Уильям Фолкнер - Рассказы

— Вы же оба только что отказались от них, — сказал Дуум.

— Я передумал. Я возьму вот этих двоих с женщиной в придачу, а Герман пусть берет трех остальных.

— Не хочу я их, — сказал Герман Корзина.

— Ну бери четырех, — предложил папаша. — Я возьму женщину и еще одного.

— Не хочу я их, — сказал Герман Корзина.

— Ну хорошо. Я возьму только женщину, — настаивал папаша.

— Не хочу я их, — сказал Герман Корзина.

— А ты тоже их не хотел, — сказал Дуум папаше. — Ты же сам говорил. Тут Герман Корзина сказал, что щенок-то издох.

— Что же ты не скажешь нам своего нового имени? — обратился он к Дууму.

— Теперь меня зовут Дуум, — ответил тот. — Мне это имя дал француз, вождь из Нового Орлеана. По-французски это выговаривается Длоом, а по-нашему.

— Дуум.

— А что оно значит, твое имя? — спросил Корзинщик.

— Это значит Человек, — сказал Дуум. — Вождь. Герман Корзина рассказывал, как все это было. Они стояли среди тьмы; остальные щенки, до которых не дошла очередь, фыркали и скулили в ящике, свет от смоляного факела отражался в белках шестерых негров и на золотом кафтане Дуума и освещал издохшего щенка.

— А ты не можешь быть вождем, — сказал наконец Герман Корзина. — Ты ему родня только с женской стороны, а у Вождя есть брат и сын.

— Ну да, — сказал Дуум. — Но если бы я стал вождем, я отдал бы Рачьему Ходу вот эту парочку негров. Я и Германа не забыл бы. Парочку негров для Рачьего Хода, а Герману — пару добрых коней. Вот что я сделал бы, если бы стал вождем.

— Рачьему Ходу нужна только эта женщина, — сказал Герман Корзина.

— Ну, как бы то ни было, а Герман получил бы свою шестерку лошадей, — сказал Дуум. — Или, может быть, Вождь уже дал ему лошадь?

— Нет, — сказал Герман Корзина, — дух мой еще ходит пешком. Три дня они добирались до селения. Ночью они разбивали лагерь, и Герман Корзина рассказывал, что больше они друг с другом не разговаривали. Наконец они добрались. Вождь был не очень доволен встречей с Дуумом, хотя Дуум и привез конфет в подарок его сыну. У Дуума были припасены подарки для всей родни, даже для брата Вождя. Брат Вождя жил один в хижине у ручья. Звали его все Иногда Бодрствующий. Изредка кто-нибудь приносил ему еды, а в остальное время его и не видно было. Герман Корзина рассказывал, как они с папашей пошли вместе с Дуумом навестить Иногда Бодрствующего. Дело было вечером, и Дуум велел Герману запереть дверь. Потом Дуум взял еще одного щенка у папаши из рук, поставил его на пол, скатал катышек из хлеба с новоорлеанской солью и показал Иногда Бодрствующему, как это снадобье действует. Герман Корзина рассказывал, что, когда они уходили, Иногда Бодрствующий зажег палочку и завернулся с головой в одеяло. Это был первый день пребывания Дуума в родных местах. На другой день, рассказывал Герман Корзина, Вождь как-то странно повел себя, перестал есть и умер еще до того, как знахарь пришел и зажег свои палочки. Тогда Носитель Жезла пошел к сыну Вождя, чтобы известить его, что он стал Вождем, но тот тоже вел себя странно и вскоре умер.

— Ну, теперь вождем станет Иногда Бодрствующий. Носитель Жезла пошел к Иногда Бодрствующему, чтобы звать его в вожди. Но скоро он вернулся ни с чем.

— Иногда Бодрствующий не хочет быть вождем, — сказал он. — Он сидит в своей хижине, завернувшись с головой в одеяло.

— Тогда вождем должен быть Иккемотуббе, — сказал папаша. Так Дуум стал вождем. Герман Корзина рассказывал, что папашин дух не унимался. Герман утверждал, что он уговаривал папашу дать Дууму какой-то срок.

— Смотри, я-то ведь хожу пешком, — сказал Герман Корзина.

— Ну, у меня совсем другое дело, — сказал папаша. И еще не ушли в землю старый Вождь и его сын, еще не кончились поминки и конные состязания, а папаша уже заявился к Дууму.

— Какая такая женщина? — спросил тот.

— А та, что ты обещал мне дать, когда станешь вождем. Герман Корзина рассказывал, что Дуум смотрел на папашу, а тот старался не глядеть на Дуума.

— Значит, ты не веришь мне, — сказал Дуум. Герман Корзина рассказывал, что папаша совсем не глядел на Дуума.

— Значит, ты полагаешь, что щенок был больной? — сказал Дуум. — Ты об этом хорошенько поразмысли. Герман Корзина говорил, что папаша крепко задумался.

