История Тома Джонса, найденыша. Том 2 (книги 9-18) - Генри Филдинг
– Теперь вы наименовали нас правильно, – отвечал Партридж, – amici sumus[22]. И да будет вам известно, что мой друг – один из первых джентльменов в королевстве. – При этих словах хозяин гостиницы и жена его насторожились. – Он наследник сквайра Олверти.
– Как! Сквайра, который делает столько добра во всей стране? – воскликнула хозяйка.
– Того самого, – отвечал Партридж.
– Так я вам доложу, – продолжала она, – у него будет со временем громадное состояние.
– Без всякого сомнения, – отвечал Партридж.
– Да, я с первого взгляда узнала в нем настоящего джентльмена, но мой муж, здесь присутствующий, изволите ли видеть, всегда умнее всех.
– Милая, я признаю свою ошибку, – сказал хозяин.
– Ошибку! – не унималась его супруга. – А сделала ли я хоть раз такую ошибку?
– Но как же это, сэр, – удивился хозяин, – такой большой барин путешествует пешком?
– Не знаю, – отвечал Партридж, – большие господа иногда чудят. Сейчас у него в Глостере двенадцать лошадей и лакеев, и ничем ему не угодишь; но прошлую ночь, когда стояла такая жара, ему непременно захотелось освежиться прогулкой на высокую гору, куда я тоже ходил с ним за компанию. Только теперь уж меня туда не заманишь: такого страху натерпелся я там. Мы встретились на горе с престранным человеком.
– Голову даю на отсечение, – сказал хозяин, – если это был не Горный Отшельник, как его здесь прозвали. Добро б еще это был человек, но я знаю многих, которые убеждены, что он – дьявол.
– Да, да, очень похоже, – согласился Партридж, – и теперь, когда вы меня надоумили, я искренне убежден, что это был дьявол, хоть я и не заметил у него раздвоенных копыт; впрочем, может быть, он наделен силой прятать их: ведь злые духи принимают вид, какой им вздумается.
– А позвольте, сэр, не в обиду вам будь сказано, – спросил сержант, – позвольте узнать: что это за гусь – дьявол? Некоторые наши офицеры говорят, что никакого дьявола нет и что его только попы выдумали, чтоб не остаться без работы: ведь если бы всему миру стало известно, что дьявола нет, так в попах не было бы никакой нужды, вроде как в нас в мирное время.
– Эти офицеры, – заметил Партридж, – должно быть, очень ученые.
– Ну, какие они ученые! – отвечал сержант. – Они, я думаю, и половины того не знают, сэр, что вы знаете; и я всегда в дьявола верил, несмотря на их уговоры, хоть один из них и капитан; ведь если б не было дьявола, думал я, как же тогда посылать к нему негодяев? Обо всем этом я в книге читал.
– Кое-кто из ваших офицеров, я думаю, убедится, к стыду своему, в существовании дьявола, – заметил хозяин. – Я не сомневаюсь, что он заставит их уплатить мне по старым счетам. Вот один стоял у меня целых полгода, так у него хватило совести занять лучшую постель, а сам едва ли больше шиллинга в день издерживал, да еще позволял своим людям варить капусту на кухонном огне, потому что я не хотел отпускать им обед по воскресеньям. Каждый добрый христианин должен желать, чтобы был дьявол, который наказывал бы таких негодяев.
– Послушайте-ка, хозяин, – сказал сержант, – не оскорбляйте мундира, я этого не допущу!
– К черту мундир! – отвечал хозяин. – Довольно я от него натерпелся.
– Будьте свидетелями, джентльмены, – сказал сержант, – он ругает короля, а это государственная измена.
– Я ругаю короля? Ах, негодяй! – возмутился хозяин.
– Да, да, – сказал сержант, – вы ругали мундир, а это значит ругать короля. Это одно и то же: кто ругает мундир, тот и короля будет ругать, если посмеет, так что это совершенно одно и то же.
– Извините, господин сержант, – заметил Партридж, – это non sequitur[23].
– А ну вас с вашей чужеземной тарабарщиной! – воскликнул сержант, вскакивая с места. – Я не буду сидеть спокойно и слушать, как оскорбляют мундир.
– Вы плохо меня поняли, приятель, – сказал Партридж, – я и не думал оскорблять мундир; я сказал только, что ваше заключение non sequitur.
– Сами вы sequitur, коли на то пошло, – разбушевался сержант. – А я вам не sequitur! Все вы прохвосты, и я докажу это. Ставлю двадцать фунтов, что никто из вас не устоит против меня.
Этот вызов привел к полному молчанию Партриджа, у которого после только что полученного жирного угощения еще не вернулся аппетит к потасовке. Зато кучер, у которого кости не болели и зуда к драке было больше, не так легко перенес обиду, считая, что она частью относится и к нему: он поднялся с места и, подойдя к сержанту, поклялся, что считает себя не хуже любого военного, почему и предлагает ему драться на кулачках за гинею. Сержант принял предложение, но заклад отверг, после чего оба тотчас же скинули кафтаны и вступили в единоборство, – и погонщик лошадей был так отколочен водителем людей, что принужден был остаток сил своих употребить на мольбу о пощаде.
В это время молодая леди изъявила желание ехать и приказала закладывать карету, – но напрасно: весь этот вечер кучер был неспособен к исполнению своих обязанностей. В пору языческой древности такую неспособность объяснили бы, вероятно, действием бога вина в не меньшей степени, чем действием бога войны, так как оба бойца принесли жертвы одинаково и первому и второму. Выражаясь проще, оба были мертвецки пьяны, да и Партридж находился не в лучшем положении. Что же касается хозяина, то выпивка была его ремеслом, и напитки имели на него не больше действия, чем на любую другую посудину в его доме.
Хозяйка гостиницы, приглашенная мистером Джонсом и его спутницей к чаю, представила им полный отчет о последней части предыдущей сцены и в то же время выразила горячее сожаление о молодой леди, «которая, – говорила она, – крайне обеспокоена тем, что не может продолжать свою поездку».
– Что за прелестное создание! – прибавила она. – Я уверена, что когда-то ее видела. Сдается мне, что она влюблена и бежала от своих родных. Кто знает, может быть, ее ждет молодой джентльмен, который тоже от нее без памяти.
При этих словах Джонс глубоко вздохнул. Хотя миссис Вотерс это заметила, она не подала виду, пока хозяйка была в комнате; однако после ухода этой почтенной женщины она не могла удержаться от некоторых намеков нашему герою, что подозревает существование очень сильной соперницы. Замешательство Джонса по этому случаю убедило ее в справедливости догадки, хотя он и не ответил прямо ни на один из ее вопросов. Впрочем, миссис Вотерс не была настолько щепетильна в любви, чтобы почувствовать большое огорчение от этого открытия: красота Джонса пленяла
