Анна Зегерс - Седьмой крест
Итак, в понедельник вечером семь платанов в Вестгофене были срублены. Все произошло очень быстро. Новый начальник приступил к исполнению своих обязанностей еще до того, как перемена стала известной; вероятно, он был именно тем, кто мог навести порядок в лагере, где происходят подобные вещи. Он не рычал, а говорил обыкновенным голосом, но он недвусмысленно дал нам понять, что при малейшем поводе нас всех просто перестреляют. Кресты он приказал сейчас же снести, это был не его стиль. Ходили слухи, что Фаренберг в тот же понедельник уехал в Майиц. Говорят, он снял номер в «Фюрстенбергергофе» и всадил себе пулю в лоб. Но это только слух. Да это и мало на него похоже. Может быть, в гостинице «Фюрстенбергергоф» кто-нибудь и всадил себе пулю в лоб – из-за долгов или несчастной любви. А Фаренберг, может быть, вынырнул уже в другом месте и теперь достиг еще большей власти.
Всего этого мы тогда еще не знали. А потом произошло столько событий, что трудно было узнать что-либо наверняка. Правда, мы считали, что невозможно пережить больше того, что было пережито. Но, выйдя, мы поняли, как много нам еще предстоит испытать.
В тот вечер, когда в бараке впервые запылала печь и мы следили за пламенем, пожиравшим дрова – как мы думали, те самые платаны, – мы чувствовали себя ближе к жизни, чем когда-либо потом, гораздо ближе, чем все, кто почитают себя живыми.
Часовой-штурмовик перестал гадать, долго ли будет идти дождь. Он вдруг обернулся, чтобы застать нас врасплох, сразу же зарычал и назначил кое-кому наказание. Десять минут спустя мы уже лежали на койках. Последняя искорка в печке погасла. Так вот они, эти ночи, которые нас теперь ожидают. Сырой осенний холод проникал сквозь одеяла, рубашки, сквозь кожу. Все мы знали, как беспощадной страшно внешние силы могут терзать человека до самых глубин его существа, но мы знали и то, что в самой глубине человеческой души есть что-то неприкосновенное и неприступное навеки.
Примечания
1
30 июня 1934 г. – дата расправы Гитлера со сторонниками Рема. (Прим. ред.)
