Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1)
Брайен Ньюком.
Майору Ньюкому".
IV"Дорогой полковник!
Не знай я Вашей природной щедрости и тех возможностей, кои небо даровало Вам, дабы Вы могли свободно ей предаваться, и не будь я к тому же уверен, что та малая сумма, в каковой я нуждаюсь, навсегда избавит меня от житейских забот и, конечно, будет возвращена по прошествии полугода, я, поверьте, никогда бы не решился на смелый шаг, на который наша дружба (хоть и заочная), наше родство и Ваше благорасположение подвигли меня.
Как раз сейчас на Денмарк-стрит в Мэйфэре продается прелестная просторная часовня леди Уиттлси, и я подумал рискнуть всем своим достоянием, дабы приобрести ее и тем самым заложить основу благополучия моего и моей добрейшей сестры. Домик в Брайтоне — ненадежный источник дохода. Домовладелец в нашем городе всецело зависит от случайных приезжих, и надежды его на доход так же зыбки, как у рыбака, что ждет благоприятного ветра у брайтонских скал, не ведая, пригонят ли морские волны рыбу в прилежно расставленные им сети, — а сестра моя выросла в изобилии и достатке. Правда, порой улов бывает хорош, но, кто знает, когда он повторится? Много месяцев подряд, до прибытия Вашего дражайшего сына, моего племянника и ученика, комнаты бельэтажа у моей сестры пустовали. Клайв, спешу заметить, обладает всеми качествами, каких только может пожелать ему взыскательный отец, дядюшка (любящий его не меньше отца), духовный пастырь и наставник. Он не из тех скороспелых талантов, чьи хваленые детские дарования исчезают с годами. Должен признаться, что иные дети, моложе его годами, больше преуспели в классических языках и математике, но что касается телесного здоровья, то здесь у него с детства заложена крепкая основа. Он в избытке наделен честностью и добродушием, а эти качества принесут ему в жизни не меньше пользы, чем знание латинских спряжений и "Pons Asinorm [9]".
Но, рассуждая о достоинствах моего маленького друга и ученика, я позабыл, что предметом сего письма является приобретение упомянутой выше часовни, а также связанные для нас с этим надежды, — нет, даже уверенность в благополучии, если только в этой жизни можно на что-то твердо рассчитывать. Ведь быть священником — значит голодать. Мы осуждаем средневековых отшельников за жизнь, растраченную в бесплодной пустыне, но что сказать об иных протестантских пустынниках, кои прозябают в наш, так называемый просвещенный век в глуши Йоркшира или зарывают свои, быть может, великие таланты в Ланкаширских болотах. Есть ли во мне искра божия? Наделил ли меня господь даром красноречия, дабы я мог волновать и целить сердца, подгонять нерадивых, вселять страх божий в грешников, ободрять и обнадеживать робких, указывать путь бродящим в потемках и повергать в прах дерзких скептиков? Сердце мое (как и сотни свидетельств от прихожан самых людных храмов, а также почтенных прелатов и видного духовенства) подсказывает мне, что я обладаю такими талантами. Какой-то голос неустанно зовет меня: "Вперед, Чарльз Ханимен! Не отступи в сей славной битве! Осушай слезы раскаявшихся, даруй надежду осужденным, укрепляй мужество павших духом на смертном одре. Рази безбожников копьем доказательств, защищаясь щитом истины!" Что же касается финансовой стороны дела, то, получив в свое ведение часовню леди Уиттлси, я надеюсь иметь не менее тысячи фунтов per annm [10], что могу подтвердить подробными расчетами, неоспоримыми, как алгебраическое уравнение. Подобная сумма при надлежащей экономии (а без нее не хватит никаких денег) обеспечит мне безбедное существование, даст возможность очиститься от всех долгов перед Вами, сестрой и другими кредиторами, не столь терпеливыми, как Вы, и позволит мне подыскать для мисс Ханимен дом, более подходящий, нежели тот, в котором она нынче обитает, готовая освободить его по первому знаку любого постояльца.
Сестра ничего не имеет против моего плана в целом, о деталях же я ей пока не сообщал, желая сперва заручиться Вашим одобрением. Из дохода от часовни Уиттлси я намерен выделить мисс Ханимен годовой доход в двести фунтов, каковую сумму она будет получать по частям ежеквартально. Деньги эти в добавление к ее доле наследства, которой она распорядилась разумней и бережливей, чем ее несчастный, доверчивый брат (ибо всякая гинея в моих руках превращалась в полсоверена, стоило мне услышать о чужих страданиях), позволят ей вести жизнь, приличествующую дочери моего отца.
Когда моя сестра будет таким образом обеспечена, я хотел бы взять нашего милого мальчика из ее женских рук и поручить заботам его горячо любящего дяди и наставника. Того, что он получает на стол, квартиру и учителей, ему вполне хватит и у меня, и я сумею оказывать духовное и отеческое влияние на его занятия, поведение и благолепие его души, тогда как в Брайтоне это мне не всегда удается, поскольку я только нахлебник мисс Ханимен и зачастую вынужден уступать в тех случаях, когда вижу, что мои, а отнюдь не сестрины наставления были бы благотворны для дражайшего нашего Клайва.
