Иван Гончаров - Том седьмой: Очерки, повести, воспоминания
– Adieu, ma chère
1, – кричали ей разные голоса, – пишите чаще! Прощайте! До свиданья!
– Да, да: я еще что-то хотел объяснить: да как в этой суматохе объяснишь!..
– Прощайте, прощайте!..
– А вам, Петр Петрович, – обратился директор к экзекутору, – я еще на квартире сказал, что без меня делать… Еще что-то я хотел сказать… – говорил растерянный директор.
– Слушаю, ваше превосходительство, все будет сделано, – твердил, как сорока, экзекутор.
Курьер между тем принес квитанцию на багаж, сдачу и подал директору.
– Так прощайте, до свидания! – сказал директор, подав руку только вице-директору и своим родным.
– Прощайте, ваше превосходительство! – кричали все.423 – До свидания! – повторили директор и жена его, высовываясь из вагона и кивая головой всем и каждому.
Больше всех юлил Брагин, подавая свой букет директорше и целуя ей руку, а директору отвешивал глубокие поклоны.
– Прощайте, счастливого пути вашему превосходительству и скорого возвращения!
– До свидания, до свидания! – раздавалось из вагона.
Поезд тронулся и ушел.
Родные и знакомые разъехались. Вице-директор уехал к себе, Брагин и экзекутор, рука в руку, пошли вместе.
– Теперь мы покутим! – сказал Брагин. – Директор, слава богу, уехал, а этот вице-директор, Иван Богданович, мякушка!
– И то мякушка: ты правду сказал! И ленивый какой – ужас! Плохо не клади бумаги, где стоит вице-директор – сейчас подпишет.
Брагин усмехнулся.
– Пойдем-ка лучше в место злачное и покойное, где ни печали, ни воздыханий… Туда, знаешь, на угол! – сказал он.
– Хорошо, да только мне надо забежать в департамент: там у меня дело есть, надо распорядиться!
– И мне нужно на часок-другой домой: у меня ведь бумаги о Лязгине не готовы, хоть я и сказав директору, что написал их. Пожалуй, завтра Иван Богданович спросит.
– Лязгин то и дело бегает к казначею: ждет не дождется, когда получит деньги.
Оба засмеялись.
– Так часа через два мы там опять… – сказал Брагин. – Знаешь?
– Знаю, знаю! – с усмешкой отозвался экзекутор, и приятели разошлись, чтоб в скором времени опять сойтись в трактире.
– --- Какой же вывод сделать из всего этого? – Ровно никакого.
Прошел один, другой и третий май месяцы… Их сменили летние жары, потом осенние непогоды, зимние морозы и так далее. Дом стоит все на том же месте. Надо424 начать сначала: с голубей, воробьев и кошек. Первые вывели новое поколение, кошки тоже обзавелись котятами. И те и другие вели между собою войну: кошки учили котят гоняться за голубями и воробьями, а воробьи и голуби, в свою очередь, так же как и прежде, перелетали на другую крышу.
Дворники, может быть все тот же Архип и его товарищ, попрежнему ставили самовары и пили чай, потом принимались мести двор и улицу, в ущерб прохожим и проезжим, все с той же оговоркой: «Полиция велит!» По-прежнему они плескали из шаек и полоскательных чашек воду на двор и мостовую.
Попрежнему проезжал по улице «сам» и, может быть, грозил пальцем дворникам и городовому. Швейцары графа и графини Решетиловых все ссорились между собой, попрежнему разбирали, кому какие журналы и письма.
Граф Решетилов уехал на лето в свое имение хозяйничать. Жена его, послушав проповедников русских и нерусских, отправилась за границу на воды, с дочерью и гувернанткой. Дети их ушли в лагерь. Квартира опустела. Только оставленные беречь ее лакеи расселись на барских диванах и играли в носки и в свои козыри.
Важный чиновник, выпросив себе у начальства еще какую-то ленту, сосватал себе невесту, в купеческом семействе, как он хотел, с большим приданым. Теперь он заводит экипаж и лошадей и высматривает в газетах, не продается ли где-нибудь подешевле и то и другое. Он заметил в какой-то газете, что выгодно продается пара вороных, с белою во лбу отметиной. Кроме того, он убирает свою квартиру, заводит мебель, зеркала и ковры, все руководствуясь газетами. Да еще у своего начальства выпросил крупную сумму на свадьбу.
