Чарльз Диккенс - Большие надежды (без указания переводчика)
— Что? спросилъ Уемикъ гнѣвно. — Повтори-ка!
— Вотъ дверь, сказалъ Джаггерсъ, подходя и указывая на нее. — Пошелъ вонъ изъ контора! Я не потерплю здѣсь никакихъ чувствъ. Убирайся-себѣ!
— И по дѣламъ, прибавилъ Уемикъ. — Убирайся!
Бѣдный Майкъ, съ покорнымъ видомъ, удалился изъ комнаты, а мистеръ Джаггерсъ и Уемикъ, казалось, совершенно поладили другъ съ другомъ и продолжали свою работу съ новымъ рвеніемъ, словно подкрѣпившись завтракомъ.
LII
Отъ Джаггерса я отправился къ брату миссъ Скифинзъ. Онъ тотчасъ же привелъ Кларикера и я имѣлъ удовольствіе тутъ же покончить наше дѣло. Это было единственное доброе дѣло, которое я сдѣлалъ съ того времени, какъ впервые услышалъ о своихъ надеждахъ.
Кларикеръ сказалъ мнѣ, между-прочимъ, что торговля у нихъ идетъ очень-успѣшно и они теперь уже въ-состояніи открыть контору на Востокѣ, которая обѣщаетъ имъ огромныя выгоды. Гербертъ, въ своемъ новомъ качествѣ компаньйона, долженъ устроить эту контору. Итакъ мнѣ приходилось вскорѣ разстаться съ моимъ другомъ, даже еслибъ и мои дѣла не были въ такомъ разстройствѣ. Я чувствовалъ теперь, какъ-будто послѣдній якорь моего спасенія оборвался, и я съ этой минуты буду носиться по волнамъ, по волѣ вѣтровъ.
Минута, когда Гербертъ возвратясь домой, съ восторгомъ разсказалъ о случившемся, была лучшею для меня наградою. Какъ мало воображалъ онъ, что мнѣ это не новость. Отрадно было смотрѣть на него, какъ онъ строилъ воздушные замки, воображалъ себѣ, что уже везетъ Клару Барлэ въ чудныя страны Востока, что я пріѣзжаю къ нимъ (кажется, съ караваномъ верблюдовъ), и мы всѣ вмѣстѣ отправляемся на Нилъ, любоваться его чудесами. Хотя я и не вполнѣ, что касается меня лично, раздѣлялъ его восторженные планы, но чувствовалъ, что будущность Герберта свѣтлѣетъ, и что старый Барлэ, могъ уже безпокоиться только о своемъ ромѣ и перцѣ, предоставивъ другимъ устроивать участь своей дочери.
Мартъ былъ уже на дворѣ. Моя лѣвая рука такъ медленно заживала, что я до-сихъ-поръ не могъ надѣть сюртука. Правая же почти совсѣмъ была здорова, хотя и порядочно изуродована. Однажды въ понедѣльникъ, сидя съ Гербертомъ за завтракомъ, я получилъ отъ Уемика по почтѣ слѣдующую записку:
«Уольварѳъ. Сожгите записку тотчасъ по прочтеніи. На первыхъ дняхъ этой недѣли, положимъ въ среду, вы можете, если желаете, попытать счастье. Ну, теперь сожгите».
Я показалъ Герберту письмо и, выучивъ его наизусть, бросилъ его огонь. Потомъ мы начали разсуждать, что намъ дѣлать. Я не могъ теперь грести, и этого обстоятельства не надо было упускать изъ вида.
— Я объ этомъ не разъ уже думалъ, сказалъ Гербертъ:- и полагаю, что нашелъ средство избѣгнуть необходимости нанимать лодочника. Возьмемъ Стартопа. Онъ славный малый и отлично гребетъ, къ тому же насъ очень любитъ, и честный благородный человѣкъ.
— Но на сколько открыть ему нашу тайну?
