Нацумэ Сосэки - Ваш покорный слуга кот
– О-Сан, поди сюда!
– Вот так так! — воскликнул Мэйтэй. — Слушай, а госпожа уже дома!
Хозяин фыркнул.
– Подумаешь, — сказал он.
– Хозяюшка, когда это вы успели вернуться?
В столовой тихо, ответа не последовало.
– Хозяюшка, вы слышали, что здесь говорилось?
Ответа нет.
– Не подумайте, что это мнение хозяина! Это мнение господина Нэша из шестнадцатого века!
– Ничего не знаю, — донесся издалека голос хозяйки.
Кангэцу-кун хихикнул.
– Я тоже не знаю, так что извините, пожалуйста! — крикнул Мэйтэй и захохотал. Тут с шумом отворилась парадная дверь, раздвинулись сёдзи, и в гостиную бесцеремонно ввалился Татара Сампэй-кун.
Сегодня он был непохож на себя. На нем была сверкающая белизной сорочка и сюртук с иголочки. Он был заметно навеселе, в руке у него была тяжелая корзинка с четырьмя бутылками пива. Он поставил бутылки рядом с кусками бонита и рухнул на циновки.
– Ну, как у вас желудок, сэнсэй? — осведомился он. — Все дома сидите, вот и не поправляетесь!
– А я тебе еще не сказал, лучше у меня желудок или хуже.
– Да что с того, что не сказали! Лицо у вас какое-то плохое. Совсем желтое. Сейчас надо удить рыбу. Взять в Синагава лодку и… Я в то воскресенье удил.
– Что поймал?
– Ничего не поймал.
– И все-таки хорошо было?
– Поистине душой воспрянул. А вы были когда-нибудь на рыбалке? — Он обратился ко всем сразу. — Удить рыбу очень интересно. На крошечной лодочке в огромном море…
– А я хочу на огромной лодке по крошечному морю, — заявил Мэйтэй.
– И если уж удить, то выловить кита или русалку, иначе неинтересно, — добавил Кангэцу-кун.
– Да разве такие вещи ловятся? Никакого здравого смысла у этих литераторов.
– Я не литератор.
– Да? А кто же вы? Например, дельцам, как я, здравый смысл совершенно необходим. Знаете, сэнсэй, за последнее время я весьма обогатился здравым смыслом. Вращаешься в таком обществе и сам становишься таким.
– Каким это таким?
– И знаете… вот с сигаретами… Пока куришь «Асахи» или там «Сикисима», никто на тебя внимания не обратит. — И Сампэй-кун достал и закурил египетскую сигаретку с золоченым мундштуком.
– Откуда у тебя деньги на такую роскошь?
– Денег у меня еще нет. Но я думаю где-нибудь их раздобыть. Когда куришь такие сигареты, тебе не могут не доверять.
– Отлично, — обращается Мэйтэй к Кангэцу. — И хлопот никаких. Добывать деньги, пользуясь доверчивостью людей, легче, чем шлифовать твои шарики, Кангэцу-кун. Просто комфортабельный способ.
Кангэцу не успел ответить, как Сампэй-кун вскричал:
– А, так это вы и есть Кангэцу-сан? Вы так и не стали доктором? Ну, тогда возьму я.
– Доктора?
– Нет, барышню Канэда! Мне, разумеется, неудобно перед вами, но родители так настаивают, что я согласился. Меня только беспокоило, как я оправдаюсь перед вами.
– Да вы не стесняйтесь, — сказал Кангэцу, а хозяин как-то неопределенно проговорил:
– Если хочется, то бери… Думаю, это ничего…
Мэйтэй рассмеялся:
– Вот приятная новость! Нет, поистине о дочерях беспокоиться не стоит. Я же говорил, что ее кто-нибудь возьмет! Вот у нее и появился жених, да еще какой великолепный джентльмен! Тофу-кун, вот тебе материал для новых стихов. Принимайся за дело.
– А, так вы — Тофу-кун? — вскричал Сампэй. — Не сочините ли вы нам что-нибудь к свадьбе? Мы бы сразу отпечатали и распространили. Даже в «Солнце» опубликуем!
– Хорошо, я что-нибудь сделаю. К какому сроку вам надо?
– Это не важно. Давайте то, что у вас уже готово. А мы вас за это пригласим на свадьбу и угостим. Шампанским угостим. Вы когда-нибудь пили шампанское? Эго очень вкусно… Сэнсэй, я хочу пригласить на свадьбу оркестр. Как вы полагаете, можно будет переложить стихи Тофу-куна на музыку и сыграть?
– Как хочешь.
– Сэнсэй, может быть, это сделаете вы?
– Не говори глупостей.
– Может быть, здесь есть кто-нибудь, кто знает музыку?
– Вот есть мастер скрипки — провалившийся кандидат в доктора Кангэцу-кун. Только его надо хорошенько попросить. Он не такой человек, чтобы согласиться на бутылку шампанского.
– Знаете, шампанское по четыре или пять йен — это не шампанское. Я буду угощать не такой дешевкой. Так вы сочините мне музыку?
– Сочиню. Даже за бутылку по двадцать сэн сочиню. Даже даром сочиню.