Моему другу, преподобному Маркусу Флэзеру, я выдал доверенность на двести пятьдесят фунтов стерлингов, выписанную Вашему агенту в Калькутте. Эта сумма пойдет в погашение издержек, связанных с первым годом пребывания у меня Клайва, или же, в чем заверяю Вас словом джентльмена и священнослужителя, будет выплачена Вам в трехмесячный срок по предъявлении, если вы решите взыскать с меня эту сумму. Молю Вас, дорогой полковник, уплатить по моему векселю, ибо я непременно возвращу Вам деньги, даже если бы мне пришлось распроститься с последним пенни. Мой кредит (а в нашем городе кредит — это все), мое будущее, о котором я прежде недостаточно думал и которое ныне внушает мне столько тревог, мои обязательства перед мистером Флэзером, мои виды на будущее и спокойная старость моей дорогой сестры — все зависит от этого смелого и ответственного шага. Жизнь и смерть моя всецело в Ваших руках. Могу ли я сомневаться в том, что Ваше доброе сердце подскажет Вам прийти на выручку своему любящему шурину
Чарльзу Ханимену.
Наш маленький Клайв ездил в Лондон к дяде, а также в клепемскую "Обитель" с визитом к своей богатой бабушке, миссис Ньюком. Не буду пересказывать Вам ее обидных слов обо мне, которые ребенок в простоте души немедленно передал мне по приезде. К нему бабушка была очень добра и подарила ему пятифунтовый билет, томик стихов Кирка Уайта, а также книжку об Индии под названием "Маленький Генри и его носильщик" и роскошно изданный катехизис нашей церкви. У Клайва большое чувство юмора. Посылаю вам его рисунки, на одном из коих изображена "Клепемская настоятельница", как ее величают, на другом — сделанная несколькими штрихами забавная фигура еще какого-то смешного человечка.
Подполковнику Ньюкому, etc.".
V"Дорогой полковник!
Я только что получила взволновавшее и смутившее меня письмо от преподобного Маркуса Флэзера, в котором он сообщает, что мой брат Чарльз выдал ему на Ваше имя доверенность на двести пятьдесят фунтов, тогда как, бог свидетель, если кто кому должен, так это мы Вам, и притом не одну сотню. Чарльз сказал мне, что выписал этот вексель с Вашего согласия, — дескать, Вы писали, что рады оказать ему услугу, — и что деньги эти помогут ему разбогатеть. Право, не знаю как! Бедняжка Чарльз всю жизнь собирается разбогатеть, да только все попусту. Из школы, которую он в свое время открыл на наши с Вами деньги, толку не вышло. К концу первого полугодия в ней только и остались два кудлатых мулатика, чей отец сидел в тюрьме в Сен-Киттсе; они жили у меня наверху, пока Чарльз был во Франции и стряпчие занимались его делами и пока не приехал к нам наш милый мальчик.
Клайв был тогда еще слишком мал, чтобы отправлять его в школу, и я решила, что самое лучшее для мальчика — остаться у своей старой тетки и обучаться у дядюшки Чарльза, ведь лучшего учителя и не сыщешь. Послушали бы Вы его проповеди! Ни один из наших нынешних проповедников не сравнится с ним, до того он хорошо говорит. Его проповедями, на которые Вы подписались, а равно и книжкой изящных стихов все очень довольны.
Когда он вернулся из Кале и эти мерзкие законники оставили его в покое, он был до того измучен и слаб душой, что не мог взять на себя заботы о приходе, и я решила, что самое лучшее для него заняться воспитанием Клайва, и пообещала платить ему сто фунтов в год из тех двухсот пятидесяти, которые Вы так щедро выделили на содержание мальчика. Таким образом, если принять во внимание расходы на питание обоих и одежду Клайва, то Вы сами видите, как мало остается на долю мисс Марты Ханимен.
И вот теперь Чарльз толкует про какую-то часовню в Лондоне и про большое содержание, которое он мне назначит. Бедняжка всегда был любящим братом и вечно строил воздушные замки, а что до того, чтобы Клайв перебрался в Лондон, _так тому не бывать, и я слышать о том не хочу!_ Чарльз слишком мягок для учителя, и племянник подсмеивается над ним. Вот хотя бы недавно, после возвращения мальчика от бабушки, о чем я писала в письме, посланном с кораблем "Брамапутра" двадцать третьего минувшего месяца, я нашла у него рисунки, на которых были изображены миссис Ньюком и Чарльз, оба в очках и удивительно похожие. Я припрятала их, но, как видно, их стащил у меня какой-то мошенник. Клайв рисовал также меня и Ханну. Мистер Спек, художник, очень смеялся над этими рисунками и забрал их домой, сказав, что у мальчика большие способности к рисованию.
