Юрий Рытхеу - Вэкэт и Агнес
Вэкэт долго смотрел ему вслед, восхищаясь его выносливостью и таким ясным отношением к жизни, что даже становилось немного завидно.
Вэкэт обошел стадо. Оно паслось кучно, не растекалось по тундре: время было еще утреннее, солнце грело не так сильно, и олени не искали ни тени, ни воды. Самая трудная работа начнется после полудня, когда стадо устремится на водопой. Тогда надо смотреть в оба, чтобы какой-нибудь молодой, неопытный самец не откололся и не ушел в сторону. Вэкэт вспоминал полузабытые заветы и правила пастьбы оленей.
Он сидел на том самом пригорке, где провели ночь Выргыргын и Чейвун, и смотрел на колышущееся, серое, живое покрывало тундры — оленье стадо… Так Роман Вэкэт начал свою вторую жизнь в тундре.
7
С моря потянуло ветерком. Мороз обжигал лицо, и на нарте приходилось сидеть чуть боком, лицом к скалистому берегу. Вершины сугробов задымились. Но небо еще ясно, и ничего не предвещало перемены погоды. А этот ветер, наверное, отголосок бури, которая разломала лед и погнала ледовый вал к берегу.
Нижняя половина неба покрылась молочной пеленой, заходящее солнце оперлось широкими лучами на замороженный край земли. Скрип полозьев становился громче — снег уже больше не смачивался подтаявшей водой, и нарта шла словно по сухой золе или мелкому песку. Останавливаться не хотелось, но другого выхода не было: надо навести лед на полозья, иначе обессиленные собаки совсем выдохнутся.
Термос с водой приторочен к сиденью так, чтобы его не искать и не развязывать остальной груз. Вэкэт негромким возгласом остановил упряжку и опрокинул нарту на один бок. Быстро нанес лед на один полоз, подождал, пока белая пелена не стала прозрачным льдом, а потом принялся за второй. Вода схватывалась быстро, и лоскут медвежьей шкуры, с помощью которой Вэкэт наносил слой льда, пришлось не сушить на снегу, а выколачивать об остол.
Солнце медленно опускалось за горизонт. Синева сгущалась, рождаясь в складках снежного покрова, в ямках и даже в едва обозначившемся следе от полозьев нарты. Ветерок перехлестывал путь полосками снега, которые змейками вились поперек движения и предвещали бурю, снежную пургу, которая заставит отлеживаться в палатке несколько дней.
Береговая возвышенность кончилась, и низкий берег переходил в ледовитое море, прочно закованное морозом. Вдали, в последних лучах заходящего солнца, Вэкэт увидел холм и едва заметный знак, разрушенный почти до основания.
Упряжка свернула с береговой линии и взяла курс на холм. Собаки устали. Вэкэт и сам чувствовал усталость, хотя почти не соскакивал с нарты. Это от мороза, от ледяного воздуха, который студил легкие, не давал возможности сделать глубокий вздох. Собачья слюна не капала, а замерзала и волочилась ледяными нитями, достигая снежного наста.
Холод проникал через двойную кухлянку, холодил теплую фланелевую рубашку. Но особенно сильно он ощущался в ногах и в кончиках пальцев рук. То и дело приходилось шевелить пальцами, постукивать ногами, хотя проще было бы сойти с нарты и немного пробежаться. Но лень охватила Вэкэта, и он с ненавистью думал о полуразвалившемся геодезическом знаке, который придется восстанавливать на таком морозе, при обжигающем ветре, откапывать из-под снега скатившиеся каменные плиты.
Догорели последние лучи солнца, и огромная заря запылала в полнеба. Упряжка пошла в гору. Собаки едва перебирали лапами, и вожак то и дело оглядывался, как бы прося у каюра разрешения остановиться и перевести дух.
На этот раз Вэкэт поленился собрать дров и развести костер. Он решил сварить себе еду на бензиновом примусе. В этот день он расщедрился и дал утомленным собакам по двойной порции нерпы.
В тесной палатке за шумящим примусом надо было смотреть в оба. Зато снег в котелке быстро растопился, и бульон с мясом и чайник с крепко заваренным чаем были готовы через полчаса. После сытной еды Вэкэт долго наслаждался чаепитием, изведя полпачки кускового сахара и целую банку сгущенного молока.
Отогревшись, Вэкэт вышел из палатки. Ветер усилился. Теперь мела настоящая поземка, и бедные собаки прятали морды от морозного ветра. Вэкэт достал ножовку из багажа и принялся вырезать из сугроба снежные плиты. Он соорудил укрытие от ветра для собак и обложил снежными плитами палатку.
