Джек Керуак - Биг Сюр

Джек Керуак

Биг Сюр

1

Церковные колокола разносят по трущобному району печальный воздушный «Катлин» в то время как я просыпаюсь удрученный и мрачный стеная после очередного запоя и более всего стеная оттого что провалил свое секретное возвращение в Сан-Франциско поскольку глупо напился пока прятался среди бродяг на бульваре а затем отправился прямиком в Норт Бич, чтобы повидать всех хотя мы с Лоренцо Монсанто и обменялись перед тем пространными письмами выстроив план как я тихо появлюсь, позвоню ему, используя кодовые имена типа Адам Юлч или Лаладжи Палвертафт (тоже писатели) и он тайно отвезет меня в свою хижину в лесах Биг Сюра где я мог бы побыть один и чтоб никто меня не тревожил в течение шести недель чтобы просто рубить дрова, носить воду, писaть, спать, гулять и т. д., и т. д. – Я же вместо этого ввалился пьяный в его лавочку «Сити Лайтс» прямо в разгар вечерней субботней толчеи, все меня узнали (несмотря на то что я был в своей маскировочной рыбацкой шапке и в рыбацком плаще и в водонепроницаемых штанах) и все это выливается в буйную попойку во всех знаменитых барах чертов «Король Битников» вернулся и всем ставит выпивку – И так двое суток, включая воскресенье, день когда Лоренцо должен был подобрать меня в моем «засекреченном» трущобном отеле («Марс» на углу Четвертой и Ховард) но когда он звонит никто не отвечает он заставляет служащего открыть дверь и что же видит: я валяюсь на полу среди бутылок, Бен Фаган растянулся частично уже под кроватью, а на кровати храпит Роберт Браунинг, художник-битник – Он себе и говорит: «Заберу его в следующие выходные, наверняка он хочет побухaть недельку в городе (как обычно, я думаю)»; так он и уезжает в хижину в Биг Сюре без меня думая что поступил правильно но Боже мой когда я просыпаюсь, а Бен и Браунинг уже ушли, им удалось как-то втащить меня на кровать, и я слышу «Я возьму тебя вновь домой, Катлин» которое так печально вызванивают колокола там в туманных ветрах которое разносится над крышами жуткого старого похмельного Фриско, вау, вот я и попался и не могу больше влачить тело свое даже ради того чтобы найти убежище в лесах я уж молчу о том чтобы хоть минуту оставаться в городе – Это первая вылазка из дома (моей матери) со времен публикации «Дороги» книги которая «принесла мне известность» да такую что в течение трех лет меня сводили с ума бесконечные телеграммы, звонки, просьбы, письма, посетители, журналисты, любопытные (громкий голос вопрошает в полуподвальное окошко в ту минуту когда я готовлюсь писать рассказ: «ВЫ ЗАНЯТЫ?») или случай, когда журналист влетел наверх в мою спальню когда я сидел там в одной пижаме пытаясь записать сон – Подростки перепрыгивающие шестифутовый забор воздвигнутый мною вокруг двора ради уединения – Вечеринки когда бутылки летят в окно моего кабинета: «Давай, выходи и выпей, если все работать и не отдыхать, Джеки идиотом может стать!» – Женщины приходящие к моему дому со словами: «Я не спрашиваю, Вы ли Джек Дулуоз, поскольку знаю, что он носит бороду, Вы не могли бы подсказать, как мне найти его, мне нужен настоящий битник на мою ежегодную «Шумную Вечеринку» – Пьяные посетители блюющие в моем кабинете, ворующие не только книги, но даже карандаши – Я и сам все это время пил пытаясь быть общительным и не отставать от всего этого но в конце концов понял, что вычислен и окружен и что остается либо бежать назад в одиночество либо умереть – И тут Лоренцо Монсанто написал: «Приезжай в мою хижину, никто не будет знать» и т. д., и вот я пробрался в Сан-Франциско, как уже было сказано, проделав 3000 миль от своего дома в Лонг-Айленде (Нортпорт) в прелестном купе поезда «Калифорнийский Зефир» глядя как разворачивается Америка на картине моего личного окна, по-настоящему счастливый в первый раз за три года, проведя три дня и три ночи в купе за растворимым кофе с сэндвичами – Вверх к Гудзонской долине и через весь штат Нью-Йорк до Чикаго, потом равнины, горы, пустыня и в финале калифорнийские горы, все так просто и, как сон, заставляет вспомнить мои несчастные суровые путешествия по трассе когда у меня не было еще столько денег чтоб ездить на трансконтинентальных поездах (школьники и студенты по всей Америке думают: «Джеку Дулуозу 26 лет, и он все время ездит автостопом» в то время как мне, усталому и измученному, несущемуся в койке купе через Солт Флэт, почти 40) – Но в любом случае такой замечательный старт по направлению к отдыху, который столь великодушно предложил милый старина Монсанто, и вместо того чтобы все прошло тихо и гладко я просыпаюсь пьяный, больной, тошнотный, испуганный, просто в ужас приведенный печальной песней над крышами, смешавшейся с поминальным плачем Армии Спасения, которая митингует внизу на углу:«Сатана – вот причина твоего алкоголизма, Сатана – вот причина твоей аморальности, Сатана – везде, трудится для того, чтобы уничтожить тебя, если ты теперь не раскаешься», а еще похуже этого шум старых пьяниц блюющих в соседней комнате, скрип шагов в коридоре, всюду стоны – Включая стон от которого я проснулся, мой собственный стон в комковатой постели, вскрик, вызванный огромным гудящим в голове «хуу-хуу» которое словно призрак мгновенно оторвало меня от подушки.

