Джон Фаулз - Башня из черного дерева
- А Мышь-то - ваша поклонница, Уильямс. Она вам говорила?
- Да, мы с ней уже учредили общество взаимного восхищения.
- Очень разборчивое создание, наша Мышь.
Дэвид улыбнулся.
- По стопам Пифагора, да?
И старик продолжал поглощать суп. Дэвид взглянул на Мышь, как бы взывая к ней о помощи.
- Генри спрашивает, увлекаетесь ли вы абстракцией.
Дэвид слышал, как старик, уперев взгляд, в ложку с супом, пробормотал:
- Обструкция.
- Да. Боюсь, что это… правда.
Еще не успев поймать быстрый взгляд Мыши, он понял, что допустил ошибку. Старик ухмыльнулся:
- Почему же боитесь, мой друг?
Дэвид небрежно ответил:
- Это всего лишь риторическая фигура.
- Говорят, очень умственно. Мышь сказала: вызываете большой восторг.
- Als ich kann,46 - пробормотал Дэвид.
Бресли поднял глаза.
- Повторите?
В это время у стола вдруг появилась Уродка. В руке у нее были три розовые хризантемы, вынутые из вазы, которую Дэвид видел на камине. Один цветок она положила рядом с ним, другой - со стариком и третий - с Мышью. Потом села на стул и сжала руки на коленях. Бресли протянул руку и отечески потрепал ее по плечу.
- Так что вы сказали, Уильямс?
- Работаю в меру своих способностей. - И поспешно добавил: - Я скорее надеялся бы идти по стопам… - Но тут же понял, опять с опозданием, что делает вторую ошибку.
- По чьим стопам, мой друг?
- Брака?
Это была уже явная ошибка. У Дэвида перехватило дух.
- Вы имеете в виду его кубистскую бессмыслицу?
- Для меня она имеет смысл, сэр.
Старик помолчал. Еще поел супа.
- Все мы в молодости - отродье ублюдков. - Дэвид улыбнулся и хотел было возразить, но прикусил язык. - Много зверств видел в Испании. Невыразимые вещи. На войне бывает. Не только они. Наши - тоже. - Доев суп, он положил ложку, откинулся назад и устремил взгляд на Дэвида. - Бой окончен, мой дорогой. Думали хладнокровно прикончить меня? Я на это не иду.
- Как меня и предупреждали, мистер Бресли.
Старик вдруг расслабился, в его глазах блеснул веселью огонек.
- Тем более если знали, мой мальчик.
Дэвид развел руками: он знал. Мышь спросила:
- Хочешь еще супа, Генри?
- Слишком много чеснока.
- Вчера было ничуть не меньше.
Старик что-то буркнул и потянулся к бутылке. Уродка подняла руки и прочесала пальцами волосы, словно боясь, как бы они не прилипли к коже; потом, не опуская рук, слегка повернулась к Дэвиду:
- Нравится вам моя татуировка?
В подмышечной впадине у нее синело изображение маргаритки.
До конца ужина Дэвид, по молчаливому уговору с Мышью, старательно избегал разговора об искусстве. В этом ему помогала сама еда: quenelles23 из щуки под соусом beurre blanc24 (таких блюд он ни разу еще не пробовал), баранина pre sale25. Беседовали о французской кухне, потом о Бретани, о характере бретонца. Дэвид узнал, что Котминэ находится в Верхней Бретани, а не в Basse26, то есть не в Bretagne Bretonnante27, что дальше к западу и где местный язык еще не вышел из употребления. "Кот" (coet) означает дерево или лес, а "минэ" (minais) происходит от слова "монахи". Окружающие леса принадлежали некогда аббатству. Эту часть истории они опустили - говорили лишь о той, которую обозначает слово "coet". Беседа шла главным образом между Мышью и Дэвидом, хотя Мышь время от времени поворачивалась к Бресли, как бы прося его подтвердить или дополнить сказанное. Уродка не произнесла почти ни слова. Дэвид уловил разницу в их положении: Мыши позволялось иметь свое "я", Уродку же просто терпели. Как выяснилось в процессе разговора, она тоже когда-то изучала искусство, только занималась графикой, а не живописью. Познакомились они в Лидсе. Но она производила впечатление человека, который не слишком высоко ставит свои познания, - эта компания была ей не по плечу.
Старик, казалось, был доволен своей маленькой победой и настроился предстать перед Дэвидом, насколько возможно, таким же, каким тот видел его до ужина. Но если Мыши удавалось направлять разговор в безопасное русло, то ей не удавалось мешать Бресли пить. Сама она пила очень мало, Дэвид тоже потерял надежду угнаться за хозяином. Из armoire извлекли вторую бутылку, но и она к концу ужина опустела. Глаза Бресли помутнели. Пьяным он не выглядел, бокал держал уверенно - лишь взгляд выдавал, что стародавний демон снова овладел им. Фразы, которые он время от времени бросал, становились все короче - казалось, он никого уже не слушал. Когда Мышь пожаловалась, что они совсем не бывают в кино, беседа переключилась на фильмы, которые Дэвид видел в последнее время в Лондоне. Но старик оборвал разговор на полуслове.
