Пэлем Вудхауз - Том 10. Дживс и Вустер

— Странная вещь со мной случилась, — сказал ему я. — Я бы поклялся, что только что видел, как из местного кабачка вышел майор Планк.

— Ничего удивительного, сэр. Майор Планк вполне мог прийти в деревню. Он гостит у мистера Кука в Эгсфорд-Корте.

Я обомлел.

— Вы хотите сказать, что он здесь?

— Да, сэр.

Я был сражен. Когда Планк сказал мне, что уезжает в деревню, я, естественно, решил, что он возвращается к себе в Глостершир. Но, если вы живете в Глостершире, то что вам мешает съездить в гости в Сомерсет? Вот тетя Далия, например, живет в Вустершире, а гостит в Сомерсете. На такие вещи надо смотреть шире.

Тем не менее я встревожился.

— Не нравится мне это, Дживс.

— Нет, сэр?

— А вдруг он вспомнит, что случилось при нашей последней встрече?

— Не составит труда избегать его, сэр.

— Допустим. И все же то, что вы мне сообщили, на меня подействовало крайне неприятно. Из всех людей на свете мне меньше всего хотелось бы иметь соседом Планка. Думаю, после такого нервного шока можно отставить имбирный напиток и заменить его сухим мартини.

— Очень хорошо, сэр.

— Мергэтройд не узнает.

— Безусловно, сэр.

Итак, приняв значительную дозу свежего воздуха и обозрев с разных сторон юбилейную поилку для скота, что, надо «мать, благотворно сказалось на моем здоровье, я рано отошел ко сну в полном соответствии с предписаниями Э. Джимпсона Мергэтройда.

Эффект был ошеломляющим. Можно что угодно говорить о бороде Мергэтройда и о его мрачной физиономии, будто человек только что с похорон близкого друга, но свое дело доктор знал. После десяти часов безмятежного сна я вскочил с постели, пронесся в ванную, оделся с песней на устах и устремился к завтраку, точно двухлетнее дитя. Я умял яичницу с беконом, жадно, как тигр в джунглях пожирает подвернувшегося на завтрак туземца, смел до последней крупицы гренки с джемом и под конец затянулся умиротворяющей сигаретой, когда зазвонил телефон, и в трубке загремел бас тети Далии.

— Привет, родоначальница, — сказал я таким добрым, ласковым тоном, самому приятно слышать. — От всего сердца с добрым утром, престарелая родственница.

— Уже явился?

— Собственной персоной.

— Значит, жив еще? Пятнышки оказались не смертельными?

— Они исчезли без следа, — сообщил я. — Унесены ветром.

— Это хорошо. Мне бы не хотелось представлять Брискоу пегого племянника, а тебя пригласили сегодня к обеду.

— Чрезвычайно любезно с их стороны.

— У тебя есть чистый воротничок?

— Даже несколько, и в придачу к ним безукоризненно белые рубашки.

— Только не надевай галстук клуба «Трутней».

— Разумеется, не надену, — пообещал я. Дело в том, что галстук члена клуба «Трутней», пожалуй, имеет один изъян, он слишком бросается в глаза, и в нем противопоказано появляться перед нервными людьми и инвалидами, а я не знал, относится ли миссис Брискоу к их числу. — В котором часу застолье?

— В половине второго.

— Явлюсь при полном параде.

Судя по приглашению, среди местного населения царил Дух добрососедства, что не могло не радовать, и я поделился своими наблюдениями с Дживсом.

— Похоже, эти Брискоу— славные ребята.

— Полагаю, они оставляют чувство должного удовлетворения, сэр.

— Тетя Далия не сказала, где они живут.

— В Эгсфорд-Холле, сэр.

— Как туда добраться?

— Сначала по главной деревенской улице до проезжей дороги, а там повернуть налево. Этот дом нельзя не заметить. Он большой и окружен обширным парком. Идти туда около полутора миль, если вы намереваетесь пройти пешком.

— Пожалуй, да. Так бы и Мергэтройд посоветовал. А вы в мое отсутствие, как я понимаю, пойдете общаться с тетей? Вы с ней еще не виделись?

— Нет, сэр. Я узнал от леди за стойкой в «Гусе и кузнечике», куда я заглянул вечером в день приезда, что она уехала в Ливерпуль на отдых.

В Ливерпуль, черт возьми! Порой складывается такое впечатление, что тетки живут только ради собственного удовольствия.

Я вышел заранее. Если эти Брискоу так жаждут моего общества, то я готов предоставить им его в изобилии.

Дойдя до проезжей дороги, откуда, по словам Дживса, следовало повернуть налево, я подумал, что не мешает проверить, правильно ли я иду. Дживс говорил уверенно, но всегда нелишне выслушать и другое мнение. И представьте себе, Дживс ошибся! Я обратился к встречному долгожителю — все обитатели Мейден-Эгсфорда казались полутора-столетними — несомненно, по причине чистого воздуха, — и спросил, в какую сторону поворачивать к Эгсфорд-Корту, и он сказал направо. Выходит, даже Дживс может дать маху.

