Сандро из Чегема. Книга 3 - Фазиль Абдулович Искандер
Подобрав заранее ключи к дверям его квартиры и узнав, что старик в ту ночь в доме был один, дядя Сандро, прикрыв лицо маской и вооружившись пистолетом, вошел к нему в дом. Он зажег свет и приблизился к изголовью старика.
Старик проснулся, но, увидев над ним человека в маске и с пистолетом в руке, не испугался и даже не растерялся. И от этого, по словам дяди Сандро, он сам растерялся. Он совершенно не учел, что дух старика Логидзе к этому времени был великолепно закален долгими интригами Лаврентия Берии.
– Опять бериевские штучки? – спросил он, усаживаясь на постели.
– Нет, – сказал дядя Сандро, – но ты должен открыть…
– Тайну воды Логидзе? – насмешливо спросил старик и, взяв папиросу со стула, стоявшего в изголовье, чиркнул спичкой и закурил. – Так запомните: нет никакой тайны Логидзе.
– Как нет? – удивился дядя Сандро.
– Так нет, – сказал старик, затянувшись и махнув на пистолет дяди Сандро, – убери, а то выстрелишь случайно… Нет никакой тайны Логидзе, есть любовь к делу и знание дела.
– Как так? – спросил дядя Сандро, пряча пистолет в карман.
– Ты знаешь, как готовят вашу мамалыгу? – спросил старик.
– Знаю, – ответил дядя Сандро.
– Каждая хозяйка знает, как готовить мамалыгу? – спросил старик.
– Каждая, – ответил дядя Сандро.
– И никакого секрета в этом нет? – спросил старик.
– Секрета нет, – отвечал дядя Сандро.
– Почему же есть хозяйки, которые готовят мамалыгу так, что пальцы оближешь, а другие неважно готовят? – спросил старик.
– Некоторые умеют лучше готовить, а некоторые не умеют, – ответил дядя Сандро, стараясь не дать сбить себя с толку.
– Но ведь те, кто готовит хуже, знают все, что знают те, что готовят лучше? – продолжал старик. – Или у них есть какая-то тайна?
– Нет, – сказал дядя Сандро, – какая же может быть тайна, все знают, как готовить мамалыгу.
– Так почему же, – спросил старик, – одни готовят ее прекрасно, другие похуже, а третьи совсем плохо?
– Не знаю, – сдался наконец дядя Сандро.
– Потому что в мире есть талант и любовь, – сказал старик, – чего ваши начальники никак не поймут. И женщина, в которой соединился талант и любовь, готовит мамалыгу лучше других. Любовь учит ее выбирать свежую муку на базаре, хорошо ее просеивать, а талант помогает ей правильно понять соотношение огня и того, что варится на огне.
– Так как же быть? – сказал дядя Сандро.
– Вы только уважайте талант, – отвечал старик, – а после меня придут люди, которые будут готовить прохладительные напитки не хуже меня.
– Но я обязан узнать тайну Логидзе, – напомнил дядя Сандро, что он человек тоже подневольный.
– Тебе нужна бумага? – спросил старик.
– Да, – сказал дядя Сандро.
– Хорошо, – согласился старик и, встав с постели, подошел к столу. Он взял кусок бумаги, макнул перо в чернильницу и, что-то написав на бумаге, помахал ею в воздухе, чтобы написанное обсохло, и протянул ее дяде Сандро.
– Это все? – спросил дядя Сандро, удивленный краткостью формулы состава знаменитого прохладительного напитка.
– Все, – отвечал старик, – но главное я тебе сказал словами. Если природа наградит человека любовью и талантом, он будет делать воду не хуже меня и танцевать будет не хуже тебя.
Дядя Сандро, по его словам, почувствовал, что краснеет под маской: старик его узнал.
– Не обижайся, – попросил его дядя Сандро, – политика…
– Я не обижаюсь, – сказал старик, – я уже привык…
Дядя Сандро покинул старика Логидзе и на следующий день вручил Лакобе формулу знаменитого напитка. Лакоба отослал формулу не то в Москву, не то в Тбилиси, дядя Сандро точно этого не знает. Специалисты проверили формулу и через некоторое время сообщили Лакобе, что формула, которую дал старик, ничем не отличается от формулы обычных прохладительных напитков. Лакоба махнул рукой на это дело и больше не стал беспокоить старика.
Пока дядя Сандро все это рассказывал, секретарша внесла поднос со стаканами. Абесаломон Нартович открыл холодильник и вытащил оттуда графин с какой-то ядовито-желтой жидкостью.
– Все-таки старик Логидзе тогда задурил тебе голову, Сандро, – сказал Абесаломон Нартович голосом, исполненным уверенности в своей правоте, одновременно разливая свой напиток по стаканам, – он тайну своего напитка унес с собой в могилу… Но я добьюсь напитка, который будет не хуже… Пробуйте пока этот…
С некоторой неуверенностью мы потянулись к стаканам. Я пригубил ледяную жидкость и стал медленно ее отсасывать. Она была горьковатая и сильно вязала во рту. Другие тоже, как я заметил, осторожно тянули из своих стаканов. Только космонавт с присущей ему решительностью опрокинул стакан в рот и, утерев губы, сказал:
– Хвоей отдает…
Это он сказал с обезоруживающей точностью.
– Совершенно верно, – не растерялся Абесаломон Нартович, – в напиток входит сок фейхоа, и он создает этот оригинальный оттенок.
Космонавт взял из вазы грушу и сочно впился в нее, явно стараясь промыть рот после этого фантастического напитка. Остальные тоже взяли по плоду.
– Великолепная груша, – сказал космонавт, жуя и шумно втягивая в себя излишки сока.
– Дюшес, – довольный, заметил Абесаломон Нартович. – Надюша, распорядись, чтобы поставили мне в багажник ящик груш для нашего космонавта.
Надюша, усмехнувшись, пошла к дверям, продолжая насмешничать над нами своими покачивающимися бедрами. Но после напитка Абесаломона Нартовича мы легко перенесли эту насмешку. Я, во всяком случае.
– Вы меня балуете, – сказал космонавт.
– Страна любит своих героев, – отвечал Абесаломон Нартович и, снова обращаясь к предмету своей последней страсти, добавил: – Опыты с прохладительными напитками продолжаются…
Он подошел к холодильнику и открыл дверцу. Мы увидели дюжину бутылок из-под кефира, заполненных опытными образцами напитков почти всех цветов радуги.
– Этот пока самый совершенный по вкусу, – сказал Абесаломон Нартович, указывая на графин, из которого мы пили, – недавно я им угощал министра сельското хозяйства Италии, он остался доволен… Если мне его слова правильно перевели.
Я хотел спросить, удалось ли бедному министру сельского хозяйства
