Юз Алешковский - Собрание сочинений в шести томах т.5
Заявляется мезавец и с порога декларирует, что основная разница между нами и американами такова, что ихние менты действовали без всякой идейной цели, а у нас с тобой все же по-явился духовно прогрессивный политический идеал, понял?
Решаю, что забежать вперед с резким отказом от своей роли, пока не закушу как следует, было бы чистым купечеством, то есть дореволюционным, как без царя в голове, безумием. Поэтому, поглощая пельмени, слушаю и понимаю, что в общем-то концепт хитромудрого Дробышева прост, как популярная в нашем народе вобла, не сравнимая даже со сказкой о Золотой рыбке. Мы еще поддали для пущей лучезарности обмозговывания проекта концепта. Итак, я угоняю у какого-нибудь известного и любимого народом артиста типа Людмила Зыкина или Ростропович иномарку. Это мне понравилось: не хера, господа, гулять по буфету, когда многие из нас, идиотов, раздавлены бесчеловечными пирамидами ублюдков и ублюдиц.
А раз так, то с ходу вношу поправку, чтобы тачка была «Мерсом-600», если не «Ферарри», – Голливуд не Голливуд, но хули, просто-народно аргументирую, мелочиться? Хоть раз в жизни рвану по набережной на шестисотом, а потом – гори все оно разливным денатуратом до конца света. Вот что такое духовность, а не всякое очевидное-невероятное, как говорится, вокруг света.
Ах, мечты, мечты!.. Естественно, после автопрогулки менты-гаишники меня повяжут. В дальнейшем я энергично выдернусь у них из рук и рвану когти в рядом расположенный, самый крутой в городе кабак, не забыв сплюнуть кровь с рассеченной губы одному менту прямо на погон, а другого задев ногой промеж галифе. Затем эти профессионалы вымогательства рублей и баксов у пьющих за рулем водил настигнут меня в кабаке. Там я успею выжрать фужер чьей-то чужой водяры и чисто по-ельцински поуправлять женским джазом. Помню, настоял на том, что уткнусь поддатым носом в декальте саксофонистки.
К сожалению, менты тут же выволокут меня в сортир. Именно в сортире я обязан выдержать, будучи бросаемым ударами из угла в угол, град бесчеловечных ударов, а также вопить, вырываться из рук, призывать на по-мощь демократическую общественность, то есть всячески барнаулить, и все такое прочее.
В решающий для концепта момент один из ментов цинично изловчится и сдерет с меня брючата, а другой…
Именно в этот момент выкладывания идеи наконец-то явились ко мне на пустую хату оба мента, майор Бухтилов, из наших, и старлей то ли Аритмиев, память они сами у меня отшибли, то ли Тахикардиев, скорей всего враждебной национальности. У обоих – морды зверские и палки полосатые в руках.
Продолжаю слушать. Ну, остаюсь я, значит, совсем без брючат и трусов, и вот тут тот мент, который старлей, по замыслу, зверски всаживает в меня биту. На это я категорически не согласился, зачем тогда, спрашиваю, власть вас палками снабдила? А Бухтилов отвечает: «Бита же, вникни своей бестолковкой, безбольная, неужели не въезжаешь?»
А Дробышев злобно указывает, что бита обязательно должна являться умной подъебкой в адрес гражданской жизни США. Поэтому не строй, наглея, говорит, из себя Жанну д’Арк типа целку.
Данный аргумент на меня положительно подействовал, кроме того, еще хотелось поддать. Однако я тут же настоял, чтобы бита погуще была намазана вазелином, иначе как в порядочном кино пусть находят для меня чей-нибудь дублирующий задний проход, ибо кино – есть кино важнейшего из искусств.
Мне, хорошо помню, тогда чуть дурно не стало от одной только этой умственной репетиции концепта – аж протрезвело на душе. Кое-как поехали дальше.
Короче, после всего случившегося пресса вовсю раздует преступление ментов, а я более чем прилично на этом заработаю и залечу побои в Пицунде, в писательском санатории, где надиктую книгу дамочке первой и второй древней профессии, одновременно ставшей в наши дни четвертой советской властью, и так далее.
Само собой ясно было, что Дробышев брал на себя крайне выгодные и самые безболезненные задачи режиссера, оператора и автора сценария.
Выслушав всю эту интермудию, я солидно разговорился с ментами и заявил, что, во-первых, концепт недоработан. Во-вторых, с видео-камерой любой дурак управится, и почему это именно я выдвинут на роль русского Лумумбы?
Дробышев ощетинился и припирает меня к стенке жизненной моей ситуации:
– Да на нее, на эту твою высокооплачиваемую роль, сию минуту очередища из кандидатов наук выстроится похвостатей, чем на финал Кубка Евразии! Так что не выкаблучивайся, а давай ответ… иначе пропадай ты тут пропадом со своей белой горячкой, идиот ты сраный, а не Иблезиас!
