Эмиль Золя - Нана
Между тем Нана объявила, что у нее живот подвело от голода, и, набросившись на редиску, стала есть ее без хлеба. Г-жа Лера жеманно отказалась от редиски — от нее бывает отрыжка. Затем, когда Зоя подала отбивные котлетки, Нана едва дотронулась к мясу, удовлетворившись тем, что погрызла косточку. По временам она искоса поглядывала на шляпку своей старой приятельницы.
— Это та новая шляпка, которую я вам подарила? — спросила она наконец.
— Да, я ее переделала, — пробормотала г-жа Малуар, набив полный рот.
Шляпка была несуразная: поля впереди спускались на лоб, а над ними торчало высокое перо. У г-жи Малуар была мания переделывать шляпы; она одна знала, какая шляпа ей к лицу, но стоило ей только прикоснуться, как она самую изящную шляпку превращала в картуз. Нана, купившая ей эту шляпку, чтобы не краснеть за свою приятельницу, которая сопровождала ее во время выхода в город, чуть было не рассердилась.
— Да вы бы хоть сняли ее! — воскликнула она.
— Нет, спасибо, — с достоинством ответила старуха, — она мне не мешает, я могу есть и не снимая шляпы.
За отбивными котлетами подали цветную капусту и остатки холодного цыпленка. Но Нана за каждым новым блюдом раздумывала и надувала губы, нюхала кушанье и оставляла все на тарелке. Свой завтрак она закончила вареньем.
Десерт затянулся. Зоя подала кофе, не убирая со стола. Дамы просто отодвинули тарелки. Разговор все время вертелся вокруг вчерашнего блестящего вечера. Нана свертывала сигареты и курила, откинувшись на спинку стула и раскачиваясь. Зоя, опустив руки, стояла тут же, прислонившись к буфету; ее попросили рассказать историю ее жизни. По ее словам, она была дочерью акушерки из Берси, дела которой шли неважно. Сначала Зоя служила у зубного врача, потом у страхового агента; но все это было не по ней. И она с некоторой гордостью перечислила тех дам, у которых была горничной. Зоя говорила о них так, точно судьба их зависела от нее. Не будь Зои, многие из них наверняка попали бы в грязную историю. Вот хотя бы такой случай: однажды, когда госпожа Бланш принимала у себя г-на Октава, вдруг явился старик. Что же делает Зоя? Она нарочно падает, проходя через гостиную, он бросается ее поднимать, потом бежит на кухню за стаканом воды, а господин Октав тем временем удирает.
— Вот это ловко! — воскликнула Нана, слушая ее, затаив дыхание, и даже с каким-то восхищение.
— А у меня было много несчастий… — начала г-жа Лера.
И, подсев поближе к г-же Малуар, она пустилась в откровенности. Обе пили коньяк с сахаром.
Г-жа Малуар любила выслушивать секреты других, но сама никогда ничего не рассказывала о себе. Ходили слухи, будто она получает какую-то таинственную пенсию и живет в комнате, куда никто не входит.
Вдруг Нана сердито крикнула:
— Да не играй ты ножами, тетя!.. Ты ведь знаешь, что я этого не выношу.
Г-жа Лера, сама того не замечая, взяла два ножа и положила их на стол крест-накрест. Нана старалась не поддаваться суевериям. Так, просыпанная соль и даже пятница — пустяки; но ножи — другое дело, эта примета никогда не обманывает. У нее теперь непременно будет какая-нибудь неприятность. Нана зевнула и огорченно сказала:
— Уже два часа… мне пора идти. Какая досада!
Старухи переглянулись. Все три женщины, не говоря ни слова, покачали головой. Конечно, не всегда это можно назвать забавой! Нана снова откинулась на спинку стула и закурила сигарету, а ее собеседницы скромно поджали губы, всем своим видом выражая покорность судьбе.
— Мы пока сыграем партию в безик, — прервала наступившее молчание г-жа Малуар. — Вы играете в безик?
Конечно, г-жа Лера играет в безик, и даже в совершенстве. Не стоит беспокоить исчезнувшую куда-то Зою; им достаточно и краешка стола, и дамы откинули скатерть прямо на грязные тарелки. Но когда г-жа Малуар поднялась, чтобы вынуть из ящика буфета карты, Нана попросила ее, прежде чем сесть за игру, написать письмо. Нана не любила писать, к тому же была не сильна в орфографии, зато ее старая приятельница была мастерица сочинять любовные письма. Нана сбегала в свою комнату за красивой бумагой. На одном из столиков валялись пузырек с чернилами в три су и перо, покрытое ржавчиной. Письмо предназначалось Дагнэ.
Г-жа Малуар сначала написала своим каллиграфическим почерком обращение: «Дорогой мой муженек», затем она извещала Дагнэ, что он не должен приходить завтра, так как это «невозможно»; но — «далеко ли, близко ли я от тебя, — писала она, — мысленно я всегда с тобой».
