Джон Апдайк - Кролик вернулся
— Тебе вовсе не обязательно что-то делать — просто мы зря расходуем бензин.
— Ради Бога, дешевле заплатить за бензин, чем за мотель. Да и вообще, разве не полагается иметь багаж?
— Им это безразлично. Так или иначе, по-моему, я прихватила чемодан, там, на заднем сиденье, — просто на всякий случай.
Кролик поворачивается, и точно — там он лежит, исцарапанный, старый коричневый чемодан, на котором все еще висит бирка гостиницы, где они в свое время останавливались, когда ездили на Побережье, — «Лесные хижины». Тот же чемодан, который она, наверно, уложила, когда уходила к Ставросу.
— Скажи, пожалуйста! — говорит он. — Да ты теперь просто дока по части секса, а?
— Забудем об этом, Гарри. Отвези меня домой. Я и забыла, какой ты.
— Эти, в мотеле, — им не покажется подозрительным, если ты зарегистрируешься до ужина? Сейчас ведь только половина третьего.
— Подозрительным? Что же тут подозрительного, Гарри? Боже, какая ты все-таки цаца. Всем известно, что люди живут половой жизнью. Иначе никого бы из нас на свете не было. Когда же ты повзрослеешь, ну хоть немножко?
— Все равно, вот так, средь белого дня заявиться в мотель…
— Скажи, что я твоя жена. Скажи, что мы совсем вымотались. К тому же это чистая правда. Я прошлой ночью и двух часов не спала.
— Не лучше ли поехать к моим родителям? Нельсон через час будет дома.
— С этого бы и начинал. Да кто для тебя важнее — я или Нельсон?
— Нельсон.
— Нельсон или твоя мать?
— Моя мать.
— Ты больной.
— Вот вроде подходящее место. Нравится?
Мотель «Тихая гавань» — гласит надпись, а под ней дощечки, возвещающие:
БОЛЬШИЕ ДВУСПАЛЬНЫЕ КРОВАТИ
ТОЛЬКО ЦВЕТНЫЕ ТЕЛЕВИЗОРЫ
ДУШИ И ВАННЫ
ТЕЛЕФОНЫ
«ВОЛШЕБНЫЕ ПАЛЬЧИКИ»
Вывеска «СВОБОДНЫЕ НОМЕРА» жужжит, мигая тускло-красным светом. Стойка регистрации похожа на будку, где взимают дорожную пошлину; виден осушенный бассейн, накрытый зеленым брезентом. Вдоль длинного кирпичного фасада, прорезанного дверьми, уже стоят несколько машин — совсем как металлические кони у кормушки. Дженис говорит:
— Похоже, тут полно народу.
— Вот и хорошо, — говорит Кролик. — Значит, они и нас могут принять.
Но когда он это произнес, они уже проехали мимо.
— Нет, серьезно, ты никогда прежде такого не делал? — спрашивает Дженис.
Он говорит:
— Я вел, можно сказать, затворническое существование.
— Ну, теперь мы уже проехали, — говорит она, имея в виду мотель.
— Можно ведь и развернуться.
— Тогда мы окажемся на противоположной стороне шоссе.
— Испугалась?
— Чего?
— Меня.
Кролик лихо сворачивает на стоянку возле «Все для сада», только-только успевает затормозить, чтобы не столкнуться со встречным потоком, пересекает двойную полосу и мчится назад в том направлении, откуда они ехали. Дженис говорит:
— Если хочешь угробить себя — валяй, но меня не смей: мне еще жизнь не надоела — только начала входить во вкус.
— Поздновато, — говорит он. — Через пару лет ты станешь бабушкой.
— С таким-то водителем? Сомневаюсь.
Но они снова пересекают двойную полосу и благополучно паркуются. Надпись «СВОБОДНЫЕ НОМЕРА» по-прежнему жужжит. Мотор выключен. Машина поставлена на тормоз. Блики солнца на неровном асфальте.
— Ну, что ж ты сидишь, — шипит Дженис.
Кролик вылезает из машины. Воздух. Пузырьки эфира — чисто нервное — бегут по его ногам. В будке, возле автомата, выдающего шоколадки, и доски с ключами на черных бирках, сидит мужчина. У него седые, тщательно зачесанные назад волосы, галстук веревочкой с булавкой в виде подковы и насморк. Кладя перед Гарри регистрационную карточку, он прикладывает синий платок к покрасневшим ноздрям.
— Фамилия, адрес и номер автомобиля, — говорит он. Акцент жителя Западного побережья.
— Мы с женой совсем из сил выбились, — поясняет Кролик.
