Джон Фаулз - Энигма
— Возможно. — Она глядела на траву. Секунды через две он сказал: — Я обычно давал им чашку чая. От себя.
Однако пауза была замечена.
— Извините. Мне не следовало спрашивать об этом. — Она посмотрела на него искоса. — Вы не очень ополицены.
— Мы к такому привыкли.
— Просто я как-то слышала. Извините, я… — Она покачала головой.
— Ничего. Мы с этим уживаемся. Сверхреакция.
— И я перебила…
Он перебросил блейзер через плечо и расстегнул рубашку.
— Мы пытаемся установить, не разочаровался ли он в этом образе жизни. Ваш друг сказал мне, что у его отца не было нужной смелости… ни смелости, ни воображения, чтобы уйти от всего этого.
— Питер так сказал?
— Его собственные слова.
Она ответила не сразу.
— Он был одним из тех людей, которые иногда словно находятся еще где-то. Понимаете? Словно они действуют чисто механически.
— И что еще?
Новая пауза.
— Опасный не то слово — но кто-то очень держащий себя в руках. Чуточку одержимый? Я говорю о человеке, которого нелегко остановить, если он внушил себе, как ему надо поступить. — Она слегка шлепнула себя по щеке с упреком по своему адресу. — Мне трудно выразить… Меня просто удивило, что Питер…
— Продолжайте.
— Глубже ощущалось что-то закрепленное, окостенелое. По-моему, это могло породить смелость. И отвлеченность, которая иногда в нем сквозила, будто он не здесь, а где-то еще. Что указывает на воображение своего рода? — Она сморщила нос. — Мечта детектива.
— Нет, это может помочь. Ну а последний вечер? У вас возникло впечатление «где-то не здесь»?
Она покачала головой.
— Как ни странно, он казался благодушнее обычного. Ну… да, благодушнее. Это как-то с ним не вязалось, но…
— Получал искреннее удовольствие?
— Это не выглядело только вежливостью.
— Как кто-то, принявший решение? И радующийся ему?
Она обдумала его слова, уставившись на траву. Они шли очень медленно, будто в любую минуту могли повернуть назад. Она покачала головой.
— Не знаю. Честно. Во всяком случае, никаких скрытых эмоций. Ничего отдаленно похожего на прощание.
— Даже когда он прощался?
— Он поцеловал меня в щеку и, кажется, похлопал Питера но плечу. Точно не скажу. Но что-нибудь необычное я бы непременно заметила. То есть его настроение было чуть-чуть необычным. Помню, Питер сказал что-то, что к старости он начинает смягчаться. Такое ощущение было. Что он старался быть с нами поласковее.
— А так было не всегда?
Я этого не говорила. Только… он не просто соблюдал форму. Может быть, из-за Лондона. В деревне он всегда казался пребывающим где-то еще. Во всяком случае, мне.
— А все остальные как будто бы думают, что там он был счастливее.
Вновь она задумалась, подбирая слова.
Да, ему нравилось показывать все это. Возможно, из-за семейной атмосферы. En famille.[5]
— Теперь я должен задать вам очень прямолинейный вопрос, — сказал сержант.
— Нет. Ничего похожего.
Ответ настолько опередил вопрос, что сержант засмеялся.
— Вы моя звездная свидетельница.
— Я ожидала такого вопроса.
— Даже ни взгляда, ни…
— Взгляды, которые бросают на меня мужчины, я разделяю на две категории: естественные и противоестественные. По-второму он на меня никогда не смотрел. Это я видела.
— Я вовсе не имел в виду, что он дал вам понять… Но только не почувствовали вы чего-нибудь вроде…
— Ничего, что я могла бы описать.
— Но что-то, значит, было?
— Нет. Честно, нет. Думаю, только мое ощущение. Телепатическая ерунда. Это не доказательство.
— Мне пасть на колени?
Губы у нее изогнулись, но она промолчала. Они свернули на боковую дорожку в сторону Кенвуда.
— Нехорошие вибрации?
Она еще поколебалась, потом покачала головой. Черные волосы небрежно и обворожительно чуть кудрявились на кончиках, где соприкасались с кожей се обнаженной шеи.
— Мне не нравилось оставаться с ним с глазу на глаз. Случилось это только раз-два. Возможно, все дело было в политической стороне. Симпатическая магия. То, как он всегда вызывал в Питере своего рода химическую реакцию.
— Например?
— Ну, какую-то нервность. Оборонительность. Не то чтобы они спорили, как когда-то. Все крайне цивилизованно, нет, правда. Пожалуйста, не упоминайте про это. Мое восприятие, а не факты.
— Брак вам казался прочным?
— Да.
— Вы замялись.
