Александр Дюма-сын - Дело Клемансо
При прощанье графиня сказала мне:
— Милое дитя, я с вами не стесняюсь, как будто вы родной… Конечно, я могла бы обратиться к другим, но вы первый предложили мне… Словом, денег у нас маловато… Надо купить кое-что для Изы. Одолжите мне пятьсот франков, я немедленно вышлю их вам из Варшавы…
Я с восторгом исполнил ее просьбу; это одолжение являлось лишним звеном в наших отношениях, и я радовался, что могу услужить Изе.
Я ответил, что на следующий день принесу деньги, и пригласил обеих дам отобедать в ресторане.
В шесть часов мы сошлись в Пале-Ройяле; я заказал прекрасный обед и под салфетку прибора графини сунул билет в 500 франков. За столом старуха выпила и стала еще болтливее; опытный человек на моем месте, прислушавшись к ее разговору, нашел бы многое подозрительным, но я только и думал о присутствии Изы и грустил о предстоящей разлуке с нею. Она же была весела и беспечна, как птичка: шалила, пела, то и дело повторяя между прочим: «Когда я буду богата, то сделаю то-то и то-то» — точно и сомнения не могло быть в ее будущем богатстве.
Я проводил их домой, обещал выслать бюст и портреты; решено было переписываться. Графиня выразила уверенность, что доставит мне кучу заказов от высокопоставленных лиц и, в конце концов, поцеловала меня.
Иза протянула мне обе ручки:
— До свидания, муженек мой!
— До свидания, женушка!
Мы произнесли это серьезно, но со слезами на глазах…
По крайней мере, я считал себя связанным… поверите ли, друг мой? Работая с этого дня, я надеялся на осуществление детской мечты в будущем, и она стала моей целью.
Недаром я поклялся жениться только по любви и сохранить душевную и телесную чистоту для этой идеальной любви. Таковы были мои юношеские грезы, и знакомство с Изой дало им новую пищу; идеал мой принял осязательную форму.
Однако надо заметить, что мой обет монашеской чистоты служил темой насмешек и любопытства в кружке моих товарищей-художников. Меня называли Нарциссом, Иосифом и т. д., сталкивали с красивыми легкомысленными женщинами, присылали мне натурщиц из падших созданий. Я любовался их красотой, лепил с них статуи и на все их заигрывания отвечал, что мне некогда терять время на пустяки.
После отъезда Изы я сделал статую Клавдии; шумный успех ее заставил моих товарищей устроить мне овации и задать пир в мою честь. В основе лежал злодейский заговор против моей сдержанности, не дававшей им покоя!
За обедом меня напоили, но как только г-н Риц удалился, стали подтрунивать надо мной и приставали до тех пор, пока я, словно в каком-то безумии, бросил пригоршню золота на стол и предложил невероятное пари.
Неужели это был тот самый застенчивый, наивный Пьер Клемансо? Возможно ли, чтобы несколько стаканов вина превратили его в дикого зверя, в хвастуна? Увы, это было так, хотя только на время опьянения.
Кто сказал, что Бог дал человеку свободную волю? Кому из смертных отдавал Господь отчет в своих планах и действиях? Может быть, первый человек, вышедший непосредственно из рук Творца, был одарен свободой воли, но мы знаем, как он употребил ее… С Каина свобода воли исчезает: он не властен в своих поступках и подчиняется физиологическому закону наследственности. Каин положил начало роковой невменяемости инстинктов!
Человек рождается с неотразимыми, двоякими инстинктами — с одной стороны, ему передаются свойства матери, с другой — отца, следовательно, предков того и другого. В иной семье даже передается безумие, но властен ли человек побороть его или сойти с ума по своему желанию? Где же свобода воли? Так и в других свойствах души, сердца, физических отправлений!
В моем организме резко проявлялось влияние, неотразимое, непобедимое и совершенно противоположное моему личному строю. Матери моей я обязан всем, что есть хорошего, справедливого, честного в моей натуре; но когда я бросился на Андрэ Минати и готов был задушить его, во мне сказался характер отца, я уверен в этом! Также и в тот день, когда меня напоили, весь мой идеализм, привычки, теории — все оказалось бессильным перед неумолимой наследственностью порока! С тех пор, когда бешеные порывы страстей превращали меня в раба, я с ужасом сознавал влияние «неизвестного» и невозможность бороться!
Да, я погиб в непосильной борьбе!
Безобразное пари я выиграл…
Проснувшись на другое утро и вспомнив все происшедшее, я горько плакал о своем падении и мысленно просил прощения у Изы.