Чиханов рад бы переехать с квартиры с женой на другую, более ему подходящую, но его не пускает неумолимый Иван Иванович. Он считает за ним две трети незаплаченных денег. Чиханов клянется заплатить, лишь только будут у него деньги. Но Иван Иванович не верит. Он очень искусно переписал его вещи на хозяина дома за долг и только все улыбается. Чиханов забегал к нему раза три, но, видя его непреклонность, вдруг бросил все – куда-то исчез. Июнь и июль он прожил в одном семействе, в августе с кем-то попал за границу, в сентябре явился оттуда425 франтом и ни о чем попрежнему не заботился, предоставив жене своей распоряжаться, как она знает. Та уехала на лето с одной богатой барыней в ее имение, оставив присматривать за квартирой какую-то старуху из богадельни.
Девицы-сироты продолжали одна худеть, другая толстеть, и все бранятся между собой о том, к кому относятся комплименты купца Гвоздева. Этот продолжает восхищаться ими с порога своего магазина.
Чиновник Брагин теперь уж управляет отделением. С экзекутором он попрежнему закадычный приятель и получил казенную квартиру.
Кончив все дела в департаменте, они садятся за карты и к ночи расходятся по своим квартирам, не совсем трезвые. Брагин, с вечера, после пунша, либеральничает напропалую и бранит, как всегда, свое начальство, а утром является к директору почтительным чиновником.
Юхнов служит в отделении Брагина и приютился на маленькой квартире в казенном доме под крылышком Брагина. Когда этот выпьет вечером пунша, Юхнов по-прежнему возмущается за либеральные его выходки против начальства. Утром же Брагин, отрезвившись, во всем соглашается с ним и пользуется его услугами.
Вообще Юхнов был благонравный чиновник, друг правительства во всем, начиная с религии. Если правительство считало в империи греко-российскую веру господствующей, он признавал то же самое и находил жалкими и смешными католиков и лютеран, которые исповедуют другую веру. Если при нем католики называли нас схизматиками, он отвечал, что православные считают схизматиками их, католиков, ибо греческая религия, дескать, старше католической. Про лютеранское вероисповедание он говорил, что его выдумал Лютер. Наших раскольников он просто называл мужичьем и был во всем на стороне правительства. Про магометан он слыхал, что они есть где-то на Востоке. Личные же сношения с ними он имел только, когда покупал себе халат у татарина. Жидов он терпеть не мог.
И во всех других делах, кроме религии, он был на стороне правительства, и что не признавало оно, того не признавал и он. Словом, он был примерный русский человек и чиновник.426 «Власть дается от бога, – говорил он, подтверждая апостола Павла, – следовательно, начальству надо повиноваться и исполнять его приказания, каковы бы они ни были». И он исполнял.
Понюшкин уехал куда-то на юг, сделался русским социалистом, побратался с простым народом.
– --- Жизнь все жизнь, все понемногу движется, куда-то идет все вперед и вперед, как все на свете, и на небе и на земле… Только, кажется, один Иван Иванович как будто не изменился. Он попрежнему управляет домом, живет и лето и зиму постоянно в городе, со всеми говорит шутя и все улыбается. Да, он как будто не изменился.
А почему же он отговорил от квартиры, вакантной после Брагина, каких-то длинноволосых молодых людей и стриженую барышню и поспешил отдать ее какому-то своему, повидимому приятелю, прозванному им «философом», с которым он ничего общего не имел?
Тот лет десять все составляет какой-то лексикон восточных языков, да кроме того занимается астрономией, перечел все авторитеты от Ньютона, Гершелей до какого-нибудь Фламмариона и все хочет добиться, есть ли жители на Венере, Марсе и других планетах, какие они, что делают и прочее?
Он тоже охотник рассуждать об отвлеченных предметах и говорит, все говорит, когда к нему зайдет Иван Иванович! А этот последний заходит туда каждый день, слушает философа одного молча и серьезно, улыбаясь только его сестре, молодой вдове… на которой будто бы, как рассказывают злые языки в доме, он непрочь и жениться. Он и дачу нанял под городом близко, перевез туда брата и сестру и, кончив свои занятия в доме, ездит туда ежедневно, обедает с ними и поздно вечером возвращается в город.
Почему же все это! А будто не изменился! – Нет, видно, изменился и он, и его жизнь идет куда-то вперед, как все на белом свете…
Июль,
1891 г.
Сноски
Сноски к стр. 417
1 Ну, дети мои (франц.).
2 Под соусом из мадеры? (франц.)
3 Что это такое? (франц.)
Сноски к стр. 418
