М. Раскин - Маленький нью-йоркский ублюдок
— Проблема в учебе? — спросил он. — Или в матери? Или в чем?
— Да нет, проблема в другом. Оглядись вокруг, Джек, посмотри на этот город. Смотри, любой человек в здравом уме давно бы свалил отсюда. Понять не могу, почему люди со всего мира сюда стремятся. Не врубаюсь. Вот, поеду в Иллинойс, прочувствую вкус Среднего Запада, сниму квартирку над аптекой, меня наконец оставят в покое. Я устал чувствовать, что в сутках не хватает часов, чтобы заняться чем-то продуктивным, понимаешь? Устал я от этого. Устал от козлов, добивающихся власти, ото всех этих надутых лонг-айлендцев, которые прутся сюда и ведут себя так, будто их мерседесы и слюнявые взаимоотношения — единственно важная вещь в мире. Просто не выношу этих людей. Пошли они. Поищу себе место получше.
Я надеялся, Джек врубится в эту тему. Но в то же время, будучи реалистом, осознавал, что поймет он ее по-своему. Как я уже говорил — у Джека была занятная система.
— Это-то ясно, но вот что я тебе хочу сказать, — проговорил он, переставляя местами соль и перец. — Как же тебе это объяснить?
Джек был самым образованным человеком на свете. Не могу сказать с уверенностью, закончил ли он школу, но человек был умнейший. Людей он читал как с ладони, здравого смысла у него было хоть отбавляй, чего в наши дни у остальных, к сожалению, не наблюдается.
Ну вот, он демонстрировал мне солонку с перечницей и думал, что бы мне такого сказать.
— Тебе нужен стержень, Майк, понимаешь? Видишь вот это? — он указал на солонку. — Допустим, это фундамент, понимаешь? Прежде, чем начать строить, ты должен найти себе прочный фундамент. — Затем он поставил на солонку перечницу. — А сейчас фундамент у тебя шаткий. На шаткой основе ничего не построишь, поверь мне, Майк. Ты должен выяснить, что тебя беспокоит на самом деле — на самом деле, слышишь? Просто поверь, я врать не стану. Я уже говорил, ты мне как сын. И я тебе говорю, незачем тебе на этот Средний Запад, тебе туда не нужно. Это место не для тебя, поверь.
— Я понимаю, о чем ты, клянусь Богом, что понимаю, и очень люблю тебя за это, но мне необходимо выбраться отсюда. Я тут с ума сойду, если останусь. Сойду с ума, точно тебе говорю. Тут нечем вдохновляться, дышать нечем совсем.
— Майк, я не пытаюсь тебя достать, поверь, дело совсем не в этом.
— Знаю, Джек, знаю.
И тут вошла мама. Наверное, был уже час дня. Она села за наш столик, и началась массированная атака с обоих флангов. Мне было уже наплевать. Да, Джек во многом был прав и все такое, но я твердо решил уехать и обратно не возвращаться. Естественно, когда за столом стало нас уже трое, Джек спелся с моей матерью по всем пунктам и оба набросились на меня. Но я не раскрывал рта. Мне больше не хотелось вдаваться в объяснения. Я решил попросту забить. На мое решение уехать ничье мнение повлиять уже не могло.
Вскоре подали наш заказ, мы сидели там, как идиоты, и ели, как свиньи. Даже не разговаривали. Просто каждый ел свой отвратительный ланч и чувствовал полный неудобняк. Ненавижу такие ситуации. Поэтому и не люблю есть в компании. Куда лучше поесть в одиночестве.
Через полчаса маме уже пора было ехать. Возвращаться на работу к двум. Она настоятельно просила меня подумать, пожалуйста, что будет разумнее, и сказала, мол, встретимся вечером. Потом встала и ушла. После ее ухода мне уже не хотелось сидеть в этом загаженном месте с тараканами и мышами, я подал Джеку знак, что пора. Отъезжая, я на прощанье с достоинством продемонстрировал средний палец бульвару Киссена из окна джипа.
Джек подбросил меня до дома. Ах, старая добрая Шестьдесят восьмая аллея! Когда мы остановились, я не знал, что сказать. Прощание определенно не мой конек. По мне, так лучше всего уйти по-английски, а потом прислать письмо уже с нового места. Так проще, по-моему.
— Ну, — выдавил я, когда мы подкатили к двери.
Джек повернулся и пристально посмотрел на меня сквозь очки.
— Послушай, — сказал он, — ты взрослый парень и знаешь, что делаешь, я тебя целиком поддерживаю. Поверь. Но пообещай мне кое-что — если там у тебя не заладится, ты притащишь свою задницу обратно.
Я пообещал.
— Будь там поосторожней, слышишь? Не теряй самообладания, понимаешь? Смотри мне не попади там в беду.
— Слушай, спасибо тебе, что ты, типа, был рядом все эти годы. Я не часто это говорю, знаю, но спасибо тебе, друг, — произнес я, чувствуя комок на подступах к горлу.
