Император и ребе, том 1 - Залман Шнеур
И вот с тех пор, как «секта подозрительных» распространилась по святым еврейским общинам, учитель наш Элиёгу совсем удалился от мира. Даже свой обычный «хлеб с солью» он перестал есть и обходился теперь жиденьким крупником.[229] Да и то лишь раз в день. Чуть перекусил — и снова за Тору. Сам он, дай Бог ему долгих лет жизни, даже оправдывался, говоря, что зубы уже больше не служат ему и жевать хлеб стало больно. Но, слава Богу, известно было, что это отговорка и на самом деле он хочет искупить таким образом прегрешения всего народа Израиля…
Дело зашло так далеко, что раввинша и сыновья, и зятья, уже привыкшие к суровой жизни главы семейства, стали жаловаться людям. Они говорили, что боятся… Конечно, нельзя открывать уста сатане, но так дальше продолжаться не может. Он, дай ему Бог долгих лет жизни, едва ноги переставляет… И чем это все кончится?
Тогда старосты Синагогального двора и главы Виленской общины испугались не на шутку. Они пришли умолять гаона, чтобы он принимал немного больше пищи и посоветовался с врачом, если не может справиться с болезнью сам. Да вот тут недалеко, на Немецкой улице,[230] можно спросить…
Но гаон, маленький и исхудавший, не допускал к себе врачей и по-прежнему в рот не брал куска побольше и получше. Он только отвечал резко и коротко словами из Геморы: «Болит голова, пусть занимается Торой!»[231] Дальше там, как известно, сказано, что если болит живот, тоже надо заниматься Торой… И он продолжал сидеть над святыми книгами.
Тогда написали письмо единственному врачу, которого гаон все-таки ценил, и отправили это письмо со специальным посланцем в Шклов, что стоит на реке Днепр: «Сильнейшему среди всех, словно лев, великому в Торе и в науке, вознесенному в знаниях медицины, как и в чудесах Божественной колесницы,[232] реб Боруху Шику, да воссияет светоч его!» В этом письме умоляли, чтобы врач поторопился и помог бы «своей наукой исцеления» нашему великому учителю, «на чьи руки он лил воду»,[233] и не допустить, чтобы этот светоч Израиля, не дай Бог, погас.
И реб Борух Шик не допустил… Это был тот самый реб Борух Шик, или Борух-шкловец, верный ученик Виленского гаона, еще в юности изучавший медицину в Англии, обработавший и издавший на древнееврейском первые научные книги по геометрии и астрономии — «Йесод ойлом» и «Амудей шомаим». Ради гаона он перевел с английского на древнееврейский первый учебник по тригонометрии «Кней мидо».[234] Он же написал первый еврейский учебник по гигиене.
Реб Борух велел запрячь добрых коней и отправился в сильнейший мороз по шляху, который вел через Минск на Вильну. Прибыл он в середине месяца шват, прошлой зимой, когда гаон совсем ослабел, и именем науки потребовал от него исцеления и именем всего народа Израиля, чтобы он больше отдыхал, больше внимания уделял своим телесным потребностям, потому что Тора, говорили мудрецы, хороша вместе с повседневностью, а тело было даровано нам, чтобы мы берегли и чистили его, как драгоценный сосуд. Но поскольку учитель наш Элиёгу уже очень ослабел, жирные блюда могут ему, не дай Бог, навредить. Поэтому он, шкловский врач, советует гаону принимать новую пищу, которая весьма распространена в Германии, но мало известна в России, потому что невежественные русские крестьяне да и многие помещики боятся ее. Тартуфля — вот этот новый продукт. Немцы называют его земляными яблоками. У богача реб Ноты Ноткина в Шклове эта еда уже присутствует во всех трапезах. Ее даже в чолнт кладут… Сваренная в соленой воде вместе с шелухой, это очень легкая еда. Особенно для пожилых. Она питательна, вкусна и здорова, если запивать ее простоквашей. Так обыкновенно делают в Польше. И сыны Израиля, и поляки там очень любят это блюдо. Оно там, можно сказать, прославилось.
С тех пор учитель наш Элиёгу от кануна одной субботы до кануна другой питался этим «блюдом Боруха Шика», как именовала его раввинша. Однако какую жизненную силу, с позволения сказать, может извлечь человек из такого странного плода, который лежит в земле и черен, как она, а по вкусу напоминает растертый горох с водой?.. Нет, гаон держался благодаря чудесам и силе Торы, дай ему Бог здоровья!
Девять дней[235] уже давно прошли. В кошерных мясных лавках стало веселее. «Вся Вильна» набросилась на мясо, и только у гаона все еще продолжались девять дней. Они будут продолжаться у него до самого Новолетия. Давно так заведено. Вот в Новолетие, вернувшись, с Божьей помощью, из Большой синагоги после поздней вечерней молитвы со множеством пиютов,[236] он будет наслаждаться рыбьей головой,[237] куриным бульоном, но до Новолетия было еще далеко.
И весь Синагогальный двор был обеспокоен: как бы это ему, не дай Бог, не повредило. Как бы он, не дай Бог, не потерял все остатки своего здоровья до Грозных дней… Но, слава Всевышнему, покуда ставни верхней комнаты заперты днем, бояться нечего. Это знак того, что враги Израиля не смогли лишить его сил, что он, по своему обыкновению, сидит и занимается изучением Торы и служением Богу. Таков был его обычай на протяжении уже почти сорока девяти лет… Надо только ему помочь нести его священное бремя. Надо вести себя тихо, не шуметь, проходя мимо, между притвором синагоги и молельней Погребального братства, до самого двора Рамайлы.
Поэтому помогайте все, у кого есть Бог в сердце, наводите порядок, ставьте на место крикунов и горлопанов, крикните им с настоящим виленским выговором:
— Ша, лоботрясы! Тихо! Гаон реб Элиёгу изучает Тору…
Глава вторая
За закрытыми ставнями
1
При свете толстой восковой свечи, какие изготовляют для синагоги женщины накануне Судного дня, сидел учитель наш реб Элиёгу в своей верхней комнате при закрытых ставнях и изучал Тору.
Стены помещения были покрыты голубоватой штукатуркой. Они были такими же голубовато-серыми, как листы больших томов Геморы, изданных в Славуте.[238] Вдоль стен располагались полки, тесно заставленные фолиантами в переплетах из телячьей кожи, иногда с медными застежками. Нижние полки, стоявшие прямо на кирпичном полу, были набиты стопками гладких желтоватых пергаментов и шершавой голубоватой бумаги, исписанных шрифтом Раши, как это было принято у испанских евреев, и ашкеназским шрифтом: маленькими буковками, изогнутыми строками, как имели