— Ну так как же? — спросил Дуум. Герман Корзина рассказывал, что папаша все-таки не глядел на Дуума.

— Нет, щенок был здоровый, — сказал папаша.

III

Поминки и конные состязания кончились. Старый Вождь и его сын ушли в землю, и тогда Дуум сказал:

— Завтра все пойдем за пароходом. Герман Корзина рассказывал, что, став вождем, Дуум только и думал, что о пароходе, и твердил, что дом у него недостаточно велик. И вот в тот вечер Дуум сказал:

— Завтра пойдем за пароходом, что издох там, на реке. Герман Корзина рассказывал, что пароход находился за двенадцать миль и сам не мог плыть по воде. Только на другое утро на плантации не осталось ни души, кроме самого Дуума и его негров. Герман рассказывал, что Дууму пришлось разыскивать весь день людей своего племени. Дуум пустил по следу собак и кое-кого нашел в пещерах у ручья. На ночь он запер всех в своем доме, а собак спустил сторожить дом. Герман Корзина рассказывал, что он слышал в полной темноте, как Дуум разговаривал с моим папашей.

— Сдается, что ты мне не веришь, — сказал Дуум.

— Верю, — сказал папаша.

— Что тебе и советую, — сказал Дуум.

— Посоветуй лучше моему духу, — сказал папаша. Наутро они отправились к пароходу. Женщины и негры шли пешком, мужчин усадили в повозки, сзади их провожал Дуум с собаками. Издохший пароход лежал на боку. На нем было трое белых.

— Ну, теперь нам можно возвращаться, — сказал папаша. Но Дуум спросил белых:

— Это ваш пароход?

— Во всяком случае, не твой, — сказали белые. И хотя они были вооружены, Герману Корзине показалось, что они не похожи на хозяев. — Ну, что ж, убивать их что ли? — спросил он Дуума. Но тот продолжал беседовать с белыми:

— Что вы за него хотите?

— А что ты дашь? — спросили белые.

— Он же мертвый, — сказал Дуум. — Он ничего не стоит.

— Дашь десять негров? — спросили белые.

— Ладно, — сказал Дуум. — Кто прибыл со мной по Большой Реке — выходи вперед. Вышли пятеро мужчин и женщина.

— Еще четыре негра выходи. Еще четверо вышли.

— Теперь вы будете есть хлеб вот этих белых хозяев, — сказал Дуум. — Пусть это вам идет впрок.

— Теперь, — сказал Дуум, — поднимем нароход и доставим его домой. Герман Корзина говорил, что они с моим папашей не пошли в воду с остальными. Папаша отозвал его в сторону потолковать. Предложил папаша, а Герман Корзина уверял, что он отговаривал убивать белых, но папаша убедил его накормить белых камнями и сбросить их в реку — и делу конец. И вот, рассказывал Герман Корзина, они подстерегли трех белых и вернулись с десятью неграми к пароходу. Перед тем как подойти к нему, папаша сказал неграм:

— Идите к Человеку. Идите и помогайте вытаскивать пароход, а я отведу эту женщину домой.

— Эта женщина моя жена, — сказал один из негров. — Она останется со мной.

— Ты что, хочешь покушать камней и лечь в реку? — спросил мой папаша негра.

— А может, ты сам хочешь в реку? — сказал негр папаше. — Вас двое, а нас девять! Герман Корзина рассказывал, что папаша задумался. Потом сказал:

— Пойдем к пароходу. Надо помочь Человеку. И они пошли к пароходу. Но Герман Корзина говорил, что Дуум будто и не замечал десятерых негров до того, как пришло время возвращаться на плантацию. Тогда Дуум посмотрел на негров, потом посмотрел на папашу.

— Выходит, белые не захотели брать негров? — сказал он.

— Выходит, что так, — сказал папаша.

— А эти белые, они что, ушли? — спросил Дуум.

— Выходит, ушли, — сказал папаша. Герман Корзина рассказывал, что каждую ночь Дуум запирал мужчин и спускал собак сторожить их. Каждый день он отвозил всех к пароходу. В повозках не хватало мест, и потому со второго дня женщины оставались дома. Но только через три дня Дуум заметил, что папаша тоже остается дома. Об этом, должно быть, сказал Дууму муж той женщины.

— Он повредил спину, поднимая пароход, — будто бы сказал негр. — Он говорит, что останется на плантации и будет парить ноги в горячем источнике, чтобы хворь через ноги ушла в землю.

— Что ж, неплохо придумано, — заметил Дуум. — И он уже три дня как парит ноги? Да? Так хворь, должно быть, уже успела уйти ему в пятки. Вернувшись вечером на плантацию, Дуум послал за папашей. Он спросил, как далеко ушла его хворь. Но папаша заявил, что хворь движется очень медленно.

— Ну что ж, посиди еще в источнике, — сказал Дуум.

— Так я и сделаю, — сказал папаша.

— А может быть, посидишь и ночью?