Френсис Фицджеральд - Прекрасные и обреченные
— Да.
— Хватит сил пойти со мной днем в суд?
Глория кивнула:
— Да, мне хочется там присутствовать. Если погода хорошая, Дик заедет за мной и отвезет погулять в Центральный парк. Он вчера обещал. И только посмотри — вся комната залита солнечным светом.
Энтони машинально выглянул в окно и снова сел на кровать жены.
— Господи, как я нервничаю! — воскликнул он.
— Будь добр, пересядь, — торопливо попросила Глория.
— А в чем дело?
— От тебя пахнет виски. Я этого не выношу.
Энтони с рассеянным видом встал и вышел из комнаты. Чуть позже Глория позвала мужа, он сходил в магазин и принес картофельного салата и холодной курятины.
В два часа к дому подъехал автомобиль Ричарда Кэрамела. По его звонку Энтони проводил Глорию на лифте вниз и довел до края тротуара.
Глория поблагодарила кузена, сказав, что очень мило с его стороны отвезти сестру на прогулку.
— Ну что за глупости, — добродушно отмахнулся Дик. — Какая ерунда, и говорить не о чем.
Самое любопытное заключалось в том, что он не считал это ерундой. Ричард Кэрамел прощал многих людей за множество нанесенных обид, но так и не простил кузину Глорию Гилберт за заявление, сделанное семь лет назад перед ее свадьбой, когда она сказала, что не намерена читать книгу, принадлежащую перу двоюродного брата.
И Ричард Кэрамел не забыл и помнил это в течение семи лет.
— Когда вас ждать назад? — поинтересовался Энтони.
— Мы не вернемся, — ответила Глория. — Встретимся в четыре в суде.
— Хорошо, — буркнул Энтони. — Тогда до встречи.
Поднявшись наверх, он обнаружил письмо. Это была размноженная на ротаторе листовка, адресованная «настоящим парням» и призывающая на снисходительно-простонародном языке исполнить свой долг по отношению к ветеранам Американского легиона. Энтони нетерпеливым жестом бросил листовку в корзину с мусором, уселся у окна и, облокотившись на подоконник, устремил ничего не видящий взгляд на залитую солнечным светом улицу.
Италия… если приговор вынесут в их пользу, значит — Италия. Это слово стало для Энтони талисманом, земля, где все невыносимые тревоги и горести свалятся с плеч, как изношенная одежда. Сначала они отправятся на воды и среди веселой яркой толпы забудут так долго длившееся отчаяние. Чудесным образом обновленный, он снова будет гулять в сумерках по пьяцца ди Спанья вместе с дрейфующим потоком смуглолицых женщин, попрошаек в лохмотьях и суровых босоногих монахов нищенствующего ордена. При мысли об итальянских женщинах он слегка оживился. Когда кошелек снова станет тяжелым, возможно, вернется и романтическая любовь, чтобы присесть на обретенное богатство, как на жердочку. Романтика синих каналов Венеции, золотисто-зеленых после дождя холмов Фьезоле… и женщины, женщины, которые меняются, растворяясь и превращаясь в других женщин, исчезают из его жизни, но всегда остаются молодыми и прекрасными.
Только теперь Энтони считал, что отношение к женщинам должно измениться. Причиной всех горестей, душевных страданий и боли, которые ему довелось пережить, являлись женщины. Наблюдалась некая закономерность в том, как женщины, каждая по-своему, порой неосознанно и как бы мимоходом, влияли на него, вероятно, считая слабохарактерным и пугливым, убивали в нем все, что представляло угрозу для их абсолютной власти.
Отвернувшись от окна, он встретился взглядом со своим отражением в зеркале и с нескрываемым унынием принялся изучать болезненное одутловатое лицо, глаза, покрытые похожей на запекшуюся кровь сетью прожилок, обрюзгшую сутулую фигуру, сама дряблость которой свидетельствовала о полной апатии. Энтони было тридцать три года, а выглядел он на все сорок. Ничего, все еще изменится в лучшую сторону.
Звонок в дверь раздался так неожиданно, что Энтони вздрогнул, как от удара. Придя в себя, он пошел в коридор и открыл входную дверь. На пороге стояла Дот.
Неожиданная встреча
Под ее натиском Энтони отступил в гостиную, различая лишь отдельные слова из выплескивающихся нескончаемым потоком монотонных фраз. Одета Дот была бедно, но она старалась выглядеть прилично. Жалкого вида шляпка, украшенная розовыми и голубенькими цветочками, скрывала темные волосы. Из ее речи Энтони понял, что несколько дней назад Дот увидела в газете заметку, касавшуюся судебного процесса, и узнала его адрес от клерка в апелляционном суде. Она позвонила на квартиру, но какая-то женщина, которой Дот не назвалась, сказала, что его нет дома.