Уши у него горят, краска заливает шею, майка становится мокрой, сердце так колотится, что рука дрожит, выводя: М-р и м-с Гарольд Энгстром… Адрес? Конечно, он вынужден соврать. Неверной рукой он пишет: Пенсильвания, Пенн-Виллас, Виста-креснт, 26. Всякая рекламная ерунда и счета приходят ему на этот адрес. Почтовая служба отлично работает. Положите письмо в один из почтовых ящиков, его вынут, переложат из одного мешка в другой, затем повезут, и — шлеп! — оно падает в нужный ящик — один из миллионов. Непостижимо, как это срабатывает. Пусть бы молодые панки-революционеры попробовали наладить работу почты, чтобы письма шли и доходили и сквозь дождь, и слякоть, и темноту. Мужчина в галстуке веревочкой терпеливо ждет, облокотившись на пластиковую крышку стола, а мысли Кролика скачут, опережая друг друга, и рука дрожит.
— Номер машины — это главное, — миролюбивым тоном протяжно произносит мужчина. — Покажите мне чемодан или платите вперед.
— Я не шучу, это моя жена.
— Должно быть, отправились справлять медовый месяц прямо со школьной скамьи.
— Ах, вы из-за этого. — Кролик окидывает взглядом свою кремово-зеленую спортивную куртку и старается не покраснеть. — Я уж и не помню, сколько лет не надевал ее.
— А и сейчас вполне впору, — говорит мужчина, стуча пальцем по пустому месту, оставленному для номера машины. — Я-то не спешу, если вы не спешите, — добавляет он.
Гарри подходит к окошку, чтобы посмотреть номер машины и знаком дать понять Дженис, чтобы она показала чемодан. Он делает вид, будто поднимает воображаемый чемодан за ручку и опускает вниз, но Дженис не понимает. Дженис сидит в их машине, затуманенная пятнистыми отражениями в окне, словно сомнительного качества современная вещица, упакованная в экстравагантную металлическую коробку, в которой полно пустого места. Кролик делает вид, будто распаковывает чемодан, чертит в воздухе прямоугольник, восклицает: «Боже, какая тупица!», и она наконец понимает, протягивает руку назад и сквозь разделяющие их стекла показывает чемодан. Мужчина кивает; Гарри пишет на карточке номер машины (У 20-692) и получает ключ (17).
— В глубине, — говорит мужчина, — там потише, дальше от шоссе.
— Тише или не тише, мне все равно: нам, главное, поспать, — говорит Кролик: он настроен уже дружелюбнее, получив ключ. — А вы откуда — из Техаса? Я в свое время был там в армии — в Форт-Худе, близ Эль-Пасо.
Мужчина ставит карточку в ячейку, глядя сквозь нижнюю половину очков, и прищелкивает языком.
— Бывали когда возле Санта-Фе?
— Не-а. Никогда. К сожалению.
— Вот это я называю хорошим местечком, — сообщает ему мужчина.
— С удовольствием бы наведался туда как-нибудь. С удовольствием. Хотя скорей всего никогда туда не попаду.
— Как может говорить такое молодой бычок вроде вас!
— Не такой уже молодой.
— Да нет, молодой, — рассеянно стоит на своем мужчина, и так хорошо он это сказал, и ключ Кролику дал, люди вообще-то, как правило, хорошие; Дженис даже спрашивает, когда он возвращается к машине, чему он улыбается.
— И почему ты так долго?
— Мы разговорились о Санта-Фе. Он советовал съездить туда.
Дверь под номером 17 открывается в удивительно длинную комнату, узкую и длинную. Фиолетовый ковер и свет, льющийся из расположенных тут и там закрытых картоном прямоугольников, делают комнату похожей на фойе в кино. В дальнем конце ванная, стены из цементных плит окрашены в розовый цвет, подделки под живопись с изображением океана пытаются их украсить, две двуспальные кровати стоят поперек узкой комнаты, глядя на телевизор. Кролик снимает ботинки, включает телевизор и ложится на одну из кроватей. На экране появляется полоса света, ширится, вырывается из идущих по диагонали дергающихся полос, открывая студию, где идет телеигра «Выбор пары». Цветная девица из Филадельфии пытается решить, который из троих мужчин назначит ей свидание: один из них — черный, другой — белый, третий — желтокожий. Цвет у телевизора такой, что китаец выглядит оранжевым, а цветная девушка синеватой. Изображение двоится, так что когда девица смеется, у нее много-много зубов. Дженис выключает телевизор. Она, как и Кролик, разулась. Они точно воры.
— Эй, — возмущается он. — Это ведь было интересно. Она же не видела их из-за ширмы, так что ей надо было по голосу определить, какого кто из них цвета. Если ей не все равно.
— На сегодня у тебя есть пара, — говорит ему Дженис.
— Надо нам купить цветной телевизор — профессиональный футбол по нему куда лучше смотреть.
— Кому это нам?
— Ну-у, мне, и папе, и Нельсону, и маме. И Мим.
— Может, подвинешься?
— У тебя же есть своя кровать. Вон там.
Она стоит, твердо уперев ноги с красивыми лодыжками в ковровое покрытие, стоит без чулок. Шерстяная юбка унылого цвета не прикрывает колен. Они у нее острые. Ноги выглядят премило.
