В. Белов - НЕВОЗВРАТНЫЕ ГОДЫ
— Я не брал, а если и взял, то немножко…
Описывать подробности экзекуции я и сейчас, почти через шестьдесят лет, просто не в силах. Не могу.
Как хочешь, так и пиши рассказ! Разоблачение дневального, когда война идёт, грозит расстрелом, но мы ограничились внушением и разбежались по своим «населённым пунктам». Теперь же моя задача была соединить всё, что произошло в третьем классе, с тем, что было в шестом на интернатовской кухне. Но на этом месте опять получилась у меня пауза.
Сейчас допрос, учинённый нами Ваське Тихонову, ассоциируется для меня с нашей Сохотской церковью, где я учился в первом классе. В одном из очерков я уже рассказывал, как учительница Рипсеша (Рипсения Павловна) учила всех нас петь «Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир го лодных и рабов». Мальчики лишь разевали рты, имитируя пение, пели одни девчонки, и то не все. Чем обернулось наше интернациональное обучение? Помню, как мы всем гамузом, как футбольный мяч, гнали от церкви до деревни человеческий череп, оказавшийся поверх нашей грешной земли… И даже не подозревали, что мы осквернители праха.
Суворин — издатель и друг А. П. Чехова, возмущаясь либеральными потугами тогдашнего общества, в письме В. В. Розанову говорил, что ли шить народ церкви — это всё равно, что каждую деревню лишить оперного театра…
Добавил бы я к этому, что не только оперного, но и драматического (литургия), и картинной галереи (иконы), и архитектурного ансамбля. А самое главное — Бог, сославимый и споклоняемый в святой Троице. Назовём святую Троицу народной совестью. Напомним, что это и есть народная нравственность, народная любовь, народная совесть.
Что такое совесть? Именно так и звучит: совесть! От кого весть? Откуда и кому идёт эта совесть? Разумеется, не для энтэвэшной орбиты, и совесть посылается нам не с неё. Бог не ограничен какой-то там, пусть гелиоцентрической, орбитой или даже Галактикой…
Сейчас у меня возник позыв разобрать каждое слово, каждое предложение Символа Веры. Не грех ли? Ведь на это и право надо иметь! Нельзя же, подобно голодному псу, который хватает кость, набрасываться на каждую тайну, покушаться на раскрытие этих Божественных тайн…
Ребёнок, движимый любопытством, по винтику разбирает будильник. Собрать же часы ему не под силу, вещь испорчена. Леонардо да Винчи проводил ночи в покойницких, по косточкам разбирал трупы. Для медицины и это было полезно, но была ли польза для его души?
Есть русская пословица: «Чем бы дитя ни те шилось, лишь бы не плакало». Имеется ли разница между Леонардо и ребёночком? О разнице между Верой и наукой я уже где-то говаривал, перечис лял великих людей, не страдавших от совмещения науки и Веры в Бога.
О певческой стихии русских размышлять надо, начиная с церковного пения. Оно пеленало, оно окутывало как вновь крещаемых, так и готовящихся отойти к Богу [Скребёт слух, когда встаёшь в очередь, спросишь: «За кем?», а тебе говорят: «Отошёл!»]. Тепло, уютно становилось душе человека от этого пения. Тут и жалость, и сострадание для обиженных и увечных, тут и надежда, тут и сдерживающее увещевание для слишком нетерпеливых, непоседливых, рвущихся в бой или на повседневный труд ради хлеба насущного. (Кстати, и этот хлеб Иван Александрович Ильин именовал «надсушным».)
