Марк Твен - ЖИЗНЬ НА МИССИСИПИ

Миннеаполис расположен у водопадов Сент-Антони, которые тянутся поперек реки на 1500 футов и имеют падение в 82 фута, и эта сила падения, искусно использованная, представляет собой неизмеримую ценность в коммерческом отношении, но, конечно, не без ущерба водопадам — как зрелищу или как фону, на котором можно фотографироваться.

Тридцать мельниц ежегодно дают 2 000 000 бочек самой лучшей муки; двадцать лесопильных заводов дают 200 000 000 футов деловой древесины; кроме того, там есть шерстепрядильные фабрики, бумажные и хлопчатобумажные фабрики, маслодавильни, а всяких поделочных, гвоздильных, мебельных, бондарных и других заведений не счесть; большие мельницы здесь и в Сент-Поле применяют «новый метод»: зерно перемалывается не жерновами, а вальцами.

Шестнадцать железнодорожных линий скрещиваются в Миннеаполисе, и шестьдесят пять пассажирских поездов прибывают и отбывают ежедневно.

В этом городе, как и в Сент-Поле, процветает периодическая печать — тут выходят три большие ежедневные газеты, десять еженедельников и три ежемесячника.

Здесь есть и университет с четырьмястами студентов, и, — что еще существеннее, — он несет просвещение не только сильному полу. Шестнадцать общественных школ расположены в зданиях стоимостью в 500 000 долларов, в них обучаются 6000 учеников и занято 128 преподавателей. В городе 70 церквей и еще предполагается возвести довольно много. Прибыли банков составляют около 3000 000 долларов, а торговые обороты города достигают 50 000 000 в год.

Около Сент-Пола и Миннеаполиса находится несколько интересных мест: форт Снеллинг — крепость, стоящая на прибрежном обрыве в сто футов высотой; водопады Миннегаги; озеро Белого Медведя и так далее. Красивейшие водопады Миннегаги достаточно прославлены, — им уже не нужна моя протекция. Озеро Белого Медведя менее известно. Это прелестное озеро служит местом летнего отдыха для избранной и богатой публики штата. Тут есть свой клуб, своя гостиница со всеми современными усовершенствованиями и комфортом; есть прекрасные летние дачи и много мест для рыбной ловли, охоты и катанья. Вблизи Сент-Пола и Миннеаполиса расположено около десятка летних курортов, но озеро Белого Медведя — самый изысканный из всех. С этим озером связана совершенно идиотская легенда. Я хотел бы побороть искушение и не печатать ее тут, но это выше моих сил. Путеводитель называет имя записавшего эту легенду и с похвалой отзывается о «легкости его пера». Без дальнейших комментариев и задержек запустим это самое «легкое перо» в читателя:

Каждую весну, в течение целого столетия, а может быть, с тех пор, как существуют краснокожие, на озеро Белого Медведя, на один из островов в середине его, приходило племя индейцев добывать кленовый сахар.

Предание рассказывает, что много весен тому назад, во время пребывания на острове молодой воин полюбил дочь вождя и добивался ее руки; и говорят, что и девушка любила воина. Но ее родители неуклонно отказывали ему: старый вождь считал, что юноша недостаточно храбр, а его престарелая супруга звала юношу бабой!

Солнце зашло за «сахарное дерево», и сверкающий месяц стоял высоко в сверкающем синем небе, когда молодой воин взял свою флейту и ушел один, чтобы еще раз сыграть на ней песню своей любви; тихий ветер слегка колебал два ярких пера в его головном уборе, а когда он уселся на ствол наклоненного дерева, мокрый снег тяжело упал с его ног. Когда он поднес флейту к губам, одеяло соскользнуло с его крутых плеч и легло краем на снег. Он начал свою дикую, странную любовную мелодию, но скоро почувствовал, что зябнет, а протянув руку назад за одеялом, почувствовал, что чья-то невидимая рука осторожно одела его плечи. Это была рука его возлюбленной, его ангела-хранителя. Она села рядом с ним, и в этот миг они были счастливы, ибо у индейца любящее сердце, и его любовь благородна, как благородна свободная жизнь этого сына лесов. Большой белый медведь, говорит предание, думавший, очевидно, что полярный снег и мрачная зимняя стужа царят повсюду, предпринял путешествие на юг. В конце пути он подошел к северному берегу озера, что ныне названо его именем, спустился по берегу и бесшумно прошел по глубокому плотному снегу к острову. Это было в те же весенние сумерки, когда встретились наши влюбленные. Они покинули свое первое убежище и сидели среди ветвей большого вяза, нависшего над озером (дерево и поныне стоит там и возбуждает всеобщее любопытство и интерес). Боясь, что их накроют, они разговаривали почти шепотом и как раз собрались уходить, чтоб вернуться на стоянку пораньше и тем самым избежать подозрении. Внезапно девушка пронзительно вскрикнула так, что на стоянке все услышали ее крик, и, бросившись к юному воину, схватилась за его одеяло; нога девушки соскользнула, и она упала с дерева вместе с одеялом в мощные объятия страшного чудовища. В ту же минуту все, кто был на стоянке — мужчины, женщины и дети, — очутились на берегу, но ни у кого не было оружия. Крики и стоны вылетали изо всех уст. Что было делать? А между тем дикий белый зверь держал бездыханную деву в могучих объятиях, играя драгоценной добычей, как будто ему привычны были такие сцены. Но оглушительный крик влюбленного воина покрыл сотни голосов его единоплеменников. Метнувшись к своему вигваму, хватает он свой верный нож, одним прыжком долетает туда, где разыгралась жуткая , грозящая гибелью сцена, мчится но наклоненному дереву к месту, куда упало его сокровище, и со свирепостью бешеной пантеры прыгает на свою жертву. Животное обернулось и одним движением мощной лапы сжало обоих влюбленных, но в следующий миг воин ударом ножа открыл багровые хляби смерти, и умирающий медведь выпустил добычу.