– Нисколько не отказываюсь, – отвечаю, – но имею пару пунктов претензий и тройку поправок. Если и соглашусь на главную роль, то глумление надо мной должно произойти не в мужском, а исключительно в женском сортире, где с детства мечтаю побывать, поскольку везде должна быть шерше ля фам. Этот эксклюзив даже не подлежит дискуссии, он у нас пойдет консенсусом. В-третьих, какой это, интересно, из наших судов приговорит господ офицеров, а мне присудит приличные бабки? Мы что с вами, в Америке? В четвертых, я должен знать, что к чему и на что мы намекаем. Мы же концепт заделываем, а не концерт закатываем для Дворца культуры УВД и ФСБ! Кроме того, учтите: одно дело, когда проктолог замастыривает твоей вздутой простате сулико, а другое, если туда суют не указательно массажирующий палец, а настоящую биту, правильно? Поэтому надо увеличить гонорар.
– Только не ссы, не ссы, суд схвачен. Насчет бабок не сомневайся, десять штук баксов огребешь до акции черным налом, остальной навар схлопочет Дробышев с ТВ и прессы, – уверяет Бухтилов, а второй гаишник уже как бы примеривается ко мне зверским своим взглядом исполнителя самой грязной части концепта.
– Тут для всех нас, – добавил Дробышев, – следующий приоткрываю общий козырь: при надлежащем развороте течения событий не лимоном попахивает, а более крупной суммой, ибо веду деловые переговоры с двумя сразу телеканалами, но птичка пока еще, сами понимаете, в гнезде. А до суда дело, может быть, вовсе не дойдет, главное, замутить воду, а потом уж ловить севрюгу горячего копчения.
Но он как-то так это произнес, что меня внутренне просто тряхануло. Замочат, заныло сердце, как пить дать – замочат, скажут: Мавроди поганый сделал свое дело, может валить куда подальше. Однако это мы еще посмотрим, думаю, кто кого.
Не будучи бздиловатым конем, я решил подстраховаться, чтобы иметь хоть какой-нибудь крючок на Дробышева и ментов. Чуть чего, сделаю им объяву: так, мол, и так, весь компромат, мальчишки, загружен куда следует в Интерпол, а в случае необходимости возникнет в «Аргументах и фактах», копия в «Совершенно секретно».
Затем настырно ставлю вопрос ребром: ресурс, господа, задействован большой, желаю теперь глянуть в политический корень всей этой уголовной самодеятельности, а если не гляну, то давайте лучше выпьем с вами, закусим и расплюемся на брудершафт, а мой удел – катиться дальше вниз, как сказал тот же Сергей Есенин Сталину, когда они бухали на поминках по вечно живому Ильичу.
Ну, эти трое переглянулись, скрипнув зубами. Въехали, что я не лох, меня так просто на клык не насадишь. Тем более, говорю, всегда может произойти нечто для всех нас непредвиденное, ибо общественная жизнь есть игра Судьбы в веревочку с людьми и народами.
Майор Бухтилов жахнул полстакана и ответил в том духе, что с «Камю» можно все ж таки и на Руси жить хорошо, а раз так, то они меня сейчас провентилируют в рамках допуска к важному пиаровскому аспекту дела. Подписку о неразглашении не возьмут, но если когда-нибудь где-нибудь из хавала моего вылетит хоть одно слово из всего того, что услышу, – тут майор почему-то рассмеялся, – то я проследую ногами вперед через японскую сукодробилку с его дачи, а сам фаршмак пойдет на предновогодний откорм двух его боровков.
Я долго думал, верней, долго не думал вообще, а потом выдал им свое согласие. Другого выхода не видел, ибо попал. Захотят – замочат в любом случае или просто кинут, а могут и совместить одно с другим. Зато сейчас я вы-торгую допуск к тайне и информашку о главной задаче проклятого концепта.
Без точного, упрямо подчеркиваю, знания основной цели лично я даже в баню не пойду, да и с дамой не встречусь, а жертвовать своей мужской невинностью не соглашусь, тем более я человек начитанный: в полете к счастью очко у человека, как сказал Максим Горький, должно звучать гордо.
Ну эти, которые с дубинками, политологи хреновы, вышли в кухню посоветоваться. Потом Дробышев расшифровал передо мной далеко идущие цели концепта:
– Через три месяца, господа офицеры и вольнонаемный ты наш либерало-демократ Глухарев, надвигаются на всех нас выборы губернатора. Вот лично ты мечтаешь кинуть его со всей администрацией на свалку истории?
