Егор Кизим - Овощи души

Егор Кизим

ОВОЩИ ДУШИ

Овощи души (стихотворения)

Мы выросли из губ мотоциклиста,Умеренного садо–мазохиста.У братьев есть на энском месте выступ,А у сестры — божественная ямка.

Когда кругом мокрица зацвететИ гомика полюбит лесбиянка,Полюбит, поцелует и убьет,И выйдем мы работать в огород

С граблями, тяпками —То зазвучит тальянка.

Из цикла «Овощи души»

Не разогнать рукой тяжелый сон укропаИ раков отварных не воскресить.Уйду! Уйду, захлопнув крышку гроба.Мне надоело в этой кухне жить!

И угождать своей кривой кухарке,Шизеющей от порчи на глазах.Не верю я величию заварки,Разбиты колбы в древних термосах.

Я видел… они убивали младую морковьИ вилами алчи пронзали невинный картофель,И, цапая липкими лапами стерву–любовь,Из чашечки сербали черное мертвое кофе.

Они рассуждали о благе каких‑то существВ фасонных костюмчиках цвета толченого перца,О высших потребностях негентропийного сердцаИ строили клетки из жиро–белковых веществ.

Ого–го! 

Какая шелудивая погода!Какое запустение во всем!Знакомый запах сероводородаНапомнил нам о близком и родном.

Брыластый дед, трусливо озираясь,Глотнул лосьон, занюхав кулаком.Из глубины печального сараяВыныривает бабка с синяком.

Иссохшая, с мертвецкими губами,В руках — ведро: помои для свиньиОна мешала, окропив слезами,Не для себя старалась, для родни.

— Эй, бабушка, вы Пушкина читали?— Ну, че ты, милай, мне не до того.Слыхала, есь такой, надысь награду дали,В газете пишуть: дескать, ого–го!

ТЕТЯ НАТА 

Среди севрюги, дичи, фруктов и грибов,Колбас копченых и полукопченыхПоет единство теплых голосов,Блаженной страстью окрыленных.

О чем ты думаешь, цыпленок «табака»,Когда твои румяные бокаБлестят, пьянящий запах источая,И взоры томные прельщая?

Великолепием петрушки окружен,Зачем ты ноздри у гостей щекочешь?К столу несут шампанское, крюшон…А ты испить прозрачный сок не хочешь?

Воззри! Бокал искрится лучезарный,В нем сок абхазских лоз янтарный.

Кругом веселье льется, плещет через край.А ты тоскуешь, золотая птица.Слезай с тарелки! Будем веселиться,Фарфор китайский лапой разбивай!

Неужто сердце у тебя остыло?(Тебя же вынули недавно из печи.)Ведь ты же птица, ты же не кобыла.Вставай, птенец, вставайИ тост за здравие кричи:— Виват, виват! Вы — гений, тетя Ната,Великий гений мясокомбината!

ИСТОРИЧЕСКИЕ СТИШКИ 

Хилая короваНа луну взирает.Секретарь райкомаМимо проезжает.

Помотал главою,Вперил очи вверхИ корову должнойКритике подверг.

Летят на землю снега лопухи,

Кленовые и фиговые листики.

Как много еще в небе чепухи,

Как много всякой гадости и мистики.

Коровы замерли. Их голоса

Уж не поют печальным баритоном,

Из глазок капает лазурная слеза,

А воздух пахнет вешним самогоном.

Быки усталые надменно хмурят бровь,

Но обниматься их совсем уже не тянет.

Еще жива рогатая любовь,

По свету бегает и пошло хулиганит.

Кто познает тебя — будет маяться,

Будет сердце его донимать.

Забери свои груди, красавица,

От тебя уже стонет кровать.

Пусть другой тебя любит и нежит,

Поощряя твои полюса,

Но когда‑нибудь он тебе врежет

За разбойный твой рот и глаза…

Светит месяц, тоскою затертый.

Для чего ему туча–жена?

Тебе нравится каждый четвертый,

Ну, а мне, к сожаленью, одна.

Что ты лезешь ко мне? Убирайся,

Натяни свой телесный чулок.

Если он тебя просит — отдайся,

Пусть узнает, что ты — королек[1].

Отрывок из поэмы «Задарма»

Весна. Овации. Кобзон.Гнусавит кто‑то в микрофон.На площадях туда–сюдаСнуют ударники труда.

Один — горбат и сиволап —Купил говядины. Доволен.Улыбка ржаво расцвела.О, боже! Как он измусолен!