Товарищи вчерашнего кутежа застали меня в жалком и угнетенном состоянии духа и шутливо просили у меня прощения. Но мне было не до шуток. Раскаяние сблизило меня еще больше с мыслью, что я не имел права располагать собою, что я не принадлежу себе, и я горячо поклялся не впадать в подобные ошибки.
Все на свете относительно и условно: опытный человек раскусил бы графиню с дочерью в продолжение нескольких часов и понял бы, что они обе искательницы приключений, — одна кончившая, другая начинающая. Я же, идеалист и мечтатель, сравнивая их с легкомысленной женщиной, помогавшей мне выиграть пари, заключенное в пьяном виде, возвел Изу и ее мать чуть не на пьедестал святости! Пошлая болтовня практичной графини казалась мне добродушной откровенностью старой семьянинки, а красавица-дочь ее — воплощением невинности и всех добродетелей в зачатке.
Однако эта оргия не прошла бесследно; организм мой был потрясен, как инструмент, из которого насильственно извлекли резкую ноту; нервы мои долго и жалобно звенели, не находя прежнего покоя. Женщина, сильная брюнетка, с низким лбом и черными бровями, получила прозвище «Клавдии», и приятели уверяли, что она влюблена в меня… Странная победа! Сердце этой куртизанки было так же холодно, как сердце любой из мраморных статуй! Как бы то ни было, но мы встретились с нею после того раза три-четыре, и всякий раз я тревожно вздрагивал, а она бледнела.
XXIV
Я успешнее прежнего предался работе, находя отраду и развлечение в письмах Изы.
Привожу здесь ее письма, которые хранятся у меня в целости:
«Дружок мой!
Не сердитесь, что я раньше не написала вам с дороги; мы очень устали; ночевали в Кельни, хотя в гостиницах все очень дорого. Теперь мы в Варшаве. Все собиралась написать вам, но мама хворала и дел было много. Как я жалею о Париже, о приятных часах, проведенных у вас в мастерской! Я часто думаю о вас. Не забудьте, что вы мой муж. Я не шучу, мой друг! Мама запрещает мне говорить об этом, но я все-таки скажу вам, что очень вас люблю и хотела бы быть с вами. Кончили ли вы мой бюст? Когда вышлете его? Уничтожьте цветы в волосах, мама уверяет, что волосы мои так красивы и густы, что украшений не требуют. На днях я была причесана по-гречески, и, по правде сказать, это очень шло мне. Я ехала на бал к одному флигель-адъютанту. Успех имела огромный. Веселилась, но все не так, как у г-жи Лесперон. Помните? До свидания, дружок мой, пишите чаще и не забывайте вашу маленькую жену
Изу Доброновскую.
P.S. Бюст можете переслать через секретаря посольства. Это ничего не будет стоить: он наш хороший знакомый».
Четыре месяца спустя:
«Вы, должно быть, удивлены, дружок мой, что так долго не получали от нас известий! Бюст получен. Один господин, серьезный ценитель, сказал, что работа восхитительна. Он предлагал за него маме две тысячи франков. Мама не продала. Вчера мы опять вернулись в Варшаву: ездили по делам в Петербург. Носятся слухи о войне. Если мы будем воевать в союзе с французами, то победим вас. Наши солдаты сильнее и красивее. Кажется, вы говорили, что в случае войны потребуют и вас? Тогда постарайтесь скорее попасть в плен, и мы будем часто вместе! Видела я сестру в Петербурге. Она хорошенькая, муж ее адъютант. Меня представили одному высокопоставленному лицу. Ах, как я была одета! Прелесть! Однако „он“ не обратил на меня внимания. Мама говорит, что „он“ не любит женщин. Не знаю, что это значит. Разве может быть неприятно видеть хорошенькую изящную женщину? Но „он“ обещал маме протекцию. Сестра подарила мне несколько платьев и дорогой браслет. Пишите, что делается в Париже. Мы часто скучаем. До свидания, муженек мой. Ваша маленькая жена целует вас.
Иза».
«Как мило, что вы вспомнили день моего рожденья и прислали мне цветок в письме! Мне минуло четырнадцать лет. Много подарков получила я, но ваш цветок мне всего дороже. Мама стала веселее: дела наши идут лучше. Мы познакомились с одним офицером, сыном нашего дальнего родственника. Молодой человек очень влиятельное лицо у наместника. Он очень любезен и умен, у него прекрасные лошади. Обещает выхлопотать нам возвращение конфискованных имений. Он изъявлял маме желание жениться на мне, но она находит его недостаточно богатым. У него двести тысяч франков дохода, по-моему, это хорошо, но бедная мама все мечтает о волшебном принце! Он подарил мне кольцо с бирюзой и бриллиантами стоимостью в 500 франков. Мама вам кланяется. Прощайте, дружок мой.
