Франсуа Мориак - Агнец

— Она давно здесь?.. Она говорила с тобой обо мне? Ну, признайся: она говорила с тобой обо мне?

Вошла Мишель и взяла мужа под руку.

— Дай твоему другу отдохнуть, — сказала она. — Я с ним завтра поговорю.

Ксавье сухо возразил:

— Мне кажется, нам с вами уже не о чем говорить. Ваш муж вернулся, значит, я могу уехать. Утром есть поезд?

— Не начинай все снова! — воскликнул Мирбель.

— Вы в самом деле хотите уехать? — спросила Мишель. — Тогда зачем же вы с ним приехали?

Жан де Мирбель прошептал ему прямо в ухо:

— Не отвечай ей.

— Я привез его назад, — сказал Ксавье. — Мне здесь больше делать нечего.

Мишель вдруг внимательно поглядела на него:

— Мы объяснимся завтра. Потом вы уедете или останетесь. Во всяком случае, между нами не будет недомолвок.

Она протянула ему руку.

— Не будем ему мешать спать, — сказала она мужу.

Жан вышел за ней, потом снова приоткрыл дверь и сказал приглушенным голосом:

— Ты ей нравишься, да я в этом и не сомневался. А тебе она как?

Ксавье молчал, и тогда он сказал совсем тихо:

— Если она тебе нравится, я дарю ее тебе. Шучу, шучу! — добавил он быстро.

И притворил за собой дверь.

В этот самый момент Доминика зашла в комнату Бригитты, смежную с ее комнатой: старуха позвала ее. Мадам Пиан, видно, еще не собиралась спать; она сидела в глубине огромной кровати. Тощие пегие пряди волос, точно змеи, расползались в разные стороны — креповая повязка их больше не придерживала. Рот ее зиял черной дырой — она вынула вставные челюсти. И все же ее крупное костлявое лицо без темных очков казалось более человечным.

— Вы долго отсутствовали, дочь моя.

— Мне пришлось идти к Октавии за ключом от бельевого шкафа.

— Вы говорили с этим юношей? Какое он произвел на вас впечатление?

Девушка чуть помедлила с ответом и неопределенно улыбнулась:

— Быть может, оттого, что я была готова к худшему, он мне показался... Ну, в общем, похоже, что он такой, как все, — добавила она, краснея.

— Ах, плутовка, ах, негодница, — проворчала Бригитта Пиан не без нежности. — Ступайте спать, и пусть вам не снится этот «парень как парень».

— Я ведь только сказала, что похоже на это, — возразила Доминика. — Тем не менее я его застала...

— За чем вы его застали?

Доминика прикусила нижнюю губу.

— Да нет, ничего особенного: он молился на коленях у кровати. Просто молился.

— Не хватало еще, чтобы он не молился! Последуйте-ка его примеру, девочка. Повторяю вам: не надо веровать в Бога, чтобы молиться. Надо молиться, чтобы уверовать в него. Есть еще затычки для ушей? Две? Этого хватит. Дайте мне, пожалуйста, четки, они на комоде... Нет, не гасите свет.

Старуха осталась одна. Бе сердце билось слишком часто. Вот уже семьдесят восемь лет, как оно бьется. Скоро эти четки, которые она держит сейчас на ладони, обовьют ее ледяные, навсегда скрещенные запястья. Она поглядела на свои чудовищно вздутые вены и убрала руки под простыню.

— Тебе сейчас принесут роскошный завтрак!

Ксавье вскочил, как встрепанный, и увидел Мирбеля в пижаме, пытающегося раздернуть шторы.

— Чертовы занавески! Плевать, порву шнурок!..

Он распахнул ставни — в комнату ворвался запах тумана — и сказал, что день выдастся на славу, что утренняя дымка — верный признак хорошей погоды, и со счастливым видом присел на край кровати.

— Ну и силен же ты, Ксавье! Едва ты появился, как они все забегали вокруг подноса с твоим завтраком. Мамаша Пиан поскупилась было дать тебе джема. Ты бы только послушал, как запротестовали Мишель и эта секретарша! Сошлись на компромиссе: тебе дадут не желе из крыжовника, а позапрошлогодний сливовый джем, который все равно уже стал плесневеть. Секретарша предложила отнести тебе завтрак, но мамаша Пиан нашла, что это неприлично. Знаешь, что она сказала? «Он не спросил меня, в котором часу начинается месса, а я его здесь ждала». Тогда секретарша заметила, что утреннюю мессу у нас служат только по четвергам. Но старуха возразила, что ты не мог этого знать и все же не потрудился выяснить, когда идти к мессе, поэтому она не признает за тобой смягчающих вину обстоятельств. Короче, эти разговоры доказывают, что все тобой тут же заинтересовались. Впрочем, я в этом не сомневался, но все же не думал, что ты так быстро приберешь их к рукам. Вчера вечером, когда мы гуляли по парку, Мишель была в бешенстве — не стану тебе повторять, как она поливала нас обоих, — так вот, теперь Мишель успокоилась. Ты мог бы многое для нее сделать, поверь!