Другой, корябая затылок,Зажал клешней пяток бутылок,И заскорузлый пиджачокЕго свисает на бочок.

А третий, с рожей сварабливой,На самого христа роптал.Четвертый, с девочкой сопливой,В очередях судьбу искал.

Буфетчица с обширным брюхомДралась со щупленьким главбухом.(Он для нее не идеал,Коль суть мужчины потерял.)

На почве глинистой скандалаВалялся скрученный шофер.Ему, наверно, было мало,Когда он поллитровку впер.

А в небесах, перед толпою,Презрев природу и закон,Сроднившись с черною дырою,Терзая смачно корнишон,

Плыла корявая МегераНа дивных крыльях протеже.Кричали ей: «Слезай, холера!Ведь F = mg».

Ее ловил философ бледныйСачком дырявого ума.От ветра тазик солнца медныйПеревернулся. Часть дерьма

На землю коршуном упала,И птичка робкая весныУже не пела, не свистала,Мы были все поражены.

Одна ку–ку аристократка

С коня лихого сорвалась.

А дочь ее акселератка

С вальяжным папиком сошлась.

И заединщины просила.

А он ее в театр волок.

Ушла его мужская сила,

Остался только язычок.

Ценивший русского Мессию,

Он получил бы высший сан,

Прогнал жидов и спас Россию

Для православных мусульман,

Но провиденье не спешило

Его за шиворот вознесть.

Знать, оттого его душила

Вялотекущая болесть.

Свисает с полки гладкий хвостик мыши,Гнилые тряпочки застыли на полу.Небритый слесарь, спрыгивая с крыши,Непротивляется общественному злу.

Обглодан день протезом дряблой ночи,Зевают доходные ноготки.Лежит в крови помешанный рабочий,А рядышком — трясут половики.

Подштанники, качаясь на веревке,Полапали глумливую луну.Коровища и божие коровкиНепротивляются общественному сну.

Сожители промозглого сарая,Знакомые с безжалостным хлыстом,В последний путь кормильца провожая,Отрыгивают жеваным листом.

А он лежит, лежит среди развалин,Избушек, небоскребов и телег.А на груди его товарищ Сталин —Простой советский человек.

Луну, как бледную поганку,В кастрюле неба варит горе.Дородный поп затмил крестьянку,Повесив лифчик на заборе.

И воют волками метели,И мечутся крысята в клетке,А муж ея лежит в постелиОписторхозницы–соседки.

А муж ея козою болен,На телок смотрит без охоты.А на пальто сидят две молиС предощущением блевоты.

Влюбилась в конюха крестьянка,Половики стащили воры.Луна, как бледная поганка,А звезды словно мухоморы.

Тонкий месяц светит слабо,Скособенившись чуть–чуть.Проспиртованная бабаСела в лужу отдохнуть.

Нос — червивая картошка,Губы — смоль сковороды.По щеке гуляет блошкаЦвета ночи и мечты.

— Гей, вы, звезды–проститутки,Гей, ты, месяц–фраерок.На блатхате, в псиной будкеДевку жучит упырек.

Возмутилась бабка–ЕжкаБлагороднейших кровей:— Ах, ты, сучка, мандавошка,Язва юности моей.

Я ль тебя не баловала,В рот объедков не совала?Дай мне палку колбасы,Че ты шимишься? Не ссы.

Пробегает мопсик мимо,Удивленный тупя взор.— Братик, ради херувима,Сунь мне в зубки «Беломор».

Пес, задрав кривую ножку,Брызжет струйкой золотойКодло пляшет под гармошку,Породнившись с блатотой.

Вот идет интеллигентС черным дипломатом.Бросил липкий комплимент,Выругался матом.

Вот троллейбус тараканомПроползает меж домов.Пахнет скошенным бурьяномДля овечек и коров.

Источают ароматыИ коровии шлепки.Бомж усталый, волосатыйЕст ботинки, пьет духи.

Посредине тротуара,Задохнувшись от угара,Баба синяя лежит,А под ней река бежит.

И плывут по той рекеМафиози в челнокеС пулеметом, автоматом.Смерть — буржуям, жись — солдатам.

С ними дядька Черномор,На полставки — рекетер,На полставки — прокурор.Раскудри его в забор.

Когда галактика вращаться перестанет,Даст дуба смычка сел и городов —С холодной печки слезет дядя ВаняИ бросит в топку две охапки дров.

И, шурудя дрожащими руками,Найдет средь хлама четверть первача.Полечит горло жгучими глоткамиИ ляжет спать, частушку бормоча.