Жорж Санд - Маленькая Фадета

— Ладно, Фадета, решено и подписано, — сказал Ландри, пожимая ей руку.

— Вот отлично! — сказала она с гордым и довольным видом. — Спустись назад к реке и иди вдоль берега, пока не услышишь блеяния; и там, где ты увидишь пестрого ягненка, там ты найдешь и своего брата; если случится не так, как я тебе предсказываю, я тебя освобождаю от твоего обещания.

Затем Фадета схватила под руку Кузнечика и, не обращая внимания на то, что это ему совсем не нравилось и он вертелся как угорь, побежала к кустам и скрылась среди них; больше Ландри их не видал и не слыхал, точно все происшедшее было сном. Но он немедля бросился бежать к камышам, даже не задавая себе вопроса, не посмеялась ли просто над ним Фадета. Он дошел до выреза и, не спускаясь вниз, хотел итти дальше, потому что он хорошо исследовал это место и не нашел там Сильвинэ. Но как только он отошел немного, он услыхал блеяние ягненка.

«Господи, боже мой, — подумал он, — ведь она предсказала мне это; я слышу ягненка, следовательно, мой брат там; но жив он или мертв, этого я не знаю».

Он соскочил в вырез и вошел в камыши. Брата там не было; но он шел дальше по течению, все время слыша блеяние, и вдруг в десяти шагах увидал брата; он сидел на другом берегу и держал в рубахе ягненка, действительно всего покрытого черными и белыми пятнами.

Итак, Сильвинэ был жив, и лицо его не было исцарапано, а платье не разодрано, и Ландри почувствовал себя так хорошо, что стал благодарить бога и даже забыл попросить у него прощения за то, что он прибег к дьяволу, чтоб достичь этого счастья. Сильвинэ еще не увидал брата и не услышал его, так как шум набегавшей на камни воды был здесь довольно силен. Ландри, прежде чем позвать Сильвинэ, остановился и посмотрел на него; он был поражен, что нашел брата в таком виде, как ему предсказывала Маленькая Фадета, — неподвижно сидящим, точно он окаменел, среди деревьев, которые ветер бешено качал.

Все знают, что оставаться на берегу реки, когда подымается сильный ветер, крайне опасно. Берега ее сильно размыты, и редкая буря обходится без того, чтобы ветер не снес несколько ольх, у которых всегда, за исключением очень старых и толстых, короткие корни; такое дерево может совершенно неожиданно упасть на вас. Но Сильвинэ, который был не глупее других, казалось, не отдавал себе отчета в опасности. Он совсем не думал об этом, точно находился в безопасности в каком-нибудь крытом амбаре. Он весь день ходил и бродил, куда глаза глядят, и сильно устал от этого; к счастью, он не потонул в реке, но без преувеличения можно оказать, что он потонул в своем горе; он сидел неподвижно, как пень, с глазами, устремленными на воду, бледный, как полотно; рот его был полуоткрыт, как у рыбки, которая играет на солнце, а волосы спутались от ветра. Он не обращал внимания даже на ягненка. Этот ягненок заблудился в полях, и он нашел его и взял с собой из жалости. Он держал его в своей рубахе и хотел отнести к его хозяевам; но по дороге он забыл спросить, кому принадлежит ягненок. Он его держал на коленях и даже не слышал, как бедняга отчаянно блеял, поглядывая кругом своими блестящими глазами. Ягненок был удивлен, что его не слушает никто из подобных ему: он не видел ни своего луга, ни матери, ни закута, а вместо этого, какое-то мрачное, все заросшее травой место и большой водяной поток, который вероятно внушал ему сильный страх.

X

Если бы река, которая на всем своем протяжении была не шире четырех-пяти метров, не была местами так же глубока, как и широка, Ландри наверное без размышления бросился бы в нее, чтоб поскорее обнять брата. Но, так как Сильвинэ его не заметил, он мог спокойно обсудить вопрос, как пробудить близнеца от грез и как убедить его вернуться домой; ведь если бедный ворчун не согласится на это, он может улизнуть с той стороны, и разве Ландри найдет тотчас же брод или мосток, чтобы перебраться на тот берег и нагнать его?

Приняв все это в соображение, Ландри задал себе вопрос, как бы поступил при такой встрече его отец, который был умнее и осторожнее десяти человек, вместе взятых. Он решил (и совершенно правильно), что Барбо принялся бы за дело потихоньку; он и виду бы не показал Сильвинэ, сколько тот причинил огорчения, чтоб не дать ему повода к сильному раскаянию, но, с другой стороны, и не одобрил бы его, чтоб в следующий раз мальчик не сделал опять того же самого.

И потому Ландри начал свистеть так, точно призывал дроздов к пению, — так свистят пастухи, когда при наступлении ночи гонят домой стадо вдоль кустарников.