В эту ночь никто не спал на стоянке индейцев, не спали музыканты, и не спали влюбленные — все от мала до велика плясали вокруг туши убитого чудовища; храброму воину вручили еще одно перо, и не успела наступить новая луна, как его живое сокровище стало владычицей его сердца. Их дети много лет играли на шкуре белого медведя, от которого и получило имя это озеро; и оба они, и дева и храбрец, долго помнили жуткую сцену и спасение, которое соединило их воедино, ибо ни Ки-си-ми-па, ни Ка-го-ка не могли забыть страшной встречи с громадным чудовищем, чуть не отправившим их в обетованную землю счастливой охоты.

Запутанная история! Сначала дева упала с дерева— она и одеяло; и зверь схватил ее и стал играть с ней — с ней и с одеялом; потом она опять каким-то образом упала на дерево, то есть упала вверх, а одеяло осталось; потом любовник идет домой, испуская военные клики, и возвращается «подкованный» — лезет на дерево, прыгает вниз на медведя, девушка тоже прыгает на него, — ведь она была на дереве, — снова занимает свое место в объятиях медведя вместе с одеялом, любовник всаживает нож в зверя и спасает — кого? одеяло? Нет, совсем не одеяло. Вы до того увлечены, до того заинтересованы судьбой этого одеяла — и вдруг, когда счастливый конец как будто неизбежен, вы абсолютно разочарованы: спасли только девушку. А ведь девушкой, в сущности, никто не интересуется; не она — главное лицо предания. Но ничего не поделаешь — на этом вас бросают, и вы остаетесь ни с чем; можете прожить хоть тысячу лет — и все равно вам не узнать, кому же досталось одеяло. Право, даже покойник мог бы выдумать лучшую легенду! И я имею в виду не свежего покойника, а человека, который мертв уже несколько недель, а то и месяцев.

Мы пустились в обратный путь и через несколько часов очутились в изумительном Чикаго — в городе, где все трут волшебную лампу и вызывают духов, где задумывают и совершают все новые, небывалые чудеса. Случайному посетителю безнадежно гнаться за Чикаго: город перерастает все его предсказания раньше, чем он успеет их выговорить. Тут все всегда ново, и каждый раз это не тот Чикаго, что вы видели, проезжая последний раз.

Пенсильванская железная дорога примчала нас в Нью-Йорк, не опоздав против расписания на всем пути и на десять минут; и тут окончилось самое чудесное путешествие в пять тысяч миль, какое я имел счастье проделать. 

ПРИЛОЖЕНИЕ «А»

В четверг, в девять утра, «Сузи» покинула Миссисипи и вошла в Староречье, по крайней мере так в мое время называлось устье Ред-Ривер. Сюда слева вливался водный поток, который прорвал и затопил плотины плантации Чендлера, самого северного пункта в приходе Пойнт-Купе. Вода покрывала все это место, хотя плотины рухнули подавно. Скот согнали на большую плоскодонку, и, проезжая мимо, мы видели, как некормленые животные теснились там в ожидании какого-нибудь парохода, который взял бы баржу на буксир. На правой стороне реки лежит остров Тернбулл, а на нем — большая плантация, которая некогда считалась одной из самых плодородных в штате. До сих пор во время обычных наводнений река оставляла остров нетронутым, теперь же только широкая полена воды говорила о том, что здесь были поля. Местами виднелись верхушки окружавших плантацию насыпей, по почти вся она была затоплена.