- Еще бутылку, Мышь.
Девушка посмотрела на него, но он отвел глаза в сторону.
- В честь нашего гостя.
И тем не менее Мышь колебалась. Старик уперся взглядом в пустой бокал, поднял его и поставил на стол. Не резко, не раздраженно, но с некоторой долей нетерпения. Мышь встала и пошла к armoire. Очевидно, настал момент, когда лучше было уступить, чем настаивать. Бресли развалился на стуле и уставился из-под нависшей на лоб седой челки на Дэвида, на лице его застыла почти добродушная улыбка. Уродка, глядя в стол, спросила:
- Генри, можно мне пойти прилечь?
Бресли продолжал смотреть на Дэвида.
- Зачем?
- Книгу почитаю.
- Ты чертова кукла.
- Ну, пожалуйста.
- Ладно, проваливай.
Он даже не удостоил ее взглядом. Мышь принесла третью бутылку. Уродка с мольбой посмотрела на подругу, словно требовалось и ее разрешение. Та едва заметно кивнула, и в тот же миг Дэвид почувствовал, как пальцы Уродки на секунду сжали его ногу выше колена. Она протянула руку под столом, явно желая его подбодрить. Потом встала, пересекла комнату и пошла по лестнице наверх. Бресли придвинул бутылку к Дэвиду. Это был не жест вежливости, а вызов.
- Благодарю, с меня хватит.
- Коньяк? Кальвадос?
- Нет, спасибо.
Старик наполнил свой бокал до краев.
- Марихуана? - Он кивнул в сторону лестницы. - Это и есть книга, которую она будет читать.
Мышь спокойно возразила:
- Она этим больше не занимается. Ты же прекрасно знаешь.
Он сделал большой глоток.
- А по-моему, все вы, молодые сопляки, этим занимаетесь.
- Ко мне это не относится, - как бы между прочим сказал Дэвид.
- Мешает пользоваться логарифмической линейкой, да?
- Возможно. Но я не математик.
- Тогда как же вы это называете?
Мышь сидела опустив глаза. Помочь Дэвиду она уже не могла - разве что в роли молчаливой свидетельницы. Не было смысла притворяться, будто не ясно, что старик подразумевает под словом "это". Дэвид встретился взглядом с Бресли.
- Мистер Бресли, большинство из нас полагает, что термин "абстракция" утратил смысл. Учитывая, что наше представление о реальности сильно изменилось за последние пятьдесят лет.
Старик, казалось, задумался над тем, что услышал, но ненадолго.
- Я называю это изменой. Величайшей изменой в истории искусства.
От вина его щеки и нос покраснели, глаза сделались почти матовыми. Он по-прежнему сидел развалясь, только повернул свое кресло так, чтобы смотреть в лицо Дэвиду. В то же время он таким образом очутился ближе к девушке. За ужином Дэвид, слишком увлекся беседой с нею, был слишком внимателен… это он теперь понял, да к тому же старик, должно быть, следил за их беседой и до ужина. И теперь решил показать себя ее хозяином.
- Триумф евнуха. Вот так-то.
- Но это все-таки лучше, чем триумф кровавого диктатора?
- Ничем не лучше. Все дерьмо. И Гитлер дерьмо. Или ничтожество.
Мышь, не глядя на Дэвида, пояснила:
- Генри считает, что абстрактное искусство есть бегство от ответственности перед человеком и обществом.
Дэвид решил было, что Мышь солидарна с Бресли, потом догадался, что она просто взяла на себя роль переводчицы.
- Но разве философии не нужна логика? А прикладной математике не нужна чистая форма? Так же и искусство должно иметь свои основы.
- Бред. Не основы. Зады. - Старик кивнул на Мышь. - Пара сисек и… И все, что положено. Такова реальность. А не ваши дурацкие теории и педерастические краски. Я знаю, Уильямс, против чего вы все ополчились.
Мышь тем же ровным, невозмутимым тоном перевела:
- Вы боитесь человеческого тела.
- Просто меня больше интересует разум, чем половые органы.
- Да поможет бог вашей жене.
- Кажется, мы говорили о живописи, - спокойно заметил Дэвид.
- Сколько у вас было женщин, Уильямс?
- Это не ваше дело, мистер Бресли.
Наступила напряженная пауза, старик глядел неподвижным взглядом, соображая, что сказать в ответ; сцена эта напомнила поединок фехтовальщиков, снятый замедленной съемкой.
- Кастрация. Вот ваши правила игры. Разрушение.
- Есть более страшные разрушители, чем нефигуративное искусство.
