Редьярд Киплинг - Собрание сочинений. Том 3. Первая книга джунглей. Вторая книга джунглей. В горной Индии
Тут я спросил:
— Но что заставило Седдху впутывать меня в эти дела?
Конечно, я могу поговорить с резчиком, и он отступится от своих требований. Все это — ребячество, позор и бессмыслица.
— Седдху — старый ребенок, — сказала Джану. — Он прожил на крыше свои семьдесят лет и глуп, как молочная коза. Он позвал вас сюда, чтобы удостоверить, что он не нарушает закона Сиркара, соль которого ел много лет тому назад. Он поклоняется праху ног резчика, а этот истребитель коровьего мяса запретил ему навестить его сына. Что знает Седдху о ваших законах или проволоках, по которым бегает искра? А мне приходится смотреть, как его деньги день за днем переходят к этому вралю внизу.
Джану топнула ногой и чуть не заплакала от досады, Седдху верещал в углу под одеялом, а Азизун пыталась вставить чубук в его старый рот.
Ну, теперь дело обстоит так. Я предложил свои услуги, чтобы помочь изобличить резчика в том, что он вымогает деньги под вымышленным предлогом, что запрещается 420-й статьей индийского уголовного кодекса. Я совершенно беспомощен, я не могу оповестить полицию. Какие свидетели могли бы поддержать мое показание? Джану наотрез отказалась, и Азизун — одна из женщин окрестностей Барейли, носящих покрывала (т. е. замужняя), затерявшаяся в нашей обширной Индии. Я не смею заговорить от имени закона с резчиком, потому что уверен, что не только Седдху не поверит мне, но что этот шаг окончится отравлением Джану, связанной по рукам и ногам своим долгом. Седдху — старый болтун, и при всякой встрече, шамкая, повторяет мою глупую шутку, что Сиркар скорее покровительствует черной магии, чем наоборот. Его сын теперь выздоровел, но Седдху находится под влиянием резчика и устраивает всю свою жизнь по советам резчика. Джану продолжает смотреть, как деньги, которые она надеялась получить после смерти старика, день за днем переходят к резчику, отчего она день ото дня становится сердитее и мрачнее.
Она ничего не говорит, потому что не смеет, но я боюсь, что если не случится чего-нибудь, способного удержать ее, резчик умрет около середины мая от холеры, вызванной приемом мышьяка. Таким образом, я окажусь причастным к убийству в доме Седдху.
Подлог в банке
Если бы Реджи Берк был теперь в Индии, он рассердился бы, что я рассказываю эту историю, но так как он в Гонконге, и она не попадется ему на глаза, то я могу спокойно повести свой рассказ.
Реджи совершил большой подлог в Синд-Сиалкотском банке. Он был там заведующим иностранным отделением и считался очень практичным, дельным человеком, с большим опытом по части местных ссуд и страхований. Реджи Берк умел совмещать развлечения повседневной жизни со своей работой, и притом хорошо работать. Он ездил на любой лошади, танцевал так же ловко, как ездил верхом, и без него не обходилось ни одно развлечение на станции.
Как он сам говорил и как убеждались, к своему удивлению, многие из его знакомых, в нем сидело два Реджи Берка: между четырьмя и десятью — готовый на что угодно, начиная с гимнастических упражнений в жаркий день и кончая пикником верхом, а с десяти утра до четырех — «м-р Реджинальд Берк, управляющий отделением Синд-Сиалкотского банка».
Вечером вы могли играть с ним в поло и слышать его замечания о неправильном ходе противника, и на другое утро могли прийти в банк по поводу займа в две тысячи рупий или страхового полиса в пятьсот фунтов при уплате девяноста фунтов премии. Он бы узнал вас, но вы бы его не узнали.
Директора банка — его главное отделение находится в Калькутте, и слово его главного управляющего имеет большой вес у правительства — хорошо умели подбирать служащий персонал. Они испытали Реджи самым строгим образом, где другой, может быть, сломал бы себе шею, и доверяли ему настолько, насколько директора могли когда-нибудь доверять заведующему. Увидите сами, было ли это доверие необоснованно.
Отделение Реджи находилось на большой станции и работало с обычным составом служащих: заведующим, одним бухгалтером — оба были англичане — кассиром и несколькими туземными конторщиками. Ночью у дверей дежурила местная полиция из туземцев. Так как отделение находилось в промышленном округе, то главную работу составляло хунди и всякого рода ссуды. Только дурак не приобретет быстро навык в такого рода делах, а умный человек, не водящий знакомства со своими клиентами и не знающий в точности их обстоятельств, хуже дурака. Реджи был моложавый, гладко выбритый человек, с искрой в глазах и такой головой, на которую никакая гупперовская мадера не могла повлиять.