В палатке он зажег три стеариновые свечи, через некоторое время они нагрели палатку так, что можно было снять одежду и забраться в спальный мешок. Это было самое неприятное: дело в том, что мешок был полон студеного воздуха и приходилось с полчаса дрожать, пока мех медленно нагревался. Зато потом было так хорошо, что утром стоило большого труда вылезать из мешка.
Ночь прошла спокойно. Проснувшись и взглянув на часы, Вэкэт прежде всего внимательно прислушался к наружному шуму. Несильный ветер бил по палатке — это еще не пурга. Судя по температуре наружного воздуха, до настоящей снежной бури было далеко. Очень возможно, что ветер уляжется и снова наступит безветрие с яркими морозными днями.
К знаку Вэкэт направился пешком: не было никакого смысла ехать на нарте — дорога все время шла в гору, уклон был довольно значителен. Приходилось опираться на посох. Топорик в брезентовом чехле оттягивал пояс, и его то и дело приходилось поправлять. Холодный ветер выжимал слезы и заставлял отворачивать в сторону лицо. Между ногами змеились полосы летящего снега, дальние заструги и сугробы просвечивали мертвенной голубизной. Солнце пряталось за низкими облаками на горизонте, словно кутаясь от холодного ветра.
Камни лежали у подножия знака. Откопав их, Вэкэт тут же принялся за работу. Он укладывал камень за камнем, изредка останавливаясь передохнуть. Теперь он уже не размышлял о том, кто разрушил знак: непогода или белые медведи.
Он видел только каменные плиты, а руки, напрягаясь, сами поднимали их все выше и выше, пока пирамида не была увенчана тяжелым остроконечным камнем.
После недолгих размышлений Вэкэт все же решил тронуться в путь.
Сегодня темнота наступала быстрее, чем в прошлые дни.
Вэкэт ехал, пока мог видеть линию горизонта. Он остановился, когда все потонуло во мгле. Опять пришлось делать укрытие от ветра и обкладывать палатку толстыми снежными плитами. На этот раз он впустил в палатку всю упряжку и едва уместил меж собачьих тел свой спальный мешок.
В палатке пахло псиной, и воздух от собачьего дыхания был слегка влажный. Вокруг пламени свечи светился радужный ореол.
Вэкэт перелистывал страницу за страницей "Гостеприимной Арктики", и собаки молча следили за ним. Лишь Лелю старался обратить на себя внимание и широко, шумно зевал. Вэкэт дошел до того места, где описывалась постройка эскимосской снежной хижины. Почему-то на родине Вэкэта искусство строительства снежной хижины было полностью утеряно. А было бы неплохо сделать снежную хижину и устроиться с удобствами, не опасаясь при каждом малейшем движении опрокинуть стеариновую свечу.
Вэкэт начал вспоминать, как он страдал от холода в первый год своей пастушеской жизни, прежде чем научился спасаться от него бегством… Другого выхода не было, как бежать вокруг с гада, собирать отбившихся оленей, и даже если не было такой работы, все равно надо было бегать, разгонять кровь, заставлять ее быстрее обращаться по сосудам.
В дирекции совхоза долго не могли примириться с тем, что Вэкэт работает простым пастухом. То и дело ему предлагали разные руководящие должности от заведующего Красной ярангой до директора передвижной, кочевой школы. Прошло много времени, прежде чем его оставили в покое.
Трудно было с отцом. Он почти не разговаривал с сыном и горько жаловался друзьям, что сын не оправдал надежд, хоть и учился целых десять лет.
Раньше Вэкэт не мог и представить себе в полной мере всей тяжести труда пастуха. (По существу, жизнь оленевода — это непрерывный труд, повседневная забота о том, чтобы уберечь стадо от холода, голода, болезней, хищников.)
Он так уставал первое время, что после дежурства только и делал, что спал до следующего выхода в стадо, а ведь было лето, сравнительно спокойное время в тундре.
Однообразная жизнь изредка оживлялась с прибытием вертолета или вездехода, с очередной кинокартиной и запасом продовольствия. С центральной усадьбы щедро слали газеты и журналы, но главные новости оленеводы слушали по радио — почти у каждого была "Спидола".
В конце лета Вэкэт втянулся в работу и уже не только спал, но читал и газеты, и журналы и ходил в кино.
Снег выпал неожиданно, как это часто бывает в тундре. Ничто не предвещало наступления зимы — было тепло, и в мелких тундровых озерах купались. Пока солнце стояло в небе, можно было ходить в одной рубашке, а когда комариная страда подошла к концу, Вэкэт даже снимал рубашку, замшевые штаны и бегал вокруг стада в одних трусиках, смущая своих товарищей и беспокоя оленей. Собаки первое время гонялись за голым пастухом с громким лаем.