Энтони застыл у дверей гостиной и, остолбенев от ужаса, смотрел на трещавшую без умолку Дот. Им овладело чувство, что весь цивилизованный мир, а вместе с ним и общепринятый уклад жизни на глазах становятся до странности нереальными. Дот работает в шляпном магазине на Шестой авеню, ее жизнь уныла и одинока. После отъезда Энтони в Кэмп-Миллз она долго болела, потом приехала мать и забрала ее обратно в Каролину… А в Нью-Йорк она явилась с единственной целью — отыскать Энтони.
Ее серьезность пугала. Фиалковые глаза покраснели от слез, а протяжную плавную речь то и дело прерывали сдавленные рыдания.
Знакомая картина. Дот ничуть не изменилась. Ей нужен Энтони, и точка. Если она не получит желаемого, то непременно умрет…
— Тебе лучше уйти, — выдохнул наконец Энтони, пытаясь придать своим словам убедительность. — И так неприятностей хоть отбавляй. Господи, да уйдешь ты наконец?!
Разразившись рыданиями, Дот опустилась на стул.
— Я тебя люблю! — выкрикнула она. — Что бы ты ни говорил! Люблю, и все тут!
— А мне плевать! — сорвался на визг Энтони. — Убирайся! Мало ты мне горя принесла?! Мало напакостила?!
— Ударь меня! — умоляла Дот с тупым остервенением. — Ударь, а я стану целовать твои руки!
Не владея собой, Энтони перешел на истошный крик.
— Я убью тебя! — вопил он. — Убью, если сейчас же не уберешься!
Его глаза горели безумным блеском, но Дот бесстрашно двинулась навстречу.
— Энтони! Энтони!
Лязгнув зубами, Энтони подался назад, будто собирался наброситься на Дот. Потом вдруг передумал и стал дико озираться по сторонам.
— Убью! — задыхаясь, бормотал он. — Убью тебя!
Казалось, он вгрызался в это слово, будто хотел материализовать силой своих эмоций. Наконец почуяв неладное, Дот остановилась и, встретившись с обезумевшим взглядом Энтони, попятилась к двери. Продолжая выкрикивать проклятия, Энтони метался по комнате и вдруг нашел, что хотел — добротный дубовый стул, что стоял у стола. Он издал хриплый вопль, схватил стул и, размахнувшись им над головой, со всей накопившейся яростью швырнул прямо в перепуганное бледное лицо в противоположном конце комнаты. Потом опустилась плотная непроницаемая тьма, заслонившая собой все мысли, гнев и безумие — послышался почти осязаемый щелчок, и лик окружающего мира на глазах изменился.
Глория с Диком вернулись в пять и стали звать Энтони. Не дождавшись ответа, они зашли в гостиную, где обнаружили в дверях стул со сломанной спинкой. В комнате царил беспорядок: коврики на полу сбиты, фотографии и безделушки на комоде валяются как попало, а в воздухе висит тошнотворный запах дешевых духов.
Энтони они нашли в спальне, сидящим на полу в пятне яркого солнечного света. Перед ним лежали три открытых альбома, и Энтони копался в груде марок, которые выгрузил из них. Заметив Глорию и Дика, он с неодобрительным видом склонил голову набок и попросил жестом уйти.
— Энтони! — воскликнула Глория. — Мы выиграли! Приговор отменен!
— Не входите, — тусклым голосом пробормотал он. — Только все перепутаете. Я их сортирую, а вы станете здесь топтаться. И как всегда, устроите беспорядок.
— Что ты делаешь? — изумилась Глория. — Вернулся в детство? Неужели не понял: ты выиграл судебный процесс. Приговор суда низшей инстанции отменили. Теперь ты владеешь тридцатью миллионами.
Энтони устремил на них полный упрека взгляд.
— Когда будете уходить, закройте за собой дверь, — изрек он с видом капризного задиристого ребенка.
Глория во все глаза смотрела на мужа, и в ее взгляде просыпался страх.
— Энтони! — воскликнула она. — В чем дело? Что произошло? Почему ты не пришел в суд? И что все это значит?
— Слушайте, вы двое, — тихим голосом произнес Энтони, — убирайтесь немедленно, а не то я пожалуюсь дедушке.
Он поднял пригоршню марок, разжал пальцы, и кусочки бумаги полетели вниз, плавно кружась и переворачиваясь в наполненном солнцем воздухе, как осенние листья: разноцветные яркие марки Англии, Эквадора, Венесуэлы, Испании… и Италии…
В компании с воробышками
Божественная, утонченная ирония, та же самая, что суммировала итог жизни бесчисленных поколений воробьев, воспроизводилась, без сомнения, и в тех словесных изысках, которыми блистают пассажиры, путешествующие на таких судах, как «Беренгария». И она определенно навострила уши, когда молодой человек в клетчатом кепи стремительной походкой пересек палубу и заговорил с прелестной девушкой в желтом платье.