В одном, однако, он оказался прав. По его словам, я должен был, пройдя полторы мили, увидеть большой дом, окруженный обширным парком, и, похоже, я прошел примерно такое расстояние, когда показался большой дом и вокруг него парк в полном соответствии с описанием Дживса. За воротами начиналась длинная подъездная аллея, и я было пошел по ней, но потом сообразил, что могу сократить себе путь, если пойду напрямик, потому что дом, видневшийся за деревьями, был на значительном отдалении к северо-северо-востоку. Подъездные аллеи не без умысла делают извилистыми, чтобы произвести впечатление на посетителей. Господи помилуй, подумает какой-нибудь гость, да эта дорога тянется а целых три четверти мили, ну и богач здесь живет.

Не помню, напевал я или нет, — скорее всего, насвистывал, — но так или иначе, продвигался я быстро и только поравнялся с сооружением, похожим на конюшню, как вдруг неведомо откуда появилась кошка.

Окрас у нее был довольно своеобразный, туловище в целом черное, но на боках — белые разводы и белый кончик носа. Я пощелкал языком и покрутил пальцами, как всегда в таких случаях, и кошка, подняв хвост, подошла и потерлась мордочкой о мою ногу, давая понять, что признала в Бертраме Вустере родственную душу и свойского парня.

Кошачья интуиция ее не подвела. Еще в детстве я наизусть выучил один стишок, — не знаю, кто его автор, наверное, Шекспир, — он звучит следующим образом:

У моей любимой киски шерстка мягкая, как шелк.Не тяни ее за хвост, не получишь лапой в нос.

И всю свою жизнь я следовал этому принципу. Спросите любую мою знакомую кошку, как я отношусь к кошачьему племени, и вам скажут, что я по-настоящему добрый малый и мне можно довериться без всякого опасения. А те, кто знает меня ближе, например кот тети Далии Огастус, еще добавляют, что я ловко умею почесать за ушком.

Эту кошку я тоже почесал за ушком, и такой знак внимания ей явно пришелся по нраву. Она замурлыкала, словно заворчал дальний гром. Когда таким образом между нами установились сердечные отношения, я перешел, так сказать, к следующему этапу, то есть взял кошку на руки, чтобы пощекотать ей брюшко, как вдруг небеса содрогнулись от зычного возгласа: «Эй!».

Сказать «Эй» можно по-разному. В Америке это любезная форма обращения, и она нередко заменяет такое приветствие, как «Доброе утро». Встречаются двое друзей. Один говорит: «Эй, Билл». И тот в ответ: «Эй, Джордж». Потом спрашивает: «Ну, как тебе эта жара?», Джордж отвечает, что плохо переносит не столько жару, сколько влажность, и после каждый идет своей дорогой.

Но этот оклик «Эй!» прозвучал совсем иначе. Нецивилизованные дикари, с которыми якшается майор Планк, бросаясь в бой, наверное, все-таки не кричат «Эй!», но если бы кричали, то, я думаю, это был бы такой же грубый рев, от которого у меня сейчас едва не лопнули барабанные перепонки. Оборачиваюсь и вижу краснолицего коротышку, угрожающе помахивающего арапником, что мне вовсе не понравилось. Эти арапники я невзлюбил еще с тех пор, как мальчишкой был застигнут дядей за курением его дорогой сигары, и он с хлыстом в руке гнал меня добрых полторы мили по пересеченной местности. У меня до сих пор в холодную погоду ноют старые раны.

Однако в тот момент я не испытал особой тревоги. Я решил, что передо мной полковник Брискоу, который пригласил меня на обед, и хотя сейчас у него такой вид, будто он с радостью препарировал бы меня тупым ножом, все мгновенно изменится, как только я назову себя. Кто же приглашает человека к обеду, а едва тот появляется в назначенный час, подвергает гостя избиению?

И я поспешил представиться, дивясь про себя его малому росту, — я думал, что полковники бывают покрупнее. Впрочем, всякие, наверное, встречаются, как картофелины или, коли на то пошло, как девицы. Скажем, Ванесса Кук определенно относилась к особам крупного телосложения, хотя среди прочих особ, отвергнувших в свое время мое предложение руки и сердца, были настоящие карлицы.

— Вустер, Бертрам, — назвался я, ударяя себя в грудь.

Я ожидал, что его злые страсти тут же улягутся, раздастся радостный возглас «Как поживаете, дорогой друг, как поживаете?», и лицо моего хозяина расплывется в ласковой улыбке привета, но ничего подобного не произошло. Он по-прежнему весь кипел яростью, а лицо его просто-таки побагровело.