Звучат, звучат в моей душе молитвенные и колыбельные мелодии бабушки Фомишны. Поскрипывает подвешенная на берёзовом очепе драночная зыбка, то ли меня, то ли брата Юрика укачивает бабушка в этой зыбке, может, и сестрёнку Шуру, родившуюся в 1936 году. Прядёт Фомишна куделю и качает, качает ногой за верёвочку, привязанную к черёмуховому облучку. Напевно, слегка печально, тихо Фомишна поёт «Утушку»:
Утушка да луговая,Где же ты, где ночевала?Там, там, там при болотце,В пригороде на заворце.Шли мужики с топорами,Детушек распугали…
Иногда «Утушку» пела бабушка совсем по-иному:
Утушка-ути-ути,Тебе некуда пройти,Кабы петелька была,Удавилася бы я…
Навсегда запомнилось нечто весёлое, например про кота:
Бай, баю-бай,Приди, кот-котонай,Олександру покачай.Я-то этому котуЗа работу уплачу,Хлебца кусокДа говядинки другой,Выбирай себе любой.Вот дорогой на котаВдруг напала воркота,Как на милое моёНаходила дремота.У кота было, кота,Изголовье высоко,А у нашего-то дитяткаПовыше того.У кота было, кота,Да кроватка нова,А у нашего-то дитяткаКолыбелька тепла.У кота было, кота,Была мачеха лиха,Колотила котаПоперёк живота,А у нашей ОлександрушкиМатушка добра,Матушка добра,Шуре титечки дала…
* * *
— Дяденька, сколько часов? — Малыш в синтетической курточке терпеливо стоит на дорожке сквера. Двое его приятелей — тоже. Все трое, может быть, с замиранием сердца ждут моего ответа. На следующий день — опять тот же вопрос, но мальчик уже другой. Я спрашиваю, сколько ему лет. Он показал мне ладошку, пять растопыренных пальчиков, вымазанных пастой от авторучки. Потом вспомнил что-то и добавил ещё один паль чик — с левой руки…
Итак — всего шесть лет. Но как это мало для детства! Между тем даже в этот период современный ребёнок редко бывает совершенно свободным, непосредственным. То есть счастливым. Многие из детей уже в этом возрасте тратят уйму сил в борьбе против садика, непосильных обязанностей, регламентации. Но я убеждён и буду спорить с кем угодно, что во младенчестве и в детстве человек обязательно должен быть счастливым. Обязательно! И он счастлив, если у него есть рядом отец и мать, если он пробуждается не по будильнику, если не голоден и может играть столько, сколь ко ему хочется. Не так уж и много надо для детского счастья, Пусть рано у нынешних детей появляются учебные обязанности, но они не должны отнимать время у стихийных детских восторгов.
Как быстро дети лишаются своей детской сути, пре вращаясь в маленькие копии взрослых! Стремясь как можно раньше нагрузить детскую душу знаниями и обязанностями, мы не доверяем нашим детям, глушим в них творческое начало. И в общем итоге частенько обрекаем их на духовную бедность. Ту самую бедность, из которой позднее многие люди так и не сумеют выкарабкаться…
Насилие взрослых над детской душой мы обычно оправдываем благими намерениями. Мол, ребёнок должен, обязан то-то и то-то. Но мы забываем, что ребёнок в шестилетнем возрасте ещё ничего никому не должен и ничего не обязан. Он ребёнок. У него совсем иное отношение к миру, иная логика, всё-всё совсем другое! Мы легкомысленно забываем, что это «должен», «обязан» уместно только тогда, когда человек живёт уже сознательной жизнью, что в шестилетнем-то возрасте человек живёт в состоянии игры (и это тоже труд), что в свобод ном творческом подражании он учится жизни быстрее и легче, что теперь главное в его воспитании не он, а мы сами, наше поведение, наш образ мысли, наш семейный, как говорится, микроклимат. И я утверждаю, что состояние детства, особенно у городских детей, мы прерываем искусственно и не оправданно рано, то есть ещё до школы.
Однажды я купил в вологодском «Детском мире» игрушечный набор. В упаковке оказалась и инструкция, утверждённая художественно-технической комиссией при Ленинградском городском от деле народного образования. Это шедевр кибернетического мышления: «При словах: «Снесла курочка яичко» на стол надо положить яичко. При словах: «Мышка бежала, хвостиком задела» — подставкой мышки сбросьте яичко со столика». И т. д. и т. п…
С 1984 года, когда я писал об этом в «Учительской газете», много воды утекло… И солёной от слез воды, и бурой от крови, то есть красно-коричневой. Безуспешно пытаюсь закрепиться на самых светлых, радостных лужайках детства, но у меня ничего не выходит. Шариковая ручка выводит совсем другие слова. Волевым усилием я возвращаю себя в невозвратные годы. Мой нынешний профессиональный интерес вдруг всколыхнул душу таинственными названиями родных мест: волостей, рек, городов и селений. Всплыло слово Чаронда. Что значит Чаронда? Ведь не зря же на озере Воже образовалось это селение, ставшее городком, не с бухты же барахты, как говорят северяне?
Чаронды в знаменитом словаре Брокгауза и Ефрона не оказалось… В энциклопедии Битнера — тоже. В обеих энциклопедиях «Чародейству» посвящены большие статьи. За «Чародейством» следует материал о «Чартизме» — ему места отведено ещё больше. Хватаю 29 том Большой Советской: «Чаплин», «Чарджоу», «Чартер» первый, «Чартер» второй. Стоп: и опять этот «Чартизм»! Сплошь чуждая Азия либо всевозможные англицизмы. Куда же девалась Чаронда? Так и хочется повторить бессмертного Фамусова: «Всё врут календари!» Шабаш… Нигде Чаронды нет… Ни Брокгауза, ни Ефрона не за интересовала моя Чаронда, хотя её и упоминали в разных бумагах аж в 1474 году. В XVI–XVII веках Чаронда считалась небольшим городом с посадом и храмом. Конечно, если б не существовало поблизости свайных древнейших поселений, то не было бы и самой Чаронды. Подаренная неким Есипом Окишевым Кирилловскому монастырю, она утвердилась в истории Руси, но не в БСЭ.
