Джордж Элиот - Мельница на Флоссе
— Наверное, в будущем месяце, — сказала Люси. — Ваши сестры трудятся еще усерднее — ведь им отведена самая большая палатка.
— О да! Но они священнодействуют у себя в гостиной, а туда я не вторгаюсь. Кажется, вы не подвержены этому модному пороку, мисс Талливер. Вы не вышиваете? — спросил Стивен, видя, как Мэгги что-то подрубает простым швом.
— Нет, — сказала Мэгги, — дальше мужских рубашек мое искусство не простирается.
— Твой простой шов выглядит так изящно, что я попрошу у тебя несколько образчиков для базара, — это не хуже вышивки. Но, право же, для меня загадка — как ты стала такой мастерицей; ведь в былое время ты терпеть не могла рукоделия.
— Разгадать эту загадку нетрудно, дорогая, — сказала Мэгги, спокойно поднимая глаза. — Волей-неволей мне пришлось научиться: только шитьем я могла заработать себе на жизнь.
Люси, сколь ни была она добра и простодушна, немного смутилась: Мэгги могла бы не упоминать об этом в присутствии Стивена. Возможно, признание Мэгги было отчасти продиктовано гордостью — гордостью бедняка, который не стыдится своей нужды. Но будь она даже королевой кокеток и пожелай придать особую пикантность своей красоте, она и тогда не смогла бы выдумать ничего удачнее. Я не уверен, что сказанная без всякой аффектации фраза о бедности и шитье ради заработка сама по себе произвела бы впечатление на Стивена, но так как Мэгги была красива, то после этих слов она показалась ему еще более непохожей на всех прочих женщин.
— Я умею вязать, Люси, — продолжала Мэгги. — Может быть, это пригодится для базара?
— И даже очень. Я завтра же дам тебе красный гарус и засажу за работу. Каким завидным талантом обладает ваша сестра, — сказала Люси, оборачиваясь к Стивену, — ведь она лепит! Сейчас она делает по памяти чудесный бюст пастора Кена.
— Что ж, если она не забудет сдвинуть глаза как можно ближе и раздвинуть уголки губ как можно дальше, Сент-Огг, несомненно, будет потрясен сходством.
— До чего же вы безжалостны! — сказала Люси с упреком. — Никогда не думала, что вы способны так непочтительно говорить о пасторе Кене.
— Разве я непочтительно отозвался о нем? Упаси бог! Но нельзя же требовать, чтобы я благоговел перед его смехотворным бюстом. Я считаю Кена достойнейшим человеком: таких, как он, немного найдется на свете. Мне, правда, нет дела до грандиозных подсвечников, которые он водрузил на столике перед алтарем, и я не намерен портить себе настроение, поднимаясь ни свет ни заря, чтобы поспеть к утреннему богослужению, но Кен — единственный из всех известных мне людей, в котором есть что-то от подлинного апостола: он раздает две трети своего дохода и, имея восемьсот фунтов в год, довольствуется сосновой мебелью и вареной говядиной! А разве не благородно было приютить у себя в доме Грэтена — мальчишку, который по несчастной случайности застрелил родную мать? Он уделяет ему все свое свободное время, чтобы только спасти беднягу от умопомешательства. Кто еще был бы способен на это! Кен не отпускает его от себя ни на шаг, я сам тому свидетель.
— Как это прекрасно! — сказала Мэгги. Она давно уже выпустила из рук шитье и слушала Стивена, затаив дыхание. — Мне еще не приходилось встречать таких людей.
— И подобные поступки Кена тем более восхищают нас, что, как правило, он весьма сдержан и суров в обхождении. В нем нет никакой слащавой сентиментальности.
— О, по-моему, он — идеал! — воскликнула Люси с милым воодушевлением.
— В этом я позволю себе с вами не согласиться, — сказал Стивен с иронической серьезностью.
— А что вы можете поставить ему в упрек?
— Он принадлежит к англиканской церкви.
— Что ж, я думаю, он придерживается истинной веры, — с глубокомысленным видом проговорила Люси.
— Да, если рассуждать отвлеченно, а не с парламентской точки зрения, — сказал Стивен. — Кен посеял рознь между диссидентами и сторонниками англиканской церкви. И будущий государственный муж вроде меня — а без моих услуг страна обойтись не может — встретит из-за этого немало затруднений, когда станет добиваться чести представлять Сент-Огг в парламенте.
— Вы в самом деле об этом подумываете? — спросила Люси, и глаза ее засияли горделивой радостью, заставившей ее мгновенно позабыть интересы англиканской церкви и вызванный ими спор.
— Не только подумываю, но и сделаю, когда подагра и забота о благе общества заставят старого Лейберна освободить место. Отец мечтает об этом, да и мои таланты… — При этих словах Стивен выпрямился и с шутливым самодовольством пригладил волосы. — Мои таланты, знаете ли, очень ко многому обязывают. Вы согласны со мной, ми «Талливер?
— Да, — ответила Мэгги и, не поднимая глаз, улыбнулась. — Такой дар слова и самообладание заслуживают самой широкой аудитории.
— Я вижу, вы необыкновенно проницательны, — сказал Стивен. — Вы уже обнаружили, что я не в меру болтлив и самоуверен, тогда как люди поверхностные обычно этого не замечают — наверное, оттого, что у меня прекрасные манеры.