2

И я обвожу взглядом унылую комнату, вот мой верный рюкзак тщательно упакованный всем необходимым для жизни в лесу, включая миниатюрную аптечку и провизию до мелочей, и даже аккуратную маленькую сумочку с принадлежностями для шитья очень умно собранную милой мамочкой (тут и безопасные булавки, и катушки, и специальные иглы для шитья, и маленькие алюминиевые ножницы) – Талисман-медальон с изображением Св. Кристофера который она даже пришила к клапану – В рюкзаке все необходимое вплоть до спасительного свитера и носового платка и теннисных тапочек (для пеших прогулок) – Но он крепко засел в рассыпанном месиве бутылок, и все пустые, пустые бедняжки из под белого вина, бочонки, битое стекло, ужас…«Бегом, иначе я пропал», – осознаю я, пропал в пьяной безысходности трех последних лет которая суть и физическая и духовная и метафизическая безысходность, и ее ты не выучишь в школе, и неважно, сколько книг об экзистенционализме или пессимизме ты прочел, или сколько кувшинов видений вызванных аяхуаской выпил, или сколько мескалина принял, или пейотлей проглотил – Чувство когда ты просыпаешься в белой горячке в страхе перед жуткой смертью которая с шумом капает из твоих ушей как те особые тяжелые сети что плетут тропические пауки, ощущение будто ты горбатый грязный монстр стонущий под землей в горячей испаряющейся жиже тянущий вникуда длинную жаркую ношу, ощущение будто стоишь по колено в кипящей свиной крови, уф, будто ты по пояс в гигантской сковородке наполненной жирной коричневой помойной жижей и в ней нет и следа мыла – Ты видишь в зеркале свое лицо выражающее непереносимую муку такое дикое и полное печали что нельзя даже оплакать это уродство этот провал нет никакой связи с былым совершенством а стало быть нечего и связать со слезами или чем-нибудь таким: словно вместо тебя в зеркале вдруг возник «Странник» Уильяма Сьюэрда Берроуза – Хватит! «Бегом, иначе я пропал», и я вскакиваю и первым делом встаю на голову, чтобы кровь прилила к волосатым мозгам, принимаю душ в холле, натягиваю свежую футболку, носки и белье, бешено пакуюсь, хватаю рюкзак и выбегаю, бросив ключ на доску, и попадаю на стылую улицу и быстро иду к ближайшей бакалее чтобы затариться едой на два дня, запихиваю ее в рюкзак и шагаю через пустые аллеи русской тоски, где бродяги сидят склонив головы к коленям в туманных дверных проемах унылой жуткой городской ночи из которой я должен бежать или иначе умру, и прямо к автовокзалу – Через полчаса я в кресле автобуса, табличка гласит «Монтерей», и мы трогаем вдоль по чистому неоновому шоссе и я сплю всю дорогу и просыпаюсь удивленный и бодрый вновь вдыхая запах моря, а водитель трясет меня: «Приехали, Монтерей» – И слава Богу это действительно Монтерей, я стою сонно наблюдая в два часа ночи смутные маленькие мачты рыбацких судов через дорогу от автобусной остановки. Теперь все, что я должен сделать, чтобы завершить свой побег, это преодолеть четырнадцать миль побережья до моста через Ратон-каньон и войти в него.