Его красивые глаза снова увлажнились, он тряхнул головой, словно школьник, откидывая со лба рыжеватую прядь, он был спокоен и говорил без жара.

— Да, ей ты тоже нужен... О чем ты думаешь?

— Я думал об этом мальчике, — сказал Ксавье, — о Ролане.

— Ну уж нет! Только, пожалуйста, не занимайся этим гаденышем. — Мирбель продолжал, стараясь не горячиться: — Я не говорил тебе о нем потому, что не думал его здесь застать. У Мишель вечно какие-то фокусы: полгода назад она решила, что не может жить без ребенка в доме. Дай я ей волю, мы бы уже давно его усыновили. А теперь она сама рада, что я не позволил... Мы отдадим его туда, откуда взяли.

— Это невозможно, — сказал Ксавье.

— Почему тебя так волнует его судьба? Таких детей, как он, — тысячи, и ты о них никогда не думаешь.

— Этот оказался на моем пути — этот, а не другой.

Жан с наигранным смехом стад трепать Ксавье за волосы:

— Ты приехал в Ларжюзон ради меня, не забывай об этом, только ради меня! Твое пребывание здесь не касается никого, кроме нас с тобой.

Он ждал ответа. Но Ксавье лежал молча, его голова, словно мертвая, была откинута на подушку. Мирбель стал объяснять:

— Ну, конечно, тебе придется вести игру с женщинами, со всеми тремя, потому что от Доминики — ты, наверно, уже заметил — старуха без ума. Это просто поразительно, если учесть, какой железный характер у мамаши Пиан, каким бездушным существом она была всю свою жизнь. Ей теперь уже под восемьдесят.

— Вот и завтрак, — сказал Ксавье.

В ответ на его «спасибо» Октавия что-то буркнула, и Мирбель поспешил объяснить:

— Она здешняя и манерам не обучена, но мамаша Пиан тебе сказала бы: «Зато она работает, как лошадь». Ты будешь завтракать в постели?

Нет, Ксавье предпочел бы встать. Он сказал Мирбелю, что они встретятся в парке.

— Если я тебя верно понял, ты меня просто выставляешь.

Быстро собравшись, Ксавье вышел из комнаты и стал спускаться по лестнице, как вдруг услышал чей-то вздох, перегнулся через перила и увидел, что на последней ступеньке сидит Мирбель. Если бы Ксавье поджидал человек с поднятой дубинкой, сердце его и тут не заколотилось бы сильнее. Он поспешно вернулся к себе в комнату и подошел к окну. Клочья тумана еще висели на ветках деревьев. Дикий виноград, увивавший весь фасад, даже ставни, был мокрый, как после дождя. Солнце, с трудом пробивавшееся сквозь дымку, не могло еще справиться с утренней росой... Громыхание телеги, крики петухов, удары молота по наковальне в кузнице, лай собак, протяжный визг лесопилки — о, милые звуки любимой жизни! Он утром не помолился, но не по забывчивости. Он не мог молиться, боялся молиться, хотел по возможности отдалить эту минуту. И вот ему пришлось вернуться сюда, к этому небу в окне, к этим темным соснам, словно распятым в пустоте. Ему даже не надо было говорить: «Господи... Он опустился на колени, коснулся лбом подоконника. Его широко открытые глаза видели теперь не небо, а прогнивший плинтус пола.

Чья-то рука коснулась его плеча. Он не шелохнулся. Тогда кто-то схватил его под мышки и приподнял, он открыл глаза и увидел склоненное над собой лицо Мирбеля.

— Я читал молитву, — пробормотал Ксавье, — и, как всегда, отвлекся, стал думать о чем попало...

Мирбель глядел на него, не отвечая, только слегка покачивая головой. Помолчав немного, сказал:

— Мы потеряли слишком много времени. Мишель уже ходит перед крыльцом — ждет тебя. Пожалуй, прежде всего надо от нее отделаться. А потом приходи ко мне сюда.

— Нет, — сказал Ксавье, — разговаривать мы будем не в моей комнате. Я подожду вас внизу.

Он прошел мимо Мирбеля, сбежал, перепрыгивая через ступеньки, с лестницы, почти пронесся по прихожей и увидел Мишель, стоявшую на каменном крыльце.

— А, вот и вы... Оставь нас вдвоем, — сказала она мужу. — Мы обойдем парк, и я тут же приведу его тебе назад.

— О, вам нечего торопиться.

Мирбель проводил их взглядом. Ксавье не испытывал никакого волнения в ожидании предстоящего разговора, скорее, какую-то скуку: побыстрее бы объясниться... и покончить с этим раз и навсегда.

— Что я хотела у вас узнать? Причину вашего здесь появления. Жан мне вчера сказал... Вы подтверждаете его версию?

Ксавье спросил рассеянно:

— Какую версию? — Он издали наблюдал за маленьким Роланом, который застыл на корточках у ручья, перерезавшего луг.