Чжоу Ли-бо - Ураган
Лю Дэ-шань любил свою семью, свой дом, свое хозяйство.
— Работник-то он редкий, — говорили о нем раньше соседи, — да только все для себя. У него и кукуруза, и чумиза лучше, хотя земля такая же, как у всех, а вот попробуй спроси, как это получается, ни за что не скажет.
Это была правда. В то время Лю Дэ-шань думал прежде всего о себе. Да и на фронт он ушел вовсе не потому, что стремился помочь Народно-освободительной армии одержать окончательную победу, а потому, что для него это было самым выгодным делом.
Как-то раз заявилась жена Ли Чжэнь-цзяна и с таинственным видом сообщила:
— Ужасные дела будут скоро, сосед. Закон вышел: если у тебя три лошади — две отдай, а если две — так одну. Урожай тебе также не оставят. Сколько бы ты ни трудился, получишь лишь то, что тебе положено.
Лю Дэ-шань тут же пошел и записался носильщиком, которых набирали в то время для армии. Он решил, что только это спасет его хозяйство, потому что семьи фронтовиков пользовались особыми льготами.
Но на фронте Лю Дэ-шань убедился в другом. Никакого различия между бедняками и середняками там не делали. Ему доверяли, его ценили, смотрели на него, как на равноправного члена фронтовой семьи. А после того случая, когда он разоружил и привел двух гоминдановских солдат, командиры, бойцы и носильщики начали относиться к нему с еще большим уважением. Много нового узнал, увидел и понял Лю Дэ-шань в армии. Это заставило его резко изменить свои взгляды на жизнь. Он окончательно и бесповоротно решил поддерживать крестьянский союз.
Пока муж был занят осмотром своего хозяйства, жена накрыла на стол. Обед сегодня оказался даже лучше новогоднего. Он состоял из пельменей, жирной тушеной свинины с лапшой и кислой капустой и поджаренного бобового сыра.
Отдохнув после обеда, Лю Дэ-шань отправился в крестьянский союз.
Сяо Сян распорядился привести на собрание и Хань Лао-у. В то время как Лю Дэ-шань рассказывал о фронтовых делах, Чжан Цзин-жуй пристально наблюдал за лицом арестованного. Хань Лао-у то краснел, то бледнел. Бывший помещик заметно нервничал и постукивал каблуками по земляному полу.
Наконец, когда Лю Дэ-шань заговорил о том, что войска Чан Кай-ши отступают при первом же натиске и разбегаются врассыпную, Хань Лао-у вскочил с места и рванулся к двери. Чжан Цзин-жуй сделал движение, желая загородить ему дорогу, но начальник бригады тихо сказал:
— Не надо. Пусть идет.
Однако Чжан Цзин-жуй все-таки выглянул за дверь.
Хань Лао-у прошелся по двору и, заложив руки за спину, остановился:
«Уж если этот дрожавший перед помещиками Лю Дэ-шань с такой дерзостью и нескрываемой радостью говорит теперь о разгроме войск Чан Кай-ши, значит, рассчитывать больше не на кого и не на что».
Хань Лао-у присел на крыльцо, подперев руками отяжелевшую от напряжения и бессонных ночей голову.
Бежать? Но как? Это бессмысленно. И куда? До своих все равно не добраться, а вести подрывную работу среди людей, самые трусливые из которых с помощью палки разоружают автоматчиков, — просто безумие. Да и зачем, если армия все равно разгромлена?..
Чжан Цзин-жуй, проскользнув мимо Хань Лао-у, вышел за ворота и наткнулся на У Цзя-фу, вооруженного пикой.
— Ты знаешь, кто во дворе? — шепотом спросил Чжан Цзин-жуй.
— Конечно, знаю. Не беспокойся, не убежит.
Чжан Цзин-жуй обошел двор. Часовые всюду стояли на своих местах.
Хань Лао-у с трудом поднялся, сделал шаг к двери, на момент в нерешительности остановился перед ней, но затем с силой толкнул ее ногой. Он направился прямо к Сяо Сяну и, отозвав его в сторону, глухо сказал:
— Хочу поговорить…
— Хорошо, — спокойно ответил начальник бригады и жестом пригласил в соседнюю комнату.
Собрание давно уже кончилось и в большой комнате наступила тишина, а они все еще говорили. Зимняя ночь медленно плыла над уснувшей деревней. Вань Цзя уже в третий раз подлил масла в лампу, а они говорили и говорили.
Только когда пропели петухи и на востоке зажглась заря нового дня, Вань Цзя спросонок услышал последние слова Хань Лао-у:
— Это все. Больше мне сказать нечего. Я был связан только с этими людьми. После пятнадцатого августа мне был передан приказ от начальника передовых частей гоминдановской армии. Я наведался в эту деревню и ночевал здесь у покойного брата. Я только что изложил вам, как и когда связался с указанными мною людьми. Кстати, побывал я и у Лю Дэ-шаня, но когда на следующее утро через своего человека велел ему явиться, он просто сбежал из деревни. Все это чистая правда, без единого слова лжи. Да, я признаю, что совершил несколько преступлений против односельчан, и все же прошу у вас снисхождения. Если вы даруете мне помилование, я из благодарности обещаю исправиться и честным трудом искупить свои преступления.