3

«Бегом, иначе я пропал», и я просаживаю 8 долларов на такси которое везет меня вдоль побережья, ночь туманна но изредка можно увидеть звезды в небе справа там где море, хотя моря не видно о нем только слышно от таксиста – «Что за местность? Никогда не видел».

«Ну так увидишь сегодня – Ратон-каньон, говоришь, ты там осторожней гуляй в темноте».

«Почему?»

«Ну просто зажги фонарь как ты говорил – «

И правда когда он выгружает меня у моста через Ратон-каньон и подсчитывает деньги я чувствую что-то неладное, слышен ужасный шум прибоя но не оттуда, откуда бы дoлжно, его можно было бы ожидать отовсюду а он поднимается снизу – Сам мост я вижу но под ним уже ничего – Мост продолжает линию прибрежной трассы с одного обрыва на другой, прекрасный белый мост с белыми же перилами и бегущей посередине такой же как на шоссе знакомой белой полосой но что-то не так – Сзади в том направлении, где должен начинаться каньон лучи от фар такси упираются поверх нескольких кустов в пустоту, такое ощущение будто висишь где-то в воздухе хотя я могу видеть и дорожный грунт под ногами и земляной откос нависающий в стороне – «Что за черт?» – Я помнил все указания маленькой карты которую выслал Монсанто но в моем воображении это возвращение в убежище было связано с чем-то шаловливым, буколическим, приветливые леса и радость а вовсе не эта воздушная ревущая тайна во тьме – Когда отъезжает такси я стало быть, включаю свой железнодорожный фонарик чтобы с робостью оглядеться но его луч так же как свет фар теряется в пустоте на самом деле это батарейка жутко слабая и я с трудом вижу обрыв слева – Что же касается моста то его я уж и совсем не вижу разве только ряды светящихся опор постепенно уходящих дальше в ревущую пучину моря – Море шумит ужасно громко буквально бросается на меня с лаем как собака из этого тумана внизу, иногда оно гулко ударяет в берег но Боже мой где же этот берег и как может море находиться под землей! – «Остается только, – соображаю я, – светить фонариком прямо под ноги, мылыш, и следовать за фонариком и следить чтобы его свет не сбивался с дороги и надеяться и молиться чтобы он высвечивал дорогу которая будет находиться здесь покуда здесь свет», другими словами я действительно опасаюсь что сама лампа собьет меня с пути если я рискну хоть на минуту поднять ее от колеи дороги – Единственное что меня удовлетворяет в этом зависшем в высоте ревущем ужасе тьмы это то что прутья корпуса фонарика отбрасывают на утес слева от дороги огромные качающиеся черные тени, поскольку справа (где от морского ветра извиваются кусты) теней нет там ведь нечему свет отражать – И вот я начинаю свой долгий трудный путь, рюкзак за спиной, склоняюсь вслед за лучом лампы, голова книзу, а глаза с подозрением взглядывают чуть вверх, как у человека, который находится рядом с буйнопомешаным, но старается не замечать его – Грунтовая дорога идет чуть вверх, поворачивает направо, чуть опускается, затем внезапно устремляется выше и выше – К этому времени шум моря далеко позади и в какой-то момент я даже останавливаюсь чтобы оглянуться назад и ничего не увидеть – «Выключу-ка я фонарь и посмотрю что тут можно разглядеть»; я буквально врастаю ступнями в дорогу – Ни хрена, выключив лампу я не вижу ничего кроме смутного песчаного клочка под ногами.