Джордж Мередит - Испытание Ричарда Феверела
— Пора вам жениться, — сказала миссис Дорайя. — Вы ведь способны и наставить молодую женщину, и ей помочь, Джон. Вы хорошо сохранились — вы моложе, чем большинство нынешних молодых людей. Вы как никто созданы для семейной жизни, вы хороший сын и будете хорошим мужем и хорошим отцом. Вы непременно должны на ком-то жениться. Послушайте, не жениться ли вам на Кларе?
Джону Тодхантеру сначала подумалось, что это почти то же самое, что жениться на ребенке. Он, однако, выслушал все, что ему сказала миссис Дорайя, а той только это и было нужно.
Она отправилась к матери Джона и попросила ее совета, выдавать ли ей свою дочь за Джона, сказав, что он уже сделал ей предложение. Миссис Дорайя знала, сколь ревниво относится миссис Тодхантер ко всякому вторжению посторонней силы, могущей помешать ее влиянию на сына, — ведь именно это и было одной из причин того, что Джон в свое время не делал никаких решительных попыток уговорить кого-то, кроме нее, выйти за него замуж. Она так мило говорила с нею о Джоне и сумела так искусно убедить ее, что дочь ее сызмальства привыкла к повиновению и что у нее на редкость смиренный характер, что миссис Тодхантер согласилась с тем, что сыну ее, пожалуй, и в самом-то деле пора бы жениться и что он, если взвесить все обстоятельства, вряд ли мог бы найти себе более подходящую пару. Вот эти-то слова и услыхал, к своему великому удивлению, Джон Тодхантер — уже больше не «старина Джон», — когда день или два спустя он попытался в качестве отговорки сослаться на мать, предположив, что она скорее всего отнесется к этому плану неодобрительно.
Стороны договорились между собою. Миссис Дорайя занялась сватовством. Ей предстояло убедить Клару, что та уже в таком возрасте, когда девушке пора выходить замуж, и что хандра, которая на нее нападает сейчас, может наихудшим образом повлиять на всю ее будущую жизнь, как она уже и повлияла на ее здоровье и на ее вид, и что излечиться от нее можно, только выйдя замуж. Миссис Дорайя сказала Ричарду, что Клара незамедлительно согласилась принять предложение мистера Джона Тодхантера сделаться подругою его жизни и что с ее стороны это была не простая покорность, а горячее желание. Во всяком случае, когда Ричард заговорил об этом с Кларой, эта странная, вялая девушка и слова не сказала ему о том, что ее к чему-то хотят принудить. Миссис Дорайя позволила Ричарду поговорить с дочерью. Она посмеялась над его напрасными стараниями не допустить этот брак и над теми мальчишескими чувствами, которые он по этому поводу изливал.
— Посмотрим, дитя мое, — сказала она, — посмотрим, что окажется прочнее — брак, продиктованный страстью, или тот, что зиждется на здравом смысле.
Дело не обошлось без героических усилий, направленных на то, чтобы не дать этому союзу осуществиться. Ричард несколько раз ездил в Хаунслоу, где поселился Ралф, и если бы только ему удалось убедить последнего увезти молодую девушку, которая его не любила, от жениха, которого она, по уверению матери, любит, то миссис Дорайя потерпела бы поражение. Однако Ралф кавалерийских казарм оказался куда холоднее Ралфа берслейских лугов.
— Женщины — существа престранные, Дик, — заметил он, потирая пальцем верхнюю губу справа налево и слева направо. — Самое лучшее — это предоставить им свободу исполнять свои прихоти. Это милая девушка, хоть она и молчалива; мне она как раз этим и нравится. Если бы я для нее что-то значил, я бы стал ее добиваться. Но для нее я никогда ничего не значил. Совершенно не к чему просить девушку второй раз об одном и том же. Она ведь сама отлично разбирается в том, кто ей мил и кто нет.
Расставаясь с ним, наш герой проникся к нему презрением. Но коль скоро Ралф Мортон был молод, а Джон Тодхантер, как выяснилось, стар, Ричард решил, что должен еще раз увидеться с Кларой, и, как только они остались вдвоем, спросил:
— Клара, в последний раз спрашиваю тебя: выйдешь ли ты или нет замуж за Ралфа Мортона?
— Не могу же я одновременно выйти замуж за двоих, Ричард, — ответила его кузина.
— Но неужели ты не откажешься выходить за этого старика?
— Я должна поступить так, как хочет мама.
— Так, значит, ты выйдешь замуж за старика — за человека, которого ты не любишь и полюбить не можешь! Боже ты мой! Неужели ты не понимаешь, что ты делаешь? — Он заметался в ярости. — Знаешь ты, что это такое, Клара! — резким движением он схватил ее руки. — Ты понимаешь, на какой ужас ты себя обрекаешь?