— Мы ему скажемъ очень-мало. Пускай сначала онъ будетъ думать, что это только шутка, а утромъ мы ему скажемъ, что важныя причины заставляютъ тебя тайкомъ перевезти Провиса на иностранный пароходъ. Вѣдь, ты поѣдешь съ нимъ?
— Конечно.
— Куда?
Мнѣ было рѣшительно все-равно, куда бы мы ни поѣхали, въ Гамбургъ ли, въ Ротердамъ или въ Антверпенъ, только бы выбраться съ Магвичемъ изъ Англіи. Поэтому, главное было встрѣтить на рѣкѣ иностранный пароходъ, какой бы то ни было, благо бы онъ насъ принялъ на бортъ. Я полагалъ спуститься на лодкѣ подальше къ устью, конечно, миновавъ Гревзендъ, гдѣ очень было трудно спрятаться отъ преслѣдованій; такъ-какъ иностранные пароходы уходили изъ Лондона съ приливомъ, то мой планъ состоялъ въ томъ, чтобъ спуститься внизъ заранѣе съ отливомъ и ожидать перваго парохода въ какомъ-нибудь сохранномъ мѣстѣ у берега. Время же можно было разчесть, если напередъ хорошенько разузнать обо всемъ. Гербертъ вполнѣ согласился со мною и мы тотчасъ же послѣ завтрака отправились собирать нужныя намъ свѣдѣнія. Оказалось, что гамбургскій пароходъ обѣщалъ намъ быть полезнымъ болѣе другихъ и потому мы сосредоточили на немъ все, всѣ наши планы. Однако, мы записали также и всѣ остальные пароходы, которые должны были оставить Лондонъ около того же времени. Кромѣ-того, мы хорошенько заучили наружный видъ и флагъ каждаго парохода. Потомъ мы разстались на нѣсколько часовъ; я отправился, чтобъ выхлопотать необходимые паспорты, а Гербертъ пошелъ отыскивать Стартопа. Когда мы сошлась опять къ часу пополудни, то оказалось, что оба удовлетворительно исполнили свои порученія. Я, съ своей стороны, досталъ паспорты, а Гербертъ видѣлъ Стартопа, и тотъ съ радостью согласился намъ помочь.
Мы рѣшили, что Стартопъ съ Гербертомъ будутъ грести, а я править рулемъ. Магвичъ же будетъ смирно сидѣть между нами. Такъ-какъ мы не нуждались въ большой скорости, то положили ѣхать потихоньку. Кромѣ-того рѣшено было, что Гербертъ отправится сегодня, не заходя обѣдать домой, прямо на набережную мельничнаго пруда, а завтра вовсе не пойдетъ туда. Такимъ-образомъ, сегодня въ понедѣльнивъ все будетъ устроено съ Магвичемъ и до среды мы съ нимъ не будемъ имѣть никакихъ сношеній. Въ среду же, увидѣвъ насъ на рѣкѣ, онъ выйдетъ на ближній спускъ къ рѣкѣ и сядетъ къ намъ въ лодку.
Переговоровъ порядкомъ и порѣшивъ все это, я отправился домой. Отворяя наружную дверь нашей квартиры, я нашелъ въ ящикѣ письмо на мое имя. Оно было очень грязно и почеркъ прескверный. Письмо пришло, очевидно, не по почтѣ, вѣроятно, въ мое отсутствіе кто-нибудь опустилъ его въ ящикъ. Вотъ содержаніе этого письма:
«Если вы не боитесь, то приходите на старыя болота въ шлюзный домикъ, сегодня или завтра вечеромъ часовъ въ девять. Если вы желаете узнать кое-что о вашемъ дядѣ, то лучше приходите, не теряя времени и не говоря о томъ ни кому. Вы должны прійти одни. Принесите съ собою эту записку».
У меня и до полученія этой странной записки было много безпокойствъ. Но теперь я просто не зналъ, что дѣлать. Хуже всего то, что надо было рѣшиться тотчасъ же, не теряя ни минуты, или я опоздалъ бы на сегодняшній дилижансъ. Нечего было и думать ѣхать завтра, ибо это было слишкомъ-близко во времени бѣгства. Къ тому же, обѣщанныя въ этой запискѣ свѣдѣнія могли имѣть важное вліяніе и на самое бѣгство.