Сильвинэ, услыхав свист, поднял голову и увидал брата; ему стало совестно, и он быстро поднялся, надеясь, что тот его не заметил. Ландри сделал вид, что он его только что увидал, и сказал, не очень возвышая голос, так как река шумела не настолько, чтобы мешать говорить.

— Эй, Сильвинэ, ты здесь? Я тебя прождал все утро; но, так как ты ушел надолго, я вышел сюда прогуляться до ужина, надеясь тогда застать тебя дома; теперь, раз ты тут, мы вместе вернемся домой. Мы пойдем вдоль реки, каждый по своему берегу, и сойдемся у брода Рулет (этот брод находился прямо против дома бабушки Фаде).

— Пойдем, — сказал Сильвинэ и взял на руки ягненка, который еще не привык к нему и потому неохотно следовал за ним. Братья пошли вдоль реки, не решаясь глядеть друг на друга, чтоб не показать, как они были огорчены раньше и как рады теперь встрече. Изредка Ландри перекидывался с братом словом, чтоб не показать ему, что он понимает его огорчение. Сперва он спросил его, где он достал этого ягненка; на это Сильвинэ не мог как следует ответить, потому что не хотел признаться, как далеко он уходил; он даже не знал толком названия всех тех мест, по которым он проходил. Тогда Ландри, видя его замешательство, сказал:

— Ты мне потом расскажешь об этом. Ветер силен и под деревьями совсем не так приятно. Но вот, к счастью, начинается дождь, и ветер скоро утихнет.

Себе же он говорил: «А ведь Сверчок правильно предсказал мне, что я найду брата до дождя. Эта девчонка, наверное, знает гораздо больше нас».

Он не подумал о том, что он добрых четверть часа объяснялся с бабушкой Фаде и просил выслушать его, а она не соглашалась; что тем временем маленькая Фадета, которую он заметил только при выходе из дому, быть может видела Сильвинэ. Наконец это ему пришло в голову. Но откуда Фаншона знала, когда встретилась с ним, какое у него горе? Ведь она не присутствовала при разговоре с бабушкой. Он не подумал о том, что по дороге к камышам он многих расспрашивал про брата и кто-нибудь мог сказать об этом Маленькой Фадете; или она могла, спрятавшись, подслушать конец его разговора с бабушкой, что она обычно и делала, чтоб удовлетворить свое любопытство.

Сильвинэ, со своей стороны, тоже размышлял, как объяснить свое дурное поведение по отношению к матери и брату; он не был подготовлен к хитрости Ландри. До сих пор он никогда не лгал и ничего не скрывал от своего брата, и потому он и теперь не знал, какое ему придумать объяснение.

Ему было очень не по себе, когда он переходил брод, потому что он все еще не придумал, как ему выйти из этого затруднительного положения.

Как только он вышел на берег, Ландри его обнял; и помимо его воли это вышло у него сердечней, чем обыкновенно; но от вопросов он воздержался, так как видел, что Сильнинэ не знал, что сказать. Они пошли домой и говорили о чем угодно, только не о том, что в ту минуту больше всего занимало обоих. Проходя мимо дома бабушки Фадэ, Ландри думал, что он быть может увидит Маленькую Фадету, и ему хотелось пойти поблагодарить ее. Но дверь была закрыта, и слышен был только голос Кузнечика, который выл, потому что бабушка отхлестала его; это случалось каждый вечер, независимо от того, заслуживал ли мальчик этого, или нет.

Сильвинэ услышал плач, и ему стало жалко мальчишку. Он сказал брату:

— Вот скверный дом: там только и слышишь, что крики и побои. Нет ничего хуже и отвратительней этого Кузнечика; а что касается Сверчка, то она, по-моему, гроша медного не стоит. Но эти дети несчастны, потому что у них нет ни отца, ни матери, и они зависят от этой старой колдуньи, которая всегда злится и ничего им не спускает.

— Да, у нас все иначе, — ответил Ландри. — Ни разу ни отец, ни мать не ударили нас; даже когда они бранили нас за детские шалости, они всегда делали это мягко и благородно, так чтобы соседи ничего не слыхали. Бывают люди, которые вполне счастливы, и они даже не сознают этого; а вот Маленькая Фадета — она самый обиженный и несчастный ребенок на свете, но всегда смеется и никогда и ни на что не жалуется.

Сильвинэ понял упрек и почувствовал раскаяние за свою вину. Это случилось с ним за сегодняшний день не в первый раз; сколько раз ему хотелось вернуться домой, но стыд удерживал его. Теперь ему стало так тяжело, что он, не говоря ни слова, заплакал; но брат взял его за руку я сказал:

— Начинается сильный дождь, милый Сильвинэ, побежим домой!