил Андерсон.
— получается — что?
— что мы с тобой соглашаемся почти во всем?
— так мы же как-никак друзья, я надеюсь, дружба — это и есть совпадение предрассудков.
— Мосс и Андерсон, команда, нам бы на Бродвей.
— зал будет пуст.
— да уж.
(молчание, молчание, молчание.) затем:
— пиво становится все больше похоже на мочу.
— ага… Гарза… я с Гарзой никогда не выигрывал.
— у него невысокие ставки.
— но теперь, когда Гонсалес больше не начинающий жокей и лишился льгот, может, Гарзе и дадут лошадей получше.
— Гонсалес… у него кишка тонка, плоховато в повороты вписывается.
— да, но он зарабатывает больше, чем мы с тобой.
— ну, это неудивительно.
— да уж конечно.
Мосс бросил пивную бутылку в мусорку и промахнулся.
— я никогда не был спортсменом, — пояснил он. — господи, в школе, когда собирали команду, меня брали предпоследним, кроме меня оставался только самый последний кретин. Винчелл — так его звали.
— е-мое, и что же стало с этим Винчеллом?
— теперь президент сталепрокатной компании.
— бог ты мой!
— хочешь узнать про остальных?
— валяй.
— отличник и герой, Гарри Дженкинс, сидит в Сан-Квентине.
— блин! кого же сажают — тех или не тех?
— да всех: и тех, и не тех.
— вот ты побывал за решеткой, как там?
— да как и везде.
— в каком смысле?
— ну, в смысле, такой же социум со всеми его прибамбасами. там все делятся по своему ремеслу, аферисты никогда не будут якшаться с угонщиками, угонщики с насильниками, а насильники с шишкотрясами. и вертикаль выстраивается по принципу — кто за что сел. вот, например, производитель порнухи стоит куда выше, чем, скажем, совратитель малолеток.
— ну а ты по какому принципу их делил?
— да по тому же — кто за что сел.
— ну хорошо, а в чем разница между парнем, владеющим огромным домом, и первым встречным на улице?
— парень с огромным домом — такой же лузер, только он хотя бы попытался.
— ладно, ты победил, мне нужна баба. Мосс отлучился к холодильнику, принес еще пару бутылок пива, откупорил их и сказал:
— баба, шлюха, пиздятина… какой-то базар пятнадцатилетних щеглов, я что-то совсем уже отгорел, не могу больше вникать во всякие там тонкости и деликатности, а некоторые мужики умеют от природы, знаешь, мне постоянно вспоминается Джимми Давенпорт. блядь, это было такое самовлюбленное говно и ничтожество, но бабы сходили по нему с ума. отвратительное и мерзкое существо, после того как выебет очередную дуру, он делал вид, что идет в ванную, а сам заглядывал в холодильник и давай ссать во что попало — в миску с салатом, в пакет с молоком, он считал, что это очень смешно, затем появлялась она, присаживалась рядышком, и ее глаза просто вылезали из орбит от любви к этому ублюдку, однажды Джимми привел меня к своей подружке домой и показал, как он это проделывает, все хотел сдружиться со мной, поэтому и открылся, иногда, кстати, и мне перепадало, с тех пор я усвоил, что большинство красивых баб всегда выбирают самых отвратных мудаков и очевидных фальшивок, или я просто завидую им и мое мнение предвзято?
