Никос Казандзакис - Последнее искушение Христа
Белые цветы поблескивали в темной листве над его головой. Он прижал ладони к влажной земле, ощущая ее прохладу и весеннюю теплоту. Быстро оглянувшись — вокруг никого не было, он припал губами к земле и принялся целовать ее.
— Матушка, держи меня, — прошептал он, — а я буду держаться за тебя. Разве ты не можешь быть моим Богом? Трава зашуршала, послышались легкие шаги, засвистел невидимый черный дрозд. Иисус поднял глаза и увидел перед собой довольного и веселого своего зеленокрылого ангела. Курчавый пушок на его теле искрился в лучах заходящего солнца.
— Привет, — промолвил Иисус. — Твое лицо сияет. Какие новые добрые вести принес ты мне? Я верю тебе: крылья твои зелены, как весенняя трава.
Ангел засмеялся и сложил крылья. Пристроившись рядом с Иисусом, он растер между пальцами цветок лимона и вожделенно вдохнул его аромат, потом взглянул на запад — там небо уже стало темно-вишневым. Легкий ветер скользил над землей, и листва радостно шуршала.
— Какие счастливые люди! — промолвил ангел. — Вы созданы из праха и воды, как и все живое на Земле. Потому вы и подходите друг другу: мужчины, женщины, мясо, овощи, фрукты… Разве ты не из того же праха и воды? Все стремится соединиться. Вот только что по пути сюда я слышал, как тебя звала женщина.
— Зачем звала? Что она хочет?
— Ее прах и влага призывают твой прах и влагу, — улыбнулся ангел. — Она сидит над своей пряжей и поет. Ее песня, полная тоски по тебе, перелетает горы и разливается по долинам. Послушай. Сейчас она доберется и до нас. Тихо! Вот она. Слышишь? Мне показалось, она поет, но она не поет, она плачет. Слушай внимательно. Что ты слышишь?
— Я слышу, как птицы возвращаются в свои гнезда. Близится ночь.
— И больше ничего? Напряги все свои силы. Пусть душа твоя покинет тело, чтоб оно не мешало ей слушать.
— Слышу! Я слышу! Женский голос — далеко, далеко… Это погребальный плач, но я не могу разобрать слов.
— А я их прекрасно слышу. Послушай сам. Что она оплакивает?
Иисус встал и напрягся — душа его взлетела, достигла деревни и, перелетев через порог, замерла во дворе.
— Я слышу… — прижал палец к губам Иисус.
— Что же?
Гроб из злата-серебра, позлащенная гробница,Пожалей его глаза, словно черные зарницы,Пожалей его уста, голос нежный, как у птицы…
— Узнаешь ли ты певунью, Иисус из Назарета?
— Да.
— Это Мария, сестра Лазаря. Она все еще прядет себе на приданое. Она думает, ты умер, и оплакивает тебя. Ее белоснежная шея обнажена, ее бирюзовое ожерелье ниспадает ей на грудь. Тело ее взмокло от пота и благоухает, как благоухает хлеб, вынутый из печи, как спелая айва, как земля после дождя. Вставай. Пойдем и утешим ее.
— А Магдалина? — испуганно вскричал Иисус.
Ангел взял его за руку и снова усадил на землю.
— Магдалина, — безмятежно промолвил он. — Я и забыл сказать тебе. Она мертва.
— Мертва?
— Ее убили. Ну, что ты сжал кулаки, Иисус из Назарета, куда ты направился? Кому ты собираешься мстить? Господу? Это Он убил ее. Сядь! Всевышний метнул молнию и пронзил ее в момент наибольшего счастья, и теперь она обрела бессмертие на небесах. Есть ли для женщины большая радость? Она не увидит, как увядает ее любовь, каким трусливым становится ее сердце, как гниет ее плоть. Я был там, когда он убивал ее, и все видел. Она воздела руки к небесам и вскричала: «Спасибо Тебе, Господи! Этого я и хотела!»
— Лишь псы могут испытывать такую страсть к подчинению, псы и ангелы, — вспылил Иисус. — Я не пес и не ангел. Я — человек, и я кричу: «Несправедливость! Несправедливость! Господи, несправедливо было убивать ее. Самый жестосердный дровосек не станет рубить дерево в цвету, а Магдалина только расцвела!»
Ангел обнял его и принялся гладить по голове и плечам, успокаивая. Наконец совсем стемнело. Ветер разогнал тучи, а на небе зажглась Вечерняя звезда.
— Терпи, смирись, не отчаивайся, — повторял ангел. — Лишь одна женщина существует для мужчины, одна женщина с бесчисленным количеством лиц. Один лик спадает, другой возникает. Мария Магдалина умерла — другая Мария живет и ждет нас, ждет тебя. Она — Магдалина, лишь с другим лицом. Ну! Она снова вздохнула. Пойдем утешим ее. Чрево свое она хранит — хранит для тебя, Иисус из Назарета, для величайшей из всех радостей мира — сына, твоего сына. Идем же! — И обняв Иисуса, ангел медленно приподнял его с земли. Они встали под деревьями, и Вечерняя звезда, смеясь, глядела на них.
Постепенно сердце Иисуса успокаивалось. В темноте лица Магдалины и сестры Лазаря начали сливаться, становясь одним. Спустилась благоуханная ночь и окутала Иисуса и ангела.
