Петру Думитриу - Буревестник
— Прости меня, прости! — прошептала она, прильнув к его мокрой рубахе.
— Брось, что там! — счастливо, невозмутимо пробормотал Косма, лаская девушку.
Потом осторожно разнял ее руки и поднялся по трапу на командный мостик.
— Где нам искать Жору? — коротко спросил капитан.
— Прошлой ночью их отнесло ветром вон в ту сторону, — сказал Косма, указывая на юг, где тучи были так же черны, как и на остальном небе, и клочья тумана неслись так же низко над огромными, сине-зелеными, жутко прозрачными волнами.
— Продан, курс 210! — скомандовал капитан.
Дрожа под напором ударявших ей в борт воли, «Октябрьская звезда» медленно развернулась и направилась на зюйд-зюйд-вест в поисках Адама и его товарищей, которых ей так и не удалось найти.
LIV
Поздно ночью они увидели мигавший в море огонек. Огонек был даже не особенно далеко от них, как-то сразу показавшись среди волн, сквозь пелену, разносимой ветром пены. Он то прыгал короткими прыжками во все стороны, то крутился на месте, то мерно раскачивался, то дергался, то, наконец, ненадолго успокаивался и потом снова принимался прыгать… Адам, широко расставив ноги и с трудом найдя равновесие, поднялся и протяжно, во всю глотку, стал звать на помощь. Но ветер подхватывал, разносил его голос и даже, казалось, старался запихнуть обратно в охрипшую глотку Адама вырывавшийся из его груди отчаянный вопль. Остальные проснулись и тоже принялись орать изо всей мочи.
— Огня! — крикнул Адам, нагнувшись к самому уху Емельяна.
Емельян в отчаянии стал колотить себя кулаками по голове:
— Штормовые фонари! Фонари! Ведь до сих пор не выдали!
— В ведре! — крикнул Адам.
Емельян, не теряя ни секунды, принялся шарить в кромешной тьме, среди мокрой снасти и не менее мокрых человеческих тел, пока не нашел ведра. Наполнив его сухими щепками, стружками и древесным углем, припасенными и хранившимися в ящике, на корме, он зачиркал спичками. Но спички отсырели, а те, которые ему удавалось зажечь, немедленно тушил ветер. Тогда Ермолай достал свое огниво и, спрятав его от ветра в ведре, принялся высекать искру, в то время как остальные продолжали взывать о помощи. Но мигавший в море огонек даже и не думал приближаться. Рыбаками уже начинало овладевать отчаяние, как вдруг из ведра, которое Ермолай держал своими толстыми, короткими руками над головой, появилось пламя, но тотчас же легло, задуваемое ветром. Через несколько минут огонек стал увеличиваться, и вскоре из темноты вырос целый куттер, то высоко подбрасываемый волнами, то зарывавшийся между ними. Пена тогда покрывала его целиком, пока его нос не выскакивал из воды в почти вертикальном положении и топовый огонь не принимался описывать в воздухе безумную спираль. Куттер вел на буксире пустую лодку. Когда он остановился в нескольких саженях от терпевших бедствие рыбаков, из штурвальной рубки с неясно синевшими стеклами показалась темная фигура. Ежеминутно рискуя быть смытой волнами, она крепко, обеими руками, держалась за мачту. До рыбаков долетели заглушаемые ветром звуки человеческого голоса.
— Говорит, чтобы мы к нему подходили! — крикнул Емельян.
Но Адам, схватив бабайку, уже действовал ею вместо руля. Емельян, Ермолай и Афанасие налегли на весла.
Они приблизились к куттеру, который, по сравнению с их узкой, легкой, похожей на ореховую скорлупу лодкой, показался им большим и тяжелым, и стали заходить с подветренной стороны. Послышался гул мотора. Они остановились, суша весла — собираясь упереться ими в борт куттера — и стали ждать, чтобы его поднесло к ним ветром. Но куттер и лодку так бросало, что всякая попытка прыгнуть с нее на палубу означала почти неизбежное падение в воду или перелом зажатой между двумя бортами ноги. Ермолай хотел прыгнуть, но всякий раз куттер выносило наверх, и рыбакам приходилось отталкиваться изо всех сил, чтобы он не раздавил их скатываясь с волны.
— Конец! Буксирный трос! — крикнул Емельян, снова принимаясь грести.
Старшина куттера понял и сам, держась за трос, пополз на корму. Волны то и дело переливало через борт, и они окатывали старшину целым потоком пены, но он только встряхивался и упорно полз дальше. Наконец канат был подан и перенесен ветром через лодку. Адаму удалось его поймать, а Емельяну — закрепить за коуш на баке, где все еще сидел безучастный ко всему Симион. Теперь он вдруг вскочил, прыгнул в море и, ухватившись обеими руками за буксирный трос, стал подвигаться к куттеру. Воспользовавшись минутой, когда левый борт оказался в уровень с водой, он вскарабкался на палубу и уцепился за ванты. Адам взглянул на Емельяна: оставаться в лодке и рисковать жизнью не было больше никакого смысла.