Мэгги и Люси засмеялись, а Стивен подумал: „Она не смотрит на меня, когда я говорю о себе. Попробуем переменить тему“. Затем последовал вопрос — не предполагает ли Люси в ближайшую неделю посетить собрание Клуба книги — и совет выбрать для обсуждения „Жизнь Каупера“ Саути,[88] если только Люси не настроена на философский лад и не хочет вызвать переполох среди дам Сент-Огга, предложив их вниманию один из бриджуотерских трактатов.[89] Люси пожелала, конечно, узнать, что написано в этих устрашающе ученых книгах и так как всегда приятно просвещать умы дам, непринужденно толкуя о предметах, им неизвестных, то Стивен принялся с истинным блеском пересказывать ученый труд Бакленда,[90] который он как раз читал в то время. Он был вознагражден тем, что Мэгги опять выпустила из рук шитье и постепенно так увлеклась его рассказами о геологических чудесах, что, скрестив руки на груди к слегка подавшись вперед, смотрела на него без всякого смущения, словно была юным питомцем колледжа, а он — старым профессором, насквозь пропахшим нюхательным табаком. Ясный взгляд этих широко раскрытых глаз заворожил Стивена, и под конец он уже не смотрел на Люси, — а она, милое дитя, не испытывала ничего, кроме радости. Ей приятно было думать, что Мэгги наконец убедится, как умей Стивен, и что теперь они, конечно, станут друзьями.
— Хотите, я привезу вам эту книгу, мисс Талливер? — спросил Стивен, когда поток его красноречия почти иссяк. — Там много иллюстраций, вам интересно будет взглянуть на них.
— О, благодарю вас, — снова смущенно краснея, сказала Мэгги, как только Стивен обратился к ней, и склонилась над шитьем.
— Нет, нет, — вмешалась Люси, — я запрещаю вам привозить книги для Мэгги. Она зароется в них, и ее будет не оторвать. А я хочу, чтобы дни ее проходили в восхитительном безделье: мы будем кататься на лодке, болтать, совершать прогулки и ездить верхом — Мэгги необходимо пожить беспечной жизнью.
— Кстати, — сказал Стивен, взглянув на часы, — почему бы нам сейчас не покататься на лодке? Мы проплывем вниз по течению до Тофтона, а назад вернемся пешком.
Для Мэгги ничего не могло быть заманчивее этого предложения — ведь прошло столько времени с тех пор, как она была на Флоссе. Она вышла за шляпкой, а Люси задержалась в гостиной, чтобы отдать распоряжения служанке, и, пользуясь случаем, сообщила Стивену, что Мэгги ничего не имеет против общества Филипа и не было нужды посылать ему записку. Впрочем, завтра же она пошлет ему приглашение.
— Хотите, я нагряну к Филипу и привезу его к вам завтра вечером? Когда мои сестры узнают, что у вас гостит кузина, они, конечно, захотят нанести вам визит. Утро должен буду предоставить им.
— О, пожалуйста, привезите Филипа, — сказала Люси. — И ведь Мэгги вам понравилась, не правда ли? — добавила она просительным тоном. — Ну, разве она не прелесть? И как много благородства в ее красоте!
— Слишком высока, — сказал Стивен, с улыбкой поглядывая на Люси, — и, на мой взгляд, несколько запальчива! Словом, не в моем вкусе.
Известно, что джентльмены склонны делать подобного рода признания и неосторожно высказывать дамам нелестное мнение о других представительницах прекрасного пола. Вот отчего многие женщины отлично осведомлены, что те самые мужчины, которые ревностно и самозабвенно ухаживают за ними, втайне питают к ним глубокое отвращение! То, что Люси, безоговорочно поверив словам Стивена, все же твердо решила утаить их от Мэгги, как нельзя лучше раскрывает ее характер. Но вы, зная истинную цену словам и следуя иной, высшей логике, уже предвидите ход событий, и вас не удивит, что, направляясь к лодочной пристани, Стивен, наделенный живым воображением, мысленно пожинал плоды своей удачной затеи с лодкой, размышляя! о том, что Мэгги по крайней мере дважды обопрется на его! руку и что джентльмен, желающий, чтобы глаза дам были! обращены на него, занимает крайне выгодную позицию, когда сидит на веслах. Что из этого следует? Неужели Стивена влюбился с первого взгляда в эту удивительную дочь миссис Талливер? Разумеется, нет. Подобные вещи происходя только в романах. К тому же он был влюблен и даже почта помолвлен с самым прелестным созданием на свете и уж никак не был склонен делать себя посмешищем в глазах людей. Но когда человеку двадцать пять лет и у него нет подагрических утолщений на пальцах, ему не может быть совершенно безразличным прикосновение ручки прелестной девушки. Вполне естественно и безопасно — по крайней мере при данных обстоятельствах — восхищаться красотой с удовольствием ее созерцать. А в этой девушке, изведавшей бедность и невзгоды, было что-то поистине притягательное; приятно было наблюдать и нежную дружбу двух кузин. Как правило, Стивену не нравились женщины, поражающие своей необычностью, но в этом случае необычность, как видно, была высшего порядка, и коль скоро никто не неволит человека жениться на подобной женщине, — что ж! — они вносят приятное разнообразие в рутину светской жизни.
