Человек в движении - Рик Хансен
А на следующее утро мы въехали в Уильямс-Лейк.
Слов нет, чтобы все это описать: кругом — целое море из желтых лент и воздушных шаров, а народу столько, словно все жители Уильямс-Лейка — мужчины, женщины и дети — вышли на улицы, столпились на «Стампиде» — стадионе для состязания ковбоев, где должна была состояться официальная церемония, — или набились в спортивный зал местной школы, где нас ждал официальный банкет. Уильямс-Лейк приветствовал не одного местного паренька, который возвращался домой, а сразу двоих. Этот день был для Дона таким же знаменательным, как и для меня. Все эти два года он, словно тень, сопровождал меня в пути и, будучи скромным от природы, старался все время оставаться незаметным. Я знаю, что временами ему хотелось расстаться с нами, равно как и то, что только благодаря своей верности ко мне он сумел преодолеть эти периоды отчуждения. Но так или иначе, для него этот день тоже был возвращением домой, где его ждали друзья и заслуженные слова признательности. Я искренне радовался за него и гордился тем, что он мой друг.
Мы сделали остановку на один день, чтобы передохнуть в доме на Пиджн-стрит, битком набитом родственниками и старыми друзьями, потом провели еще один день на Голубом озере с членами моей семьи и в компании Тима и Ли, которые встретили нас на границе провинции и были с нами весь остаток пути. Отчуждение между мной и Тимом таяло на глазах. Теперь я знал, что сдержал данное ему слово: раз мы это дело затеяли вместе, то вместе его и закончим. И от этой мысли мне стало легче на душе.
Где бы мы ни оказались, повсюду нас окружали толпы народа, а деньги стекались к нам ручьем. Единственное, что меня теперь беспокоило, — лишь бы не случилось никаких неприятностей на оставшемся отрезке пути. Искушение поставить окончательную точку давало себя знать, но и турне диктовало свои условия.
«Только не расслабляться, — твердил я членам моей команды. — Главное сейчас — избегать досадных ошибок. Нельзя упускать из виду ни малейших деталей. Никаких «авось пронесет». Мы так близки к цели. Так давайте же постараемся ничего не испортить».
Каждый день мы встречали какого-нибудь инвалида на коляске, который либо сумел победить свой недуг, либо, будь то мужчина или женщина, изо всех сил к этому стремился. Нам встретился инвалид-колясочник, который вел хозяйство на собственной ферме. Парикмахеры, борцы, танцовщицы стриптиза, религиозные деятели, пловцы, музыканты рок-групп, учащиеся школ — все без исключения демонстрировали нам свое участие.
Профессиональные певцы сочиняли о нас песни и исполняли их. Композиторы-самоучки скулили или хрипели, напевая свои песни на портативные магнитофоны. Песни, записанные на пластинки или на кассеты, стихи, начертанные на огромных полотнищах бумаги, — все это обильным потоком валило в штаб-квартиру нашего турне. Детишки выгуливали собак, подстригали лужайки, мыли машины, скакали через скакалку, собирали бумагу, бутылки и жестяные банки… а одна маленькая девочка из Ванкувера устроила во дворе своего дома представление перед соседями, эдакий марафон на горке для соскальзывания, когда за каждую попытку они должны были заплатить по принципу «кто больше», и так каталась до тех пор, пока ее не затошнило.
Отдельные суммы благотворительных пожертвований прямо-таки ошеломляли: 230 тысяч долларов собрали жители Принс-Джорджа и прилегающих районов; 70 тысяч поступили из Куэснела, городка в Британской Колумбии с населением всего 20 тысяч человек. А в окрестностях Уильямс-Лейка, где сами жители с оптимизмом надеялись, что городок с населением 22 тысячи человек сподобится набрать 100 тысяч долларов, они сумели сколотить сумму в 175 тысяч, да и то когда мы оттуда уезжали, деньги все продолжали поступать. Люди поистине откликнулись на наш призыв.
Одно лишь меня огорчило во время церемонии на границе и бурного приема, оказанного нам в Уильямс-Лейке. Стэн Стронг на них так и не появился. Конечно же, он бы все сделал, чтобы быть там, но в это время у него хватало своих проблем. Ему ампутировали ногу, и еще он перенес операцию, причем настолько серьезную, что кое-кто сомневался, сумеет ли он вообще выкарабкаться. Его друзья говорили, что последними нитями, связывающими его с жизнью, было желание увидеть меня и присутствовать во время финиша турне.
И наконец — это случилось в Принстоне, в Британской Колумбии, — ему удалось осуществить свое желание. Таков уж был Стэн Стронг — человек, который привел меня в мир спорта на инвалидных колясках, пионером которого он стал в такие далекие времена. Стэн отстаивал все то, ради чего я вел свою борьбу. Иной раз нас обуревает жадность, и мы не можем успокоиться на достигнутом. В моих глазах Стэн был живой связью времен, соединяющий в себе память о том, как ужасно было положение инвалидов в далеком прошлом, ради улучшения которого он сражался не покладая сил и до сих пор не потерял веры в более светлое будущее.
В известном смысле Стэн передал мне эстафетную палочку. Надеюсь, что я достоин нести ее и сумею добиться хотя бы небольшой толики того, что сумел сделать он.
В четверг, 7 апреля 1987 года, у ворот национального парка «Глэсиер» я миновал на своем кресле второй приветственный транспарант, на котором крупно значилось: «24 тысячи миль!» На другой день — это было в страстную пятницу — мы преодолели перевал Роджерса — последнюю значительную горную преграду. За ним следовали еще два перевала, но я знал, что стоит нам справиться с этим препятствием, как все у меня пойдет, как по накатанной, и так до самого финиша.
Это был нелегкий подъем — начинался он на высоте 2 тысячи футов и продолжался до четырех тысяч трехсот, растянувшись при этом на 23 мили, — но нам встречались и потруднее. Главная задача для меня заключалась в том, чтобы добраться до вершины в хорошей физической форме, а чувствовал я себя как никогда отлично и был преисполнен решимости оставаться в таком состоянии и дальше.
Мы тщательно спланировали график восхождения, разбив его на этапы — 10 и 4 мили с двумя остановками на отдых. На этот раз мы были в преимущественном
