Испанский садовник. Древо Иуды - Арчибальд Джозеф Кронин
Наконец он взял себя в руки, проехал дальше по набережной и припарковал машину. После этого, с опущенной головой, вышел на тротуар, ведущий к булочной Дугласа. Оказавшись на знакомой улице, он поднял взгляд и тут же вздрогнул. Булочной больше не было. Вместо нее на него смотрел высокий кирпичный фасад, из-за которого доносилось тихое гудение станков. Он с такой беспричинной уверенностью рассчитывал найти все в неизменном виде, как было, когда он уехал, что сейчас испытал скорее растерянность, чем разочарование. Спустя несколько недоуменных секунд он прошел дальше по узкой мощеной тропе и увидел, что от старой улицы под прямым углом отходит новая, на которой стоит большое сооружение с двумя фронтонами и мерцающей неоновой вывеской: «Компания городских и деревенских пекарен».
Он застыл, разглядывая в витринах подносы с тортами ядовитых цветов, затем пересек улицу и вошел внутрь. За прилавком стояли две бойкие девчонки в лиловых платьицах с белыми воротничками и манжетами.
– Простите, – сказал он, – я ищу семью, которая когда-то держала булочную поблизости. Их звали Дугласы.
Девчушки были того возраста, когда все необычное кажется забавным, поэтому чуть не прыснули от смеха. Но что-то их удержало – видимо, холеный вид незнакомца.
– Я не слышала ни о каких Дугласах, а ты, Дженни? – спросила одна, бросив взгляд на подружку.
– Я тоже, – ответила Дженни, покачав головой.
Наступила пауза, потом снова заговорила первая девушка:
– Наверное, старый мистер Дональдсон вам поможет. Он живет здесь уже давно. – Она все-таки захихикала. – Гораздо дольше, чем мы.
– Дональдсон? – Имя показалось ему знакомым.
– Наш сторож. Если пройдете через дверь для автофургонов слева, то увидите его крошечный домик напротив пекарни.
Он поблагодарил девушку и, следуя ее инструкциям, оказался во дворе, который когда-то принадлежал Дугласам, только теперь двор значительно расширили, слева выстроили большую автоматизированную пекарню, напротив – гараж для автофургонов, а справа так и осталась бывшая конюшня, превращенная в маленький одноэтажный домик. Мори дернул звонок и спустя какое-то время услышал медленные шаги – дверь открылась, показался сутулый старик лет семидесяти, в очках в стальной оправе, матерчатой кепке, надетой задом наперед, черном альпаковом фартуке и мягких тапочках. На вопрос Мори старик ответил не сразу, для начала призадумался.
– Знаю ли я Джеймса Дугласа? – наконец произнес он. – Еще бы не знать. Я больше двадцати лет прослужил у него помощником.
– Тогда, надеюсь, вы расскажете мне о нем и его семье.
– Зайдите ненадолго, – предложил Дональдсон, – в это время года стоять в дверях зябко.
Мори проследовал за хозяином на маленькую темную кухоньку, где в очаге слабо поблескивал огонь. Здесь было душно и не прибрано, как у всякого одиноко живущего старика. Дональдсон предложил гостю стул, затем, по-прежнему не снимая кепки, прошаркал к себе в уголок, где устроился под деревянным стеллажом для труб.
– Вы друг Дугласов? – осторожно осведомился он.
– Старинный, – поспешил ответить Мори. – Но теперь меня здесь никто не знает.
– Что ж… – медленно проговорил старик, – история семейства Дуглас не очень веселая. Джеймс, бедняга, давным-давно лежит в могиле, и Минни, его свояченица, тоже. Вам, пожалуй, лучше об этом узнать с самого начала. Видите ли, Джеймса постигла неудача в делах, его сделали банкротом – какая-то темная история: его собственность признали непригодной, построили новую улицу, и все по распоряжению городского совета. В общем, Джеймс не выдержал позора, ведь он был человеком честным и прямым. Минни, которая всю жизнь была слаба здоровьем, вскоре последовала за ним на кладбище. Вот и весь сказ, а теперь на месте булочной Джеймса стоит шикарный дом со всеми постройками, и пекут там такое, что ни один желудок не выдержит. Заметьте, я не имею ничего против компании, как-никак меня не прогнали, даже дали работу.
Он умолк, на секунду погрузившись в прошлое. Но Мори, теряя терпение, его поторопил.
– Но ведь у хозяина была дочь?
– Да, – кивнул старик, – Мэри… Ей тоже пришлось хлебнуть горя. В юности она обручилась с каким-то прохвостом, который уехал и больше не появился. Долго, очень долго она переживала. Бывало, выйду из старой пекарни, а она сидит у окошка, печалится. Но со временем она успокоилась, стала очень набожной, а еще через несколько лет, когда в церкви появился новый молодой священник по фамилии Эрхарт, приличный мужчина, ей повезло выйти за него замуж. Через год или чуть больше она родила ему славного младенца.
Опешив, Мори так и застыл на стуле. Она вышла замуж, забыла его или, по крайней мере, предала то, что он считал единственной любовью на всю жизнь, и больнее всего – она родила ребенка другому мужчине. В его теперешнем состоянии он счел это чуть ли не святотатством. Тем не менее, несмотря на удручающую новость, он не потерял способности мыслить здраво. Да и кто он такой, чтобы запретить ей право на счастье, если она действительно его обрела?
Тяжело вздохнув, он вымученно поинтересовался:
– Выходит, она здесь, в городе, вместе с мужем?
– Нет. Она уехала из Ардфиллана с дочкой вскоре после того, как муж умер.
– Умер? – воскликнул Мори.
Старик кивнул:
– Он был не из самых крепких, знаете ли, а когда в тридцать четвертом нас тут всех косила «испанка», он отправился к праотцам.
Сам того не сознавая, Мори почувствовал облегчение. Стал ровнее дышать. Ситуация внезапно улучшилась в какой-то степени. Ужасно, конечно, потерять молодого мужа, которому лично он никогда не пожелал бы ничего плохого. И все же несчастный, видимо, с самого начала был хлипок; а его женой вполне могла двигать жалость, а не любовь.
Кое-как придя в себя, заново воодушевившись, Мори задал последний вопрос:
– Куда они отправились, Мэри и ее дочь?
– В деревеньку под Эдинбургом. Маркинч называется. Дочка хотела выучиться на медсестру, поэтому они искали жилье поближе к городу. Но что с ними стало потом, не могу сказать. Обстоятельства у них были не самые лучшие, а после отъезда из Ардфиллана они ни разу сюда не заглядывали.
Последовала длинная пауза. Мори, склонив голову, пытался привести в порядок мысли. Затем, по-прежнему находясь под впечатлением от услышанного, он поднялся и со словами благодарности сунул Дональдсону банкноту. Старик для приличия поломался, а потом уставился на гостя сквозь очки с нескрываемым любопытством.
– Зрение сейчас уже не то, – жаловался он, провожая Мори к двери. – Но у меня какое-то странное чувство, будто я видел вас раньше. Можно