Она снова смотрела в землю, пока они поднимались но травянистому склону.
— Брак моих родителей распался, когда мне было пятнадцать. Я вроде бы что-то почувствовала… самую чуточку. Когда супруги знают, а дети нет. По-моему, когда отношения надежны, люди прямолинейны друг с другом. Они знают, что это безопасно, что они не ступают по тонкому льду. Но Питер говорит, что они всегда были такими. Как-то он мне сказал, что ни разу не слышал, чтобы они ссорились. Всегда этот же фасад. Видимость. Возможно, я просто довольно поздно соприкоснулась с тем, что было изначально.
— Вы никогда не болтали с миссис Филдинг?
— Ничего кроме. — Она сделала гримаску. — Глубиной в полдюйма.
— Ваше нежелание оставаться с ним наедине…
— Самую чуточку.
— Вы уже доказали, что вы телепатка. (Она улыбнулась крепко сжатыми губами.) Эти нехорошие вибрации были сексуальными?
— Просто что-то подавляется. Что-то…
— Договаривайте, каким бы нелепым вам это ни казалось.
— Что-то, что он мог внезапно мне сказать. Как будто он вот-вот сломается. Не то чтобы это могло случиться. Ну, не могу объяснить.
— Что в глубине он несчастен?
— Даже не это. Просто за фасадом что-то совсем другое. Ерунда, но я не сочиняю задним числом. — Она пожала плечами. — Когда все это произошло, что-то словно бы встало на место. Шок был слабее, чем следовало бы.
— Вы думаете, это ваше «что-то» был совсем не тот человек, которого знали все? — Она ответила кивком, опять медленным и неохотным. — Лучше или хуже?
— Более честный?
— Вы не слышали, чтобы он упоминал о намерении изменить свою политическую позицию? На более левую?
— Категорически нет.
— И он, казалось, одобрял вас в роли его невестки?
Она как будто слегка смутилась.
— Я пока не собираюсь замуж. У нас были другие отношения.
— Которые они понимали?
— Они знали, что мы спим вместе. Когда мы приезжали туда, мне не отводили комнату для гостей, ну и прочий вздор.
— Но вы ему нравились в каком-то смысле, который не нравился вам? Или это упрощение?
Внезапно она поглядела на него как-то странно: будто молниеносно его оценивая. Потом отвела глаза.
— Не могли бы мы посидеть немного? Под деревом? — Она продолжала, прежде чем он успел ответить. — Я кое- что скрыла от вас. Есть что-то, что мне следовало бы сказать вам раньше. Полиции. Мало что значащее, но, возможно, оно слегка прояснит то, что я пытаюсь сказать.
И снова эта молниеносность — легкая улыбка, которая остановила его прежде, чем он успел заговорить.
— Пожалуйста. Только сначала сядем.
Она села, поджав ноги, как ребенок. Он достал пачку сигарет из кармана блейзера, но она покачала головой, и он спрятал пачку. Он сел, а потом лег напротив нее, опираясь на локоть. Истомленная трава. Полное безветрие. Только белое платье с узенькими голубыми полосками, очень простое, изгиб ее плечей над грудями, кожа, довольно светлая с легкой смуглостью. И эти глаза, линия ее черных волос. Она сорвала сухую травинку и теребила ее на коленях.
— Этот последний наш ужин. — Она улыбнулась. — Тайная вечеря? Я все-таки провела с ним наедине несколько минут, прежде чем пришел Питер. Он был на каком-то митинге Л.Ш.Э. и чуть опоздал. Мистер Филдинг никогда не опаздывал. Вот так. Он спросил меня, чем я занималась в ту неделю. Мы переиздаем некоторые второстепенные поздневикторианские романы — ну, знаете, с привкусом извращений, иллюстрированные. Просто получение процентов с моды — и я объяснила, что читаю их. — Она попыталась расщепить травинку. — Только и всего. Я упомянула, что на следующий день я пойду в библиотеку Британского музея, чтобы выписать очередной. — Она подняла глаза на сержанта. — Сложилось так, что я туда не пошла. Но ему-то сказала.
Он опустил глаза, избегая ее взгляда.
— Почему вы не сказали нам?
— Полагаю, «никто меня не спросил» будет недостаточно?
— Вы слишком умны для этого.
Она вновь занялась травинкой.
— Значит, чистейшая трусость. Плюс сознание, что я абсолютно ни при чем.
— Он не придал вашим словам особого значения?
— Никакого. И они были сказаны мимоходом. Почти все время, пока мы оставались вдвоем, я рассказывала ему про книгу, которую читала в тот день. Только и всего. А потом пришел Питер.
— И на другой день вы в музее вообще не были?