— Летим, — сказал ангел, обнимая Иисуса за пояс. От него пахло мускатом и сырой землей. Иисус закрыл глаза, склонил голову ему на плечо и глубоко вздохнул — ему нравился этот запах покоя и забвения.
Улыбнувшись, ангел расправил крылья и крепче прижал к себе Иисуса. И снова во влажном ночном воздухе послышался женский голос, безмятежный, как весенний дождь: «Гроб из злата-серебра, позлащенная гробница…»
— Летим, — улыбнулся Иисус.
ГЛАВА 31
Всю ночь Иисус скользил над землей в объятиях ангела.
Огромная луна вползла на небо — сегодня она была странно веселой. Вместо Каина, убивающего Авеля, на ней отчетливо виднелись широкие смеющиеся уста, два добрых глаза и сияющие полные щеки — круглое лицо блуждающей в ночи влюбленной женщины. Мимо проносились деревья, ночные птицы кричали человеческими голосами. Расступались горы, пропуская ночных скитальцев, и вновь сходились за их спинами.
Какое это было счастье лететь над землей, как летаем мы только во снах! Вся жизнь обратилась в сон. Может, это и есть Царствие Небесное?.. Он хотел спросить об этом ангела, но испугался, что проснется, и промолчал.
Каким легким вдруг стал мир. Как будто приходишь к друзьям с тяжестью на сердце, но вот уж подано прохладное вино, ты пьешь его, и дух становится невесомым — он взлетает, розовым облаком качается над твоей головой, и мир, становясь таким же легким и невесомым, отражается в нем, словно в зеркале.
Снова Иисус повернулся к ангелу, чтобы спросить о чем-то, но тот прижал палец к губам.
Внизу закричали петухи, приветствуя зарю, — приближалась деревня. Луна закатилась за горы, начинался тихий рассвет. Земная жизнь снова стала реальностью, время возобновило свой ход. Горы, рощи, деревня — все вернулось на свои места, где повелел им быть Господь. Вот и любимая дорога, ведущая к милосердной Вифании, заросшей оливами, смоквами и виноградником. А вот и памятный желанный дом с горящим очагом, святой пряжей и двумя сестрами — двумя бессонными светочами…
— Вот мы и добрались, — промолвил ангел.
Из трубы вился синий дымок. Сестры уже встали и разожгли очаг.
— Иисус из Назарета, — промолвил ангел, складывая крылья, — сестры разожгли огонь, надоили молока и разогревают его для тебя. Не о смысле ли Царствия Небесного ты хотел спросить меня по дороге? Тысячи малых радостей составляют его, Иисус из Назарета. Постучать в дверь и увидеть женщину, открывшую тебе, сесть перед огнем и наблюдать, как она готовит тебе пищу; а когда стемнеет, почувствовать ее объятия. Это и есть спасение — от объятия к объятию, от отца к сыну. Вот путь.
— Я понял, — промолвил Иисус и, замерев перед дверью, протянул руку к молотку.
— Не спеши, — удержал его ангел. — Послушай, лучше нам больше не расставаться. Мне страшно оставлять тебя одного беззащитным — я пойду с тобой. Я превращусь в арапчонка — того, которого ты видел в саду, и стану твоим слугой. Я не хочу, чтобы ты опять заплутал, пойдя не той дорогой.
Не успел он договорить, как перед Иисусом оказался арапчонок. Ростом мальчик был ему по пояс, широкая улыбка обнажала белоснежные зубы, в ушах качались два золотых кольца, в руках он держал корзину, наполненную всякой всячиной.
— Вот, хозяин, — улыбнулся он. — Подарки обеим сестрам: тонкая одежда, серьги, браслеты, веера из драгоценных перьев. Теперь стучись.
Иисус постучал. Из-за двери послышался звук шагов, и женщина спросила:
— Кто там?
Иисус залился краской. Он узнал голос — это была Мария. Дверь распахнулась, и обе сестры упали ему в ноги.
Рабби, мы преклоняемся перед твоими страстями, мы приветствуем твое святое воскресение. Добро пожаловать!
— Позволь мне прикоснуться к тебе, рабби, чтобы я убедилась, что ты жив, — промолвила Мария.
— У него настоящее тело, Мария, настоящее, — вскричала Марфа, — такое же, как у нас! Видишь? И тень от него падает на наш порог!
Иисус слушал их и улыбался.
— Марфа и Мария, как я рад видеть вас. Как я счастлив снова оказаться в уютном, тихом, добром человеческом жилище. Мы живы и страждем, готовы радоваться и грустить. Слава Тебе, Господи! — Так, беседуя с сестрами, он вошел в дом. — Какое счастье снова все это видеть — очаг и пряжу, квашню и кувшин с водой, стол со знакомой лампой. Я преклоняюсь перед вашей милостью, верные мои жены. Когда женщина подходит к вратам рая, она спрашивает: «Господи, позволишь ли войти и моим спутникам?» — «Каким спутникам?» — спрашивает Господь. «Вот они, — отвечает она, — корыто и колыбель, лампа и кувшин, прялка и пряжа. Если не впустишь их, то и я не войду». И Господь добродушно смеется: «Ты — женщина, разве могу я отказать тебе? Входите все. В раю уже столько колыбелей и прялок, что скоро мне некуда будет поместить святых».