После того как увели арестованного, начальник бригады приказал Чжан Цзин-жую арестовать гоминдановских агентов, которых назвал Хань Лао-у. Одновременно Сяо Сян отправил двух милиционеров в уездный город, вручив им протокол дознания и список агентов, проживающих в других местах. Он написал также начальнику милиции, предлагая передать список в провинциальное управление, чтобы там список размножили и разослали по уездам.
XXVI
Вечером Сяо Сян пришел на собрание, посвященное переделу земли. На лице его играла радостная улыбка. Он поднялся на кан и с воодушевлением заговорил:
— Товарищи! Земляки! Мы свалили помещиков. Помещики были нашими открытыми врагами, но у нас остались еще скрытые враги. Это агенты Чан Кай-ши и американских империалистов. Если мы не ликвидируем этих бандитов, они будут нам вредить. Несколько дней тому назад мы арестовали одного из них. Вы все знаете, что это родной брат помещика Хань Лао-лю. Мы допрашивали его в течение трех суток, но он все отрицал и, лишь услышав на собрании о разгроме чанкайшистских банд, наконец признался.
Раздались долго несмолкавшие рукоплескания.
— Он признался, что сначала был японским шпионом, а после пятнадцатого августа стал гоминдановским агентом. Побывал он и в нашей деревне, где с помощью своих друзей и родственников развернул преступную деятельность…
— Я давно знал об этом! — поспешил вставить старик Сунь.
— Ты все знаешь, только почему-то молчишь, — не выдержал Чжан Цзин-жуй.
— Перестаньте! — остановил их Го Цюань-хай. — Слушайте, что говорит начальник Сяо.
— Этот Хань Лао-у, — продолжал Сяо Сян, — сообщил нам, с кем он был связан в нашей деревне. Он признался и в том, что прежний председатель крестьянского союза Чжан Фу-ин был… — в этот момент Сяо Сян закашлялся от табачного дыма.
Кругом поднялся шум.
— Кем же он был? — спросили присутствующие: одни с любопытством, другие с затаенным страхом.
Сяо Сян улыбнулся:
— Хозяином своей харчевни.
По комнате прокатился дружный смех, и напряжение сразу разрядилось. Но некоторые все-таки продолжали допытываться:
— Так кем же он был в конце концов?
— Он был гоминдановским приспешником, а за его спиной стоял хозяин…
— Кто такой? — спросили сразу несколько человек.
— Племянник Ли Чжэнь-цзяна, всем известный Ли Гуй-юн. Этот Ли Гуй-юн — гоминдановский шпион, а Хань Лао-у — его непосредственный начальник…
Старик Сунь, не дожидаясь, когда Сяо Сян кончит говорить, спрыгнул с кана и закричал во всю мочь:
— Я сейчас же арестую эту собаку Ли Гуй-юна! Кто не трус, за мной!
— Только тебя и ждем, — рассмеялся Чжан Цзин-жуй. — Никак не поймем, почему ты медлишь?
— Если б ждали, пока ты соберешься, — еле удерживаясь от смеха, сказал председатель, — Ли Гуй-юн давно бы гулял по сопкам.
Снова раздались аплодисменты.
— Уже арестовали? — растерянно спросил возчик и, пристыженный, забился в угол.
— Председатель Мао, — продолжал с улыбкой Сяо Сян, — говоря о текущем моменте и наших задачах, указывал, что тылы Народно-освободительной армии теперь значительно укрепились. Мы видим это и здесь, в Маньчжурии. Наш командующий Линь Бяо одерживает на фронтах все новые победы, в чем лично сумели удостовериться Лю Дэ-шань и Ли Всегда Богатый.
— Да, большие победы! — подтвердил сидящий на кане Лю Дэ-шань. — Военнопленных так много, что все поезда забиты…
— Гоминдановским войскам, пусть даже у них крылья вырастут, не уйти от разгрома. Им остается только одно — восстать против своих генералов, капитулировать и сдаться в плен. А бандитов, скрывающихся в тылу, мы постепенно выловим. Теперь перед нами — новые задачи…
— Пора поднимать наше производство!
— Правильно говорите! — воскликнул начальник бригады. — Мы как раз и собрались сегодня, чтобы закончить передел земли. Когда мы это сделаем, народное правительство каждому крестьянину выдаст документ на владение участком. Земля — основа крестьянской жизни; каждый заинтересован в том, чтобы получить хорошую землю. Земля — не платье. Она не изнашивается и служит не только своему хозяину, но и его детям, внукам и правнукам. Я предлагаю прежде всего избрать комиссию. Займитесь этим сами, а я скоро вернусь.