Еслибъ я имѣлъ болѣе времени, чтобъ обдумать все хладнокровно, то и тогда, кажется, я поѣхалъ бы. Теперь же, посмотрѣвъ на часы и увидавъ, что оставалось только полчаса до отъѣзда дилижанса, я сразу рѣшился ѣхать, ѣхалъ же я, конечно, только потому, что въ письмѣ упомянуто было имя моего дяди Провиса. Вообще, въ спѣху очень-трудно хорошенько понять содержаніе всякаго письма, и потому я прочелъ это таинственное письмо насколько разъ, прежде чѣмъ какъ-то безсознательно понялъ, что долженъ скрывать въ тайнѣ свое путешествіе. Такъ же безсознательно я написалъ нѣсколько словъ Герберту, что, оставляя Англію, можетъ-быть надолго, я рѣшился съѣздить и узнать о здоровья миссъ Гавишамъ. Послѣ этого, я поспѣшно надѣлъ пальто, заперъ квартиру и кратчайшими закоулками отправился въ контору дилижансовъ. Еслибъ я нанялъ кэбъ и поѣхалъ по проѣзжимъ улицамъ, то непремѣнно опоздалъ бв. Теперь же я поймалъ дилижансъ у самыхъ воротъ конторы. Я взялъ внутреннее мѣсто и пришелъ въ себя, когда уже покачивался въ дилижансѣ, одинъ одинёхонекъ, по колѣна въ соломѣ.
Дѣйствительно, съ самого полученія письма я былъ какъ-то самъ не свой. Письмо это, послѣ утреннихъ заботъ и усталости, причиненныхъ запискою Уемика, хотя давно уже ожидаемою, совсѣмъ вскружило мнѣ голову. Теперь, сидя въ дилижансѣ я началъ удивляться, зачѣмъ я ѣду и обдумывать не лучше ли остановить экипажъ и воротиться домой, ибо какъ-то странно слушаться анонимнаго письма; однимъ словомъ, я находился въ нерѣшительномъ положеніи, свойственномъ человѣку, котораго засуетили. Но имя Провиса, упомянутое въ письмѣ, брало верхъ радъ всѣмъ и уничтожало всякое колебаніе. Я разсуждалъ теперь самъ съ собою, хотя почти безсознательно, что еслибъ его постигло какое-нибудь несчастіе, вслѣдствіе моей нерѣшимости, то я никогда не простилъ бы себѣ этого.
Пока мы ѣхали, уже стемнѣло, и дорога показалась мнѣ очень длинною и скучною, ибо изнутри ничего не было видно, а снаружи я не могъ сидѣть по причинѣ моихъ ранъ. Нарочно не заѣзжая въ Синій Вепрь, я остановился въ какомъ-то маленькомъ трактирщикѣ и заказалъ себѣ обѣдъ. Пока его готовили, я пошелъ въ Сатис-Гаусъ, чтобъ освѣдомиться о миссъ Гавишамъ: мнѣ сказали, что она все еще очень-больна, хотя и чувствуетъ себя не много полегче прежняго.
Трактиръ, въ которомъ я остановился, былъ когда-то частью стариннаго монастыря, и осьмиугольная комната, отведенная мнѣ, очень походила на церковную купель. Такъ-какъ я не могъ съ больною рукою рѣзать мясо, то старикъ трактирщикъ, съ большой лысиной на головѣ, долженъ былъ рѣзать за меня. Это обстоятельство возбудило между нами разговоръ, и мой хозяинъ былъ такъ добръ, что разсказалъ мнѣ мою собственную исторію, конечно, украсивъ ее народнымъ повѣрьемъ, что Пёмбельчукъ былъ моимъ первымъ благодѣтелемъ и основателемъ моего счастія.