– Нет, даром я принять не могу. Я обязательно должен отблагодарить. И если вам не нравится шампанское, то как вам понравится вот это? — Он достал из внутреннего кармана десяток фотографий и разбросал по циновке. Это были портреты девиц самого нежного возраста в хакама, в фурисодэ, с высокими прическами. — Вот сколько у меня кандидаток, сэнсэй. Я могу отблагодарить Кангэцу-куна и Тофу-куна, посватав их за любую из них. Как вам нравится вот эта? — спросил он, тыча в лицо Кангэцу одну фотографию.
– Хороша. Сосватайте меня за нее.
– И эта?
– И эта хороша. За нее тоже сосватайте.
– Так за какую же из них?
– За любую.
– Ох, какой вы любвеобильный! Сэнсэй, а вот эта — племянница одного профессора.
– Да?
– У нее замечательный характер, и она очень молода. Ей всего семнадцать. Приданое — тысяча йен. А эта — дочь губернатора.
– А нельзя ли будет жениться сразу на всех?
– Сразу на всех? Что вы! Вы проповедуете многоженство?
– Я не сторонник многоженства. Просто я любитель женщин.
– Ну, хватит, — сказал хозяин. — Убирай отсюда эти штучки, да поживее…
– Значит, ни одна не подходит? — уныло спросил Сампэй-кун и снова спрятал фотографии обратно в карман.
– Что это за пиво?
– Это вам гостинец. В честь предстоящей свадьбы. Купил в лавочке на углу. Прошу отведать.
Хозяин хлопнул в ладоши и приказал служанке откупорить бутылки. Пятеро господ — хозяин, Мэйтэй, Докусэн, Кангэцу и Тофу — торжественно подняв стаканы, поздравили Сампэй-куна с предстоящим счастливым браком. Сампэй-кун был вне себя от восторга.
– Господа, я приглашаю вас всех на свадьбу. Надеюсь, вы не откажетесь?
– Я не приду, — сразу сказал хозяин.
– Почему? Ведь такой торжественный случай раз в жизни бывает. Как же вы не придете? Это же бессердечно!
– Нет, не бессердечно, и я не приду.
– Может быть, у вас нет приличного костюма? Если вам нужны хаори и хакама, я устрою. Надо же хоть изредка выходить на люди, сэнсэй. Я вас познакомлю со знаменитостями.
– Нет, я не приду.
– У вас желудок исцелится.
– Пусть даже не исцелится.
– Ну, раз вы так заупрямились, делать нечего. А вы?
– Я? — сказал Мэйтэй. — Обязательно приду. Если это возможно, я бы даже хотел быть сватом. «Шампанским прославляют торжество в весенний вечер…» Что? Сват — Судзуки То-сан? Вон в чем дело… Впрочем, я так и думал. Ну что же, делать нечего. Двух сватов — слишком много. Ладно, буду как обыкновенный гость.
– А вы как?
– Я? — сказал Докусэн-кун. — «Веду тихую жизнь под луной, а в бамбуковой роще ветер свистит. Но взаимна дружба людей — белобородых старцев и краснощеких юнцов».
– Что это? Из сборника китайских стихов?
– Я и сам не знаю.
– Не знаете… Жаль. А вы, Кангэцу-кун, конечно, будете обязательно? Вы ведь знакомы с невестой…
– Обязательно. Должен же я прослушать свою музыку в исполнении оркестра.
– Да, разумеется… А вы, Тофу-кун?
– Как вам сказать… Хотелось бы присутствовать и прочитать вам новые стихи.
– Это очень приятно. Сэнсэй, мне никогда в жизни еще не было так приятно. И с вашего разрешения я выпью еще стакан пива.
Он принялся за пиво, которое принес в подарок хозяину, и совершенно побагровел.
Короткий осенний день начал наконец клониться к вечеру. Я поглядел на жаровню. В жаровне валялись груды окурков. Огонь уже давно погас. И даже этим беззаботным людям стало, по-видимому, скучно.
– Смотрите-ка, — сказал Докусэн-кун. — Уже поздно. Я иду домой.
Он поднялся. Вслед за ним поднялись все остальные. Они ушли, и в гостиной стало скучно, как в театре после спектакля.
Хозяин поужинал и удалился в кабинет. Хозяйка, кутаясь от холода, принялась штопать застиранное тряпье. Дети уснули возле нее. Прислуга ушла в ванную.
Все эти люди кажутся беззаботными, но постучите по донышку их души, и вы услышите какой-то печальный отзвук. И ноги прозревшего Докусэн-куна ступают только по земле. Возможно, Мэйтэй-куну живется легко, но и его мир не так прекрасен, как принято изображать на картинах. Вот и Кангэцу-кун бросил обтачивать свои шарики и привез из провинции жену. Все идет своим чередом. Но когда то, что идет своим чередом, тянется до бесконечности, становится как-то тоскливо. И лет через десять Тофу-кун, наверное, осознает, каким он был дураком, когда раздаривал свои стихи направо и налево. О Сампэй-куне трудно сказать, будет он жить в воде или в лесах. Хорошо, если бы он всю жизнь мог радоваться, угощая людей шампанским. А Судзуки То-сан будет катиться все ниже и ниже и будет пачкаться все больше и больше. Но и по уши в грязи он будет более сыт, чем те, кто не умеет катиться.
