Льюис Синклер - Элмер Гентри
Что касается Генри Уинка, то он шепелявил и любил рассказывать глуповатые анекдоты, но был великолепен как руководитель воскресной школы, курсов по изучению закона божьего во время каникул и различных организаций Эпвортской Лиги.
Теперь, когда основную часть церковных обязанностей взяли на себя мистер Уэбстер и мистер Уинк, Элмер стал занят не меньше, а больше. Он уже не просто зазывал публику к себе в церковь, но шел на улицу и, если можно так выразиться, тащил ее к себе насильно. Он не просто клеймил порок. Он победоносно искоренял его.
IIIПробыв в Зените год и девять месяцев, Элмер создал Комитет Общественной Морали и совершил облавы на район публичных домов.
Ему стало казаться, что о нем с некоторых пор меньше пишут в газетах. Даже его друг полковник Резерфорд Сноу, владелец "Адвокат-таймс", объяснил ему, что газета не может вечно преподносить под рубрикой "Новости" только слова. Новости - это главным образом сообщения о том, что делается, а не о том, что говорится. "Ну, ничего, теперь, когда развлекать братьев могут Уэбстер и Уинк, увидите, как я возьмусь за дела!" - мысленно дал себе зарок Элмер.
По вдохновению свыше ему открылось, что внезапно, по какой-то неведомой причине, "положение в Зените резко изменилось к худшему: безнравственность разъедает общество сверху донизу, угрожая моральным устоям молодого поколения и святости домашнего очага. Духовенство уже не может больше ограничиваться тем, чтобы стоять в стороне, предостерегая нечестивцев. Настало время выйти из величавого уединения, объявить открытую войну силам зла и лично возглавить наступление".
Эти ошеломляющие слова были брошены им с высоты кафедры, затем он повторил их в интервью и еще раз - в письме к наиболее значительным духовным лицам города, приглашая их собраться вместе, чтобы создать Комитет Общественной Морали и выработать план военных действий.
Дьявол, по-видимому, дрогнул. Во всяком случае, газеты писали, что даже угрозы создания Комитета было достаточно для того, чтобы целый "ряд известных мошенников и женщин легкого поведения покинули город". Имена беглецов, однако, названы не были.
Предполагалось, что в Комитет войдут: от методистов - преподобные Элмер Гентри и Отто Хикенлупер, от конгрегационалистов - Дж. Проспер Эдвардс, от пресвитериан - Джон Дженнисон Дрю, от лютеран - Эдмунд Сент Винсент Зан, от кемпбеллитов - Джемс Ф. Гомер, от католиков - отец Мэтью Смисби, Бернард Амос - от евреев, Хозия Джессуп - от баптистов, Виллис Форчун Тейт - от епископальной церкви и Ирвинг Тиллиш - от "Христианской науки", а также секретарь ХАМЛ Уоллес Амстед, четыре высоконравственных мирянина и юрист мистер Т. Дж. Ригг.
Они собрались на завтрак в малом банкетном зале роскошного Спортивного клуба. Чтобы доказать посторонним, что они настоящие свойские ребята, хоть и священники, они, столпившись перед завтраком в вестибюле клуба, с особенным задором окликали проходящих мимо знакомых: врачей, владельцев цветочных магазинов, коммерсантов-оптовиков. Так, доктор Дрю, пресвитерианин, крикнул агенту по продаже недвижимости некоему Джорджу Бэббиту:
- Эй, Джорджи! Бутылочку с собой не прихватил? Завтракаю в компании священников, а они, надо думать, будут не прочь смочить глотку!
Мистер Бэббит принял шутку восторженно, а со стороны духовенства она вызвала взрыв хохота у всех, исключая мистера Тейта из епископальной церкви и мистера Тиллиша из секты "Христианская наука".
Банкетный зал клуба представлял собою узкую красную комнату, в которой висели две фотографии - мохнатая сосна на фоне необыкновенно высоких гор и под сосной молодые индианки литовского происхождения, в национальных костюмах, прелестно открывающих их ножки. В соседнем банкетном зале происходил завтрак Ассоциации поставщиков мужского платья, и мистер С. Гаррисон Сигел из Нью-Йорка держал речь на тему "Прокат Фрачных Костюмов" и "Как Поставить Дело в Фешенебельном Ателье".
Будущий Комитет Общественной Морали восседал вокруг длинного узкого стола на гнутых деревянных стульях, в которых члены Комитета все время тщетно старались откинуться назад. Их стол отнюдь не ломился от яств и напитков, а на это дьявольское зелье - ром и намека не было, и лишь бокалы с ледяной водой строго поблескивали своей наготой.