Однажды, за большим обедом, он возвестил, что директора прислали ему в счетоводы редкостный естественно-исторический экземпляр. М-р Сахас Рили, счетовод, был действительно любопытное создание длинный, сухопарый, ширококостный йоркширец, полный сознания собственного превосходства, какие расцветают в каком-нибудь благословенном английском графстве. Надменность было мягкое слово для характеристики м-ра С. Рили. После семи лет работы он возвысился до места кассира в одном из гедерсфильдских банков, и вся его опытность ограничивалась северными факториями. Может быть, ему бы повезло больше в Бомбее, где банки довольствуются полупроцентом прибыли и где деньги дешевы. Для южной, пшеничной, провинции, где человеку нужна светлая голова и некоторая доля воображения, чтобы свести удовлетворительный баланс, он был совершенно бесполезен.
В делах Рили дальше своего носа ничего не видел и, как новичок в этой местности, не имел понятия о том, что операции индийского банка совершенно отличны от лондонского. Как многие люди, пробившиеся только собственными силами, он был простодушен, и тем или иным путем вывел из обыкновенных вежливых выражений письма, которым принимался на службу, убеждение, что директора остановились на нем, благодаря его особенным, специальным талантам, и что они возлагают на него большие надежды. Это убеждение выросло и выкристаллизовалось в нем, отчего его самомнение северянина еще больше возросло. Здоровья он был слабого — страдал какой-то грудной болезнью — и характер имел резкий.
После этого вы, вероятно, согласитесь, что Реджи имел право называть своего нового бухгалтера естественно-историческим курьезом. Эти два человека ни в чем не могли сойтись. Рили видел в Реджи дикого идиота, имеющего значение только благодаря своему положению, проживающего жизнь Бог знает по каким трущобам, называемым «собраниями», и совершенно непригодного для серьезных, важных банковских занятий. Он никак не мог примириться с его моложавым видом a la «черт меня побери» и никак не мог понять друзей Реджи — щеголеватых, беззаботных военных, приезжавших на воскресные завтраки в банк и рассказывавших глупые анекдоты, пока Рили не вставал и не выходил из комнаты.
Рили постоянно указывал Реджи, как надо вести дела, и Реджи не раз приходилось доказывать новому бухгалтеру, что семилетняя очень ограниченная практика в провинциальном банке вовсе не дает человеку достаточного опыта для того, чтобы управлять большим делом в центре страны. Рили надувался и выставлял себя столпом банка и возлюбленным другом директоров, а Реджи рвал на себе волосы. Когда подчиненные англичане не соблюдают субординации, управляющему приходится плохо, потому что от туземцев помощи можно ожидать только в очень ограниченных размерах. Зимой Рили часто по целым неделям болел, и Реджи приходилось работать за двоих. Но он предпочитал это постоянным неприятным столкновениям с Рили, когда тот бывал здоров.
Один из ревизоров, объезжающих временами банки, открыл эти столкновения и известил директоров. Рили попал в банк благодаря одному лицу, нуждавшемуся в поддержке отца Рили, желавшего отправить сына в жаркие страны из-за его легких. Человек, поместивший Рили, был вкладчиком банка, но одному из директоров хотелось провести в банк своего протеже, и после смерти отца Рили он убедил членов совета, что бухгалтер, болеющий полгода, должен, по справедливости, уступить свое место здоровому человеку.
Знай Рили всю историю своего назначения, он, быть может, держал бы себя иначе, но ему не было известно ничего, и когда он снова явился на службу после болезни, то упорно и безостановочно раздражал Реджи всем, чем только может досадить подчиненный, имеющий о себе преувеличенно высокое мнение. Реджи облегчал себе душу, обзывая его за спиной самыми обидными словами, но в лицо он никогда не оскорблял его, говоря, что «Рили такое хрупкое животное, что половина его проклятого самомнения происходит от того, что у него болит грудь».
В конце апреля Рили заболел действительно серьезно. Доктор, выслушав и осмотрев его, сказал ему, что он скоро поправится, но потом пошел к Реджи и спросил его:
— Знаете ли вы, как серьезно болен ваш бухгалтер?