— А в конце я поставлю: «тысяча поцелуев», — пробормотала она.
Г-жа Лера сопровождала каждую фразу одобрительным кивком головы. Глаза ее пылали, она обожала любовные истории. Ей захотелось вставить в письмо что-нибудь от себя, иона томно проворковала:
— «Тысячу раз целую твои дивные глаза».
— Вот, вот, «тысячу раз целую твои дивные глаза»! — повторила Нана, а лица обеих старух выразили умиление.
Затем они позвали Зою, чтобы она передала письмо посыльному. Зоя как раз болтала с театральным служителем, который принес Нана повестку, позабытую утром. Нана велела ввести его и поручила ему доставить на обратном пути письмо к Дагнэ. Потом она стала расспрашивать его о том, что говорят в театре. «О, господин Борднав очень доволен, — отвечал служитель, — билеты проданы на целую неделю вперед. Мадам представить себе не может, сколько людей с самого утра справлялись об ее адресе». Когда служитель ушел, Нана сказала, что отлучится не больше, чем на полчаса. Если придут гости, пусть Зоя попросит их подождать. Но пока Нана отдавала распоряжения, раздался звонок. Это явился кредитор, каретник; он уселся в передней на скамеечке и был готов ждать хоть до вечера.
— Ну, пора! — проговорила Нана, зевая и снова лениво потягиваясь. — Мне надо было бы уже быть там.
Однако она не двигалась с места. Она следила за игрой тетки, которая только что объявила сто на тузах. Опершись на руку подбородком, Нана задумалась, но вдруг вздрогнула, услышав, что часы пробили три.
— Тьфу ты, дьявол! — выругалась она.
Тогда г-жа Малуар, считавшая взятки, мягко подбодрила ее:
— Шли бы вы, милочка, сразу куда нужно, — скорее ведь отделаетесь!
— Живо собирайся, — сказала г-жа Лера, тасуя карты. — Если принесешь деньги до четырех, я поеду поездом четыре тридцать.
— О, я канителиться не намерена! — сказала Нана.
В десять минут Зоя помогла ей надеть платье и шляпку. Нана было безразлично, что она плохо одета. Когда она уже собиралась идти, снова раздался звонок. На этот раз пришел угольщик. «Ну, что ж, он составит компанию каретнику, вдвоем веселее!» Но, боясь скандала, Нана прошла через кухню и сбежала через черный ход. Она часто им пользовалась — подберет юбки, а там и след простыл.
— Хорошей матери все можно простить, — наставительно сказала г-жа Малуар, оставшись вдвоем с г-жой Лера.
— У меня восемьдесят на королях, — отвечала та, увлеченная игрой. И они углубились в бесконечную партию.
Со стола так и не убрали. В комнате стоял легкий туман, пахло едой, табачным дымом. Обе дамы снова принялись за коньяк с сахаром. Минут двадцать они играли, потягивая из рюмочек, как вдруг, после третьего по счету звонка, вбежала Зоя и стала их выталкивать так бесцеремонно, словно они были ее собственными приятельницами.
— Послушайте-ка, ведь опять звонят… Здесь вам нельзя оставаться. Если придет много народу, мне понадобится вся квартира… Ну-ка живо, живо!
Г-жа Малуар хотела закончить партию, но Зоя угрожала смешать карты, поэтому старуха решила перенести их, не расстраивая игры, а г-жа Лера забрала с собой бутылку с коньяком, рюмки и сахар. Обе женщины отправились на кухню и устроились там на кончике стола, между сушившимися кухонными полотенцами и лоханью с грязной водой, которую еще не опорожнили после мытья посуды.
— У нас было триста сорок… Ваш ход.
— Черви.
Когда Зоя вернулась на кухню, они уже снова были поглощены игрой. После минутного молчания, пока г-жа Лера тасовала карты, г-жа Малуар спросила:
— Кто это звонил?
— Так, никто, — небрежно ответила горничная, — какой-то молокосос… Я было хотела его спровадить, да уж очень он хорошенький — безусый, голубоглазый, и лицо, как у девочки, ну, я и велела ему подождать… Держит в руках огромный букет и ни за что не хочет с ним расстаться… Этакий сопляк, драть его надо, ему бы еще в школе учиться, а он туда же!
Г-жа Лера пошла за графином воды для грога; сахар с коньяком вызвал у нее жажду. Зоя проворчала, что сама не прочь выпить — горечь во рту ужасная!
— Куда же вы его дели?.. — спросила г-жа Малуар.
— Да в угловую комнатку, которая еще без мебели… Там всего-навсего стоит сундук да стол. Я всегда спроваживаю туда всякую мелкоту.
Но едва только Зоя положила побольше сахару в свой грог, как электрический звонок заставил ее привскочить. Проклятие! Неужто ей не дадут хоть глоточек выпить спокойно? Что-же будет дальше, если уже теперь поднялся такой трезвон? Она все-таки побежала открывать.