Он замахал на меня рукой, как бы говоря: да брось ты. Но от того, что он сделал после, у меня вообще крышу снесло. Он повернулся на водительском сиденье и вдруг обнял меня. Прямо задушил. Джек был просто гигант. Не толстый или вроде того, а гигантский. Он всю жизнь проработал на стройке. И выглядел, как здоровенный итальянский киллер. В общем, он меня обнял, поцеловал в голову, приведя в беспорядок и без того взлохмаченные волосы, и сказал: «Веди себя там хорошо. Помни — я всегда тебя люблю. Не забывай о нас, слышишь?»
Я сказал, что его чувства взаимны, но говорил я с трудом. Ненавижу прощаться. Эти моменты — хуже некуда.
— Слыш, я позвоню тебе с дороги, о’кей? Обещаю, — добавил я.
— Ладно. Хорошо. Только помни о том, что я тебе сказал. Возвращайся, если дурь в голове не перестанет тебя мучить. А не вернешься, так я сам тебя разыщу и надеру задницу!
Я засмеялся: «Договорились, Джек, — сказал я. — Договорились, увидимся». Я пожал ему руку и вылез из джипа.
Пока шел к двери, совсем распсиховался. Старался не обернуться. Оборачиваться в таких ситуациях смерти подобно, короче, лучше этого не делать. Его машина еще не отъехала, я слышал позади звук ее мотора. Его давно пора было отрегулировать. И только открывая дверь, услышал: «Ну счастливо тебе, Майк». Я повернулся и увидел уже отъезжающего Джека, который махал мне рукой. Я изобразил пальцами «V», но не уверен, что он это заметил. Увидел, как его джип скрылся за поворотом, на этом все и закончилось. И с этого момента началось мое официальное исчезновение.
5
В нашей квартире днем всегда очень тихо. Все соседи на работе, разве только донесется звук газонокосилки или мусоровоза, за рулем которого сидит низкооплачиваемый работник. Да время от времени какой-нибудь недоразвитый студент колледжа поставит машину на улице, оглушая округу последним идиотским хитом. Но в остальное время там довольно тихо. И очень светло. Иногда это доставало. Даже в сумрачные дни у нас в доме все равно было светло. Может, это звучит и нелогично, но это из-за цвета стен. Стены окрашены в отвратительный персиковый, а потолки в белый. Это мама постаралась. Я лично терпеть этого не мог. Ненавижу искусственную яркость.
Моя комната была единственной более-менее пригодной для жилья. Там был страшный бардак и слой пыли повсюду, одежда разбросана и везде раскиданы бумажки, но я считаю, что в этом ее особая прелесть. Я точно знал, где лежит каждая вещь. Большинство людей не могло зайти ко мне, обо что-нибудь не споткнувшись, но я знал место каждой бумажки. Уникальная система.
Я весь день просидел в своей хаотической комнате, не выходя в неестественно освещенную гостиную. Рюкзак стоял на лестнице, машина — в гараже. Будильник установлен на 2–40 ночи. Время было выбрано как нельзя лучше. Мне не хотелось, чтобы соседи совали свои морды в машину, интересуясь, куда это я собрался.
Мама пришла как всегда в шесть. Я услышал, как она хлопнула дверью и поднялась по ступенькам. Если серьезно, мне уже было не до споров. Энергия иссякла. К тому же надоело повторяться снова и снова. Так что я пока не стал выходить из комнаты. Света не включал, хоть за окном становилось все темнее. Коротал время, глядя, как на потолке загораются и гаснут мерцающие в темноте звездочки. Правда, они плохо работали, как и все в нашем доме. Эти звездочки висели у меня на потолке еще с тех пор, как я пошел в десятый класс. Большая часть висела как попало, но несколько штук я соединил в свое имя. Хотелось, чтобы они мне напоминали, что где-то глубоко внутри меня ярким светом горит звездочка. Шутка. Хотя в четвертом классе одна учительница так мне и сказала. «Майкл Р., — говорила она, — помни, что ты обладаешь даром, даже если никто не знает или не хочет этого признавать. Внутри тебя горит и мерцает звездочка, и однажды она засветится твоим именем. Поверь мне». Звали ее мисс Гринберг, и ее слова до сих пор заставляют меня улыбаться. Так меня вдохновили составить из звездочек свое имя. Жалко, конечно, что половина из них мигала, потому что они были какие-то бракованные, но что поделаешь? И каждую ночь с тех пор, как появились эти звезды, я смотрел, как мое имя загорается и постепенно гаснет, а к моменту, когда полностью исчезает, — я уже засыпал. И так — каждую ночь. Если у вас на потолке еще нет светящихся в темноте звездочек, настоятельно рекомендую обзавестись. Стоят всего-то пару баксов, и даже если попадутся неисправные — все равно приятно смотреть.