Она немного отпрянула от него, увидев, как он взбешен, однако даже не покраснела и голос у нее не дрогнул.
— Я не вижу ничего худого в том, чтобы совершить поступок, который мама считает хорошим, Ричард.
— Твоя мать! Говорю тебе, Клара, это же позор! Это самый постыдный грех! Говорю тебе, что если бы я сделал такое, я бы после этого и часа не прожил. А ты еще преспокойно себя к этому готовишь! Выбираешь себе туалеты! Когда я приехал, мне сказали, что у тебя модистка. Ты еще способна улыбаться, когда тебя так бесстыдно унижают! Ты еще думаешь о нарядах!..
— Милый Ричард, — сказала Клара, — ты хочешь сделать меня несчастной.
— Чтобы девушку, в жилах которой течет моя кровь, подвергли такому позору! — вскричал он и принялся судорожно тереть лицо рукой. — Несчастная! Ты бы лучше прислушалась к собственным чувствам, Клара. Только, как видно, — презрительно добавил он, — девушки не знают такого стыда.
Она слегка побледнела.
— После мамы мне хотелось бы сделать что-то приятное для тебя, милый Ричард.
— А что, разве у тебя нет никаких своих желаний? — воскликнул он.
Она ласково на него посмотрела; во взгляде этом была та мягкость, которую он в ней ненавидел.
— Да, должно быть, и в самом деле у тебя нет никаких желаний! — добавил он. — Но что мне делать? Не могу же я вмешаться и расстроить эту проклятую свадьбу. Сказала бы ты только одно слово, и я бы тебя спас, но теперь руки у меня связаны. И они еще ждут, что я буду стоять рядом и видеть, как все это творится!
— Ты не придешь ко мне на свадьбу, Ричард? — спросила Клара и нежно на него посмотрела. Это был тот самый голос, который так взволновал его в день его собственной свадьбы.
— Милая моя Клара! — обратился он к ней так ласково, как никогда еще, должно быть, к ней не обращался. — Если бы только ты знала, как мне это тяжело! — Он заплакал, заплакала и она, незаметно очутившись в его объятиях.
— Милая моя Клара! — повторял он.
Она ничего не отвечала и только вся дрожала и заливалась слезами.
— И ты это сделаешь, Клара? Ты дашь принести себя в жертву? И молодость свою, и красоту?.. Клара! Не может быть, чтобы ты была так слепа. Если бы только я набрался смелости и сказал тебе все… Ну, посмотри на меня. Неужели ты все еще соглашаешься?
— Я не должна ослушаться мамы, — прошептала Клара, прильнув к его груди и не подымая на него глаз.
— Тогда поцелуй меня в последний раз, — сказал Ричард. — С этого дня я тебя больше никогда не поцелую, Клара.
Он наклонился, ища губами ее губы, а она обняла его с неистовой силой и целовала, и целовала его, и не могла оторваться от его губ, закрыв глаза, с раскрасневшимся, горевшим лицом.
А потом он ушел, так и не узнав, что означали эти ее страстные поцелуи.
Спорить с миссис Дорайей было все равно, что обстреливать каменную стену бумажными катышами. С ней-то наш герой позволил себе говорить без обиняков и куда более резко, так, как никогда бы не позволил себе говорить с Кларой. Он не мог добиться в ответ от практичного животного ничего, кроме восклицаний:
«Пф!», «Фу!» и «Что за вздор!»
— Право же, — сказала миссис Дорайя своим приятельницам, — мальчика этого воспитали так, что он теперь просто болен. Он ни на что не может посмотреть здраво. Он до конца жизни будет пребывать во власти своего необузданного воображения, и к чему все это приведет, знает один господь! Я искренно молю бога, чтобы Остину хватило сил все это выдержать.
Однако молитвы, которые превращаются в угрозы, утверждая при этом свою искренность, вряд ли особенно благотворны. Несогласие миссис Дорайи с братом перешло в самую настоящую вражду. Она, несомненно, была убеждена, что сэр Остин перенесет все выпавшие на его долю тяготы, но, однажды произнеся пророческие слова, нельзя не прельститься надеждой увидеть, что пророчество это сбылось; а она напророчила баронету немало горя.
Несчастный Джон Тодхантер, который с большей охотой женился бы на матери и который был начисто лишен ваших, читатель, идеальных представлений о том, сколь свято и необходимо для брака наличие любви, вел себя как человек, никого в жизни не обидевший и посему заслуживший право на счастье. Миссис Дорайя защитила его от нашего героя. Смотреть, как он улыбается при виде преисполненной послушания Клары и как он старается не быть принятым за ее отца, было поистине трогательно.
