Эрнест Хемингуэй - Острова в океане
– А ну, проверим, как это у тебя получится, – сказал Фрэнк.
Он снова зарядил ракетницу парашютным патроном и выстрелил вверх и по ветру. При ослепительной, падающей вниз вспышке было видно, как люди лежат на причале ничком или стоят на четвереньках, зажмурив глаза.
– Да хранит вас бог, капитан Фрэнк, – послышался из темноты низкий торжественный голос Руперта, как только вспышка погасла. – Да сподобит он вас по великой милости своей поджечь комиссара.
– А где его жена и дети? – спросил Фрэнк.
– Мы их вытащим. Не беспокойтесь, – сказал Руперт. – Без вины никто не пострадает.
– Ну как, подожжем комиссара? – Фрэнк повернулся к тем, кто был в кокпите.
– Да брось ты, ради бога, – сказал Томас Хадсон. – Что в самом деле!
– Я утром уезжаю, – сказал Фрэнк. – Так что с меня взятки гладки.
– Давайте спалим его, – сказал Фред Уилсон. – Местным, видно, это по душе.
– Спалите комиссара, капитан Фрэнк, – подзуживал его Руперт. – А вы как скажете, ребята? – обратился он к толпе.
– Спалите его. Спалите. Да сподобит вас господь поджечь его дом, – зашумели негры на причале.
– Есть такие, кто против? – спросил их Фрэнк.
– Спалите его, капитан Фрэнк. Никто ничего не видал. Никто ничего не слышал. Никто ничего не говорил. Спалите его.
– Надо малость попрактиковаться, – сказал Фрэнк.
– Если будешь его поджигать, проваливай с катера, – сказал Джонни.
Фрэнк посмотрел на него и покачал головой, но так, что ни Руперт, ни остальные на причале этого не заметили.
– Ну считайте, один пепел от него остался, – сказал он. – Налей мне еще, Руперт, чтобы я укрепился в своем решении.
Он протянул наверх свою кружку.
– Капитан Фрэнк, – Руперт нагнулся к нему, – это будет самое лучшее, что вы сделали в жизни.
Негры на причале затянули новую песню:
Капитан Фрэнк в порту,Значит, вечером будет потеха.
Потом пауза и чуть выше:
Капитан Фрэнк в порту,Значит, вечером будет потеха.
Вторую строку прогудели так, будто били в барабан. И дальше:
Комиссар обозвал Руперта черномазым псом.Капитан Фрэнк выстрелил из ракетницы,И гори, губернатор, огнем.
Потом снова перешли на ритмы Африки, которые четверо на катере слыхали у негров – у тех, что тянули канат на паромах через реки, пересекающие дорогу к Момбасе, Малинди и Ламу. Негры дружно тянули канат и пели тут же сочиненные песни, описывая и высмеивая своих белых пассажиров.
Капитан Фрэнк в порту,Значит, вечером будет потеха,Капитан Фрэнк в порту.
Вызов, оскорбительный, отчаянный вызов звучал в минорной мелодии. Потом припев, гулкий, как рокот барабана:
Значит, вечером будет потеха.
– Вот видите, капитан Фрэнк? – подзуживал его Руперт, наклоняясь над кокпитом. – Вы еще ничем не отличились, а песню про вас уже поют.
– Я уже отличился, да еще как! – сказал Фрэнк Томасу Хадсону. Потом Руперту: – Пальну еще разок для тренировки.
– Тренировка – великое дело, – радостно проговорил Руперт.
– Капитан Фрэнк тренируется, как убивать, – сказал кто-то на причале.
– Капитан Фрэнк злее дикого кабана, – послышался другой голос.
– Капитан Фрэнк – настоящий мужчина.
– Руперт, – сказал Фрэнк, – налей-ка еще кружку. Это не для храбрости. Просто чтобы рука не подвела.
– Господь да направит вашу руку, капитан Фрэнк. – Руперт протянул ему кружку. – Пойте песню про капитана Фрэнка, ребята.
Фрэнк выпил все до дна.
– Последний тренировочный выстрел, – сказал он, пустил ракету, и она, пролетев над яхтой, стоявшей у них за кормой, ударилась об один из бензиновых баков на причале у Брауна и отлетела в воду.
– Сволочь ты эдакая, – тихо сказал ему Томас Хадсон.
– Молчи, ханжа, – сказал Томасу Хадсону Фрэнк. – Это был мой шедевр.
В эту минуту из каюты на яхте вышел на палубу мужчина в пижамных штанах без куртки и закричал:
– Эй вы, свиньи! Прекратите немедленно! Здесь на яхте дама из-за вас заснуть не может!
– Дама? – переспросил Уилсон.
– Да, черт вас дери, дама, – сказал человек в пижамных штанах. – Моя жена. Запускают тут ракеты, стервецы, мешают ей спать. Разве заснешь под такой грохот?
– А вы бы дали ей снотворного, – сказал Фрэнк. – Руперт, пошли кого-нибудь за снотворным.
– Что же вы делаете, полковник? – сказал Уилсон. – Вели бы себя, как полагается порядочному супругу. Вот ваша жена и заснула бы. Ей, наверно, приходится угнетать свои порывы. Наверно, она обманулась в своих ожиданиях. Моей жене психоаналитик всегда так говорит.