Завтракали чинно и благопристойно: бульон, сельдерей, жареная баранина, почти совсем остывшая, картофельное пюре, холодное, как лед, переваренная брюссельская капуста, мороженое, довольно тепленькое. Кофе в огромных чашках. После завтрака не курили.
- Я не знаю, кто из нас самый старший, - начал Элмер, - но, разумеется, ни один из присутствующих здесь не имеет таких заслуг и такого редкостного опыта на поприще христианского служения, как доктор Эдвардс из церкви конгрегационалистов. Я уверен, что все вы поддержите мою просьбу о том, чтобы он прочел молитву перед нашей трапезой.
Застольная беседа носила еще менее оживленный характер, чем даже молитва.
Все они ненавидели друг друга. Каждый знал, в чем и при каких обстоятельствах проштрафились остальные: кто хитростью переманил - или, по слухам, пытался переманить к себе - чужого прихожанина, подорвал его веру и прикарманил пожертвования. Доктор Хикенлупер заявил в печати, что у него самая крупная воскресная школа в городе, доктор Дрю заявил то же самое о своей. Всем протестантам хотелось бы забросать отца Смисби коварными вопросами насчет непорочного зачатия, а отец Смисби, улыбчивый брюнет лет сорока, заготовил на случай, если будут нападать на католическую церковь, анекдот о муравье, сказавшем слону: "А ну, посторонись, ты что, не знаешь, кого толкнул?" Всем им, за исключением мистера Тиллиша, хотелось бы спросить мистера Тиллиша, как это он дал себя одурачить этой авантюристке, Мэри Бейкер Эдди, и все, за исключением раввина, были бы очень не прочь спросить у рабби Амоса, отчего это евреи такие идиоты, что не желают перейти в христианство.
Они были ужасающе любезны друг с другом. Они разговаривали вежливыми голосами, и слишком часто улыбались, и совершенно не слушали друг друга. Элмер с тревогой заметил, что, если их не объединить тотчас же, они разбегутся еще до того, как будет создан Комитет. Но что же это за единственная тема, которая вызовет у них всех радостный интерес? Как что? Конечно, порок! Он обрушится на порок сейчас же, не дожидаясь делового заседания после завтрака.
Он постучал по столу, требуя слова.
- Большинство из вас живет в Зените дольше меня. Я признаю свою неосведомленность. Правда, мне удалось выявить многочисленные случаи ужасного, ужасающего тайного греха. Но вот вы, джентльмены, вы, кто знает город гораздо лучше меня, скажите, прав я или нет? Действительно ли положение вещей так ужасно, как мне представляется, или, быть может, я преувеличиваю?
Все оживились и просияли и, как-то вдруг распознав в Элмере человека все-таки по-настоящему симпатичного, начали упоенно рассказывать о своих прискорбных открытиях… Был приведен леденящий душу случай, когда отец нашел в сумочке своей шестнадцатилетней дочери неприличные открытки. Было высказано страшное подозрение, что на банкете ветеранов войны в Лерой-хаузе танцевала молодая особа, весь наряд которой состоял из туфелек и шляпы.
- Я знаю все подробности об этом банкете - мне их рассказал один из моих прихожан, и если вы считаете, что вам тоже следует их знать, я охотно поделюсь с вами, - вызвался доктор Гомер.
Весь вид присутствующих красноречиво говорил, что им, безусловно, следует все это знать, и доктор Гомер углубился в подробности, и в конце его весьма детального рассказа доктор Джессуп судорожно глотнул.
- Да-а, этот Лерой-хауз - сущий вертеп! Его надлежит сровнять с землей!
- Несомненно. Я вообще человек мягкий, - прогремел лютеранин доктор Зан, - но будь моя воля, я сжег бы владельца этого притона на костре!
У каждого оказался наготове рассказ о каком-нибудь происшествии, свидетельствующем о разгуле порока во всем городе. У каждого, кроме отца Смисби, который сидел, молчал и улыбался, представителя епископальной церкви доктора Тейта, который сидел и молчал со скучающим видом, и представителя "Христианской науки" мистера Тиллиша, который сидел и молчал с ледяным выражением лица. По правде говоря, могло показаться, что, несмотря на их собственные усилия и усилия тысяч других вдохновенных и знающих свое дело христианских священников, которые с самого момента основания Зенита не покладая рук трудились над его совершенствованием, этот самый Зенит являет собою не что иное, как второй Содом. И все же почему-то казалось, что встревоженные апостолы не так уж сильно встревожены, как говорят. С вниманием, пожалуй, даже благосклонным, слушали они, как доктор Зан с сильным немецким акцентом говорит о скандальных любовных историях девушек из общества, так отлично знакомых ему по рассказам самого богатого из своих прихожан, у которого он обедал раз в году.