— Все за борт! — крикнул он.
Старшина куттера упрятал Симиона куда-то в трюм и подал знак, что он ждет остальных. Ермолай бросился в воду и поплыл, в то время как Афанасие, чтобы избежать столкновения, отталкивал веслом шедшую на буксире пустую лодку, то и дело кидая на Адама и на Емельяна тревожные взгляды. Парень был мертвенно бледен, что было заметно даже при фосфоресцирующем отблеске волны, и, очевидно, сильно перепуган.
— Прыгайте в воду! — повторил Адам.
Но Емельян упрямо покачал головой.
— Емельян!
— Я остаюсь в лодке, — крикнул он. — Теперь безопасно! Куттер отведет нас к «мамаше»!
Адам пробрался к Емельяну, пытаясь сбросить его за борт, но тот со смехом приставил к его груди весло:
— За лодку отвечаю я!
С куттера что-то кричали — повидимому, старшина не мог больше ждать. Адам махнул рукой Афанасие, но тот, кивнув в сторону Емельяна, тоже отказался прыгать в воду.
— Прыгай сам! — смеялся Емельян. — Отправляйся на свой куттер!
«Я не могу бросить их на произвол судьбы, — думал Адам. — К тому же Емельян прав — нас отбуксируют к пароходу. Делать нечего, останусь с ними». Радуясь тому, что они спасены и что теперь все будет хорошо, он заразился веселостью Емельяна и оставил его в покое. Хотя ветер выл все так же, Адам сложил ладони рупором и принялся кричать старшине куттера, что к норд-осту от них остались на якоре лодки молодежной бригады. Старшина кивнул головой, и через минуту куттер, ревя мотором, тронулся в указанном направлении. Буксирный трос натянуло с такой силой, что Адам, Емельян и Афанасие повалились на дно лодки. Емельян сел за руль, и лодка запрыгала по волнам, поднимая фонтаны брызг и иены. Афанасие принялся увязывать покрывавший всю переднюю часть лодки жесткий, мокрый парус. Адам уселся поудобнее, но лодку дернуло и он больно ударился головой о банку. «Вот черт! — думал Адам, — потони я, на мое место послали бы другого инструктора, которому, если бы он не был природным рыбаком, понадобилось бы полгода, чтобы освоиться со своей работой и научиться всему, что ему нужно знать». Он глубоко вздохнул и, не в силах больше бороться с усталостью, стал засыпать. Ему представилось, что он видит сквозь опущенные ресницы какие-то черные столбы, мимо которых они проносятся по шоссе на обкомовской машине. Потом столбы оказались горами, а машина — лодкой. Горы, горы… кромешная тьма…
Его мысли спутались, и Адам заснул. Потом, неизвестно через сколько времени, он увидел Ульяну, сидевшую рядом с ним в машине. Она была очень печальна и упрекала его:
— Зачем ты меня бросил, Адам? И как раз, когда у нас будет ребенок…
— Что ты, Ульяна! Как я могу тебя бросить? Ты с ума сошла! Мы с тобой никогда больше не расстанемся, никогда, никогда! Слышишь? — будто бы кричал Адам в страшном смятении, крепко сжимая ее руку.
Он проснулся с сильно бьющимся сердцем, страшно расстроенный и огорченный, хотя сознание сейчас же подсказало ему, что все это было во сне. Их лодка все так же прыгала по волнам, впереди виднелась другая — пустая, а еще дальше — черная масса куттера, который так сильно бросало из стороны в сторону, что он, казалось, неминуемо должен был опрокинуться. «Хотя опрокинуться такому куттеру трудно. Построены они великолепно, да и палуба у них прочная, все задраено, водонепроницаемо…» — думал Адам, и лодка, по сравнению с куттером, казалась ему легкой, хрупкой, незащищенной. Афанасие крепко спал, забравшись под парус. Емельян сидел за рулем. Адам дернул его за ногу:
— Теперь мой черед, а ты поспи!
Емельян отрицательно потряс головой и пробормотал сонным голосом что-то про «мамашу» и о том, что «теперь уже скоро». Голова у Адама опять опустилась на грудь и он заснул как убитый, потеряв всякое представление об окружающем. Проснулся Адам от страшного крика, заставившего его вскочить на ноги. Испуганно тараща глаза, он стал всматриваться в темноту, но ничего не увидел, кроме пустой лодки и куттера. Правда, ему показалось, что они теперь дальше от куттера, чем прежде, и что буксирный трос стал как будто длиннее. Емельян показывал рукой на куттер, крича что-то изо всей мочи, но что — разобрать было невозможно. Сообразив, что буксир, повидимому, лопнул, Адам кинулся к веслам и принялся грести, пытаясь поскорее выправить лодку, чтобы избежать несчастья. Надежда на пробковые пояса была плохая — он знал, что они через несколько часов пропитываются водой и идут ко дну. Куттер, который шел против ветра, так что никто на нем не мог услышать их воплей, быстро удалялся.