Фрэнк и Уилсон были отпетые ребята, и Фрэнк, конечно, был кругом неправ, но владелец яхты, весь день бушевавший у Бобби, взял сейчас совершенно неправильный тон. Джон, Роджер и Томас Хадсон не сказали ни слова. Зато те двое времени не теряли, и, как только яхтсмен выскочил на палубу с криком «свиньи», они взялись за дело дружно, точно партнеры по бейсболу.
– Свиньи поганые, – сказал яхтсмен. Словарь у него, видимо, не отличался богатством. Ему было лет тридцать пять – сорок, определить точнее было трудно, хотя он включил фонарь на палубе. Выглядел он лучше, чем ожидал Томас Хадсон, наслушавшись про него за день: наверно, успел выспаться. Тут Томас Хадсон вспомнил, что этот тип отсыпался еще у Бобби.
– Я бы посоветовал ей нембутал, – доверительным тоном сказал Фрэнк. – Если, конечно, у нее нет к нему аллергии.
– Не понимаю, почему она чувствует такую неудовлетворенность, – сказал Фред Уилсон. – В физическом смысле вы же прекрасный экземпляр. Вид у вас просто великолепный. Вы, наверно, гроза теннисного клуба. Такую форму сохраняете – во что вам это обходится? Погляди на него, Фрэнк. Ты видал когда-нибудь такую дорогостоящую верхушку у мужчины?
– А все-таки вы допустили ошибку, уважаемый, – сказал Фрэнк. – Не ту часть пижамы надели. Честно говоря, я впервые вижу, чтобы мужчина щеголял в одних пижамных штанах. Вы и в постель так ложитесь?
– Не мешайте даме уснуть, трепачи паршивые, – сказал яхтсмен.
– Спустились бы вы лучше вниз, – сказал ему Фрэнк. – А то как бы вам не влипнуть тут в историю из-за ваших словечек. Кто за вами присмотрит, шофера-то при вас нет. Вас в школу всегда шофер возит?
– Он не школьник, Фрэнк, – сказал Фред Уилсон, откладывая в сторону гитару. – Он уже большой. Он бизнесмен. Что, ты не можешь распознать бизнесмена, который ворочает крупными делами?
– Ты бизнесмен, сынок? – спросил Фрэнк. – Тогда беги вниз в каюту, это самое лучшее для тебя дело. А торчать здесь, наверху, – это вообще не дело.
– Он прав, – сказал Фред Уилсон: – На нас ты не наживешься. Ступай лучше к себе в каюту. А к шуму, ничего, привыкнешь.
– Свиньи грязные, – сказал яхтсмен, переводя взгляд с одного на другого.
– Уноси свое роскошное тело в каюту, слышал? – сказал Уилсон, – А дама твоя уж как-нибудь заснет. Я в этом не сомневаюсь.
– Свиньи, – сказал яхтсмен. – Свиньи паршивые.
– А другого словечка ты не придумаешь? – сказал Фрэнк. – Свиньи начинают здорово надоедать. Ступай вниз, ступай, а то простудишься. Будь у меня столь роскошный торс, я бы не стал рисковать им в такой ветреный вечер.
Яхтсмен оглядел их всех, точно стараясь запомнить.
– Ты нас не позабудешь, – сказал ему Фрэнк. – А забудешь, так я сам тебе напомню при встрече.
– Падаль, – сказал яхтсмен, повернулся и ушел вниз.
– Кто он такой? – спросил Джонни Гуднер. – Я будто видел его где-то.
– Я его знаю, и он меня знает, – сказал Фрэнк. – Дрянь человек.
– А кто он такой, ты не помнишь? – спросил Джонни.
– Он барахло, – сказал Франк. – Какая разница, кто он, что он, если это барахло.
– Пожалуй, никакой, – сказал Томас Хадсон. – Но вы оба уж очень на него навалились.
– А с барахлом так и надо. Наваливайся на него. Но мы не так уж грубо с ним обошлись.
– Свою антипатию вы от него, по-моему, не скрыли, – сказал Томас Хадсон.
– Я слышал собачий лай, – сказал Роджер. – Ракеты, наверно, напугали его собаку. Хватит этих ракет. Я знаю, вы развлекаетесь, Фрэнк. Вам везет, что никакой беды вы не натворили. Но зачем пугать несчастную собачонку?
– Это его жена лаяла, – весело сказал Фрэнк. – Давайте пальнем ему в каюту и осветим семейную сценку.
– Я отсюда ухожу, – сказал Роджер. – Мне ваши шутки не нравятся. По-моему, всякие выкрутасы с автомобилями – это не смешно. По-моему, когда самолет ведет пьяный летчик – это не смешно. По-моему, пугать собак тоже не смешно.
– А вас тут никто не держит, – сказал Фрэнк. – Вы последнее время всем в печенку въелись.
– Вот как?
– Конечно. Вы с Томом оба стали ханжами. Портите всякое веселье. Исправились, видите ли. Раньше сами не дураки были повеселиться. А теперь никто не смей. Сознательные, видите ли, стали.
