Жена - девочка - Майн Рид
— Вряд ли, — сухо ответил баронет, и с этими словами они расстались: сэр Джордж возвратился к своим гостям, а Майнард прошел в комнату, где находились его вещи.
Упаковка чемодана заняла менее половины из отпущенных десяти минут. Не было необходимости переодеваться и снимать с себя костюм для танцев. Сюртука было вполне достаточно, чтобы прикрыть этот костюм.
Звонком был вызван слуга-мужчина, который, взяв багаж, снес его вниз — даже он был удивлен: почему это джентльмен покидает праздник в такой час? В гостиной так весело, на столы подают роскошный ужин!
Когда Майнард, в последний раз осмотрев комнату, удостоверился, что ничего не забыл, и был уже готов последовать за носильщиком, другой слуга преградил ему дорогу.
Это тоже была прислуга, но другого сорта, пола и цвета.
Это была Сабина.
— Тихо, мистер Майнард, — сказала она, прикладывая палец к губам — характерный жест, требующий тишины. — Говорите шепотом, и я скажу вам что-то такое, что вам будет приятно услышать.
— Что же? — спросил Майнард чисто механически.
— То, что мисс Бланш вас нежно любит — любит всем своим юным сердцем. Так она говорила своей Сабби — вчера и сегодня — много-много раз, снова и снова. Поэтому вы не должны огорчаться.
— Это все, что вы хотели мне сказать? — спросил он, и в его голосе не было ни малейших признаков резкого тона.
Было бы странно, если бы эта беседа не доставила ему удовольствие, несмотря на краткость переданного сообщения.
— Сабби уже все сказала, но Сабби еще не все сделала.
— Что вы должны сделать? — спросил Майнард, заинтересованный этим.
— Я должна передать это, — ответила мулатка и ловко и незаметно, как умеют женщины ее расы, положила какой-то белый предмет в карман его сюртука.
Послышался характерный хруст гравия, экипаж подъехал и остановился у входной двери.
Майнард не мог более оставаться рядом со служанкой без того, чтобы его не заметили, и, сунув полсоверена[68] в руку Сабби, он молча спустился по ступенькам и так же молча занял место в экипаже.
Слуга, несший чемодан, так и не сумел удовлетворить свое любопытство относительно причины неожиданного отъезда гостя. Дверь экипажа закрылась.
— Во всяком случае, это неплохой джентльмен, — думал слуга, возвращаясь в освещенный зал, чтобы посмотреть на полсоверена, зажатый в ладони.
В то время как он любовался своими деньгами, упомянутый джентльмен был занят более интересным исследованием. Прежде чем экипаж покинул Вернон Парк — он все еще огибал его по окружной дороге — пассажир сунул руку в карман сюртука и достал записку, которая была ему тайно и с такими предосторожностями передана.
Это был маленький листок бумаги — половинка листа, вырванного из записной книжки. Письмо было написано карандашом, всего лишь несколько слов, нацарапанных второпях, дрожащей рукой.
При свете восковых свечей, горящих внутри серебряных ламп, он без труда прочитал записку, и сердце его наполнилось радостью.
«Папа очень сердит, и я знаю, что он никогда не согласится на то, чтобы я снова увидела Вас. Мне грустно оттого, что мы, возможно, никогда больше не встретимся, и Вы забудете меня. Но я никогда Вас не забуду, никогда!»
— И я вас, Бланш Вернон, — проговорил Майнард, сворачивая листок бумаги и опуская его назад, в карман сюртука.
Он снова вынул записку и снова перечитал ее, подъезжая к железнодорожной станции; и еще раз перечитал при свете висящей лампы, когда сидел один в вагоне вечернего почтового поезда, везущего его в столицу.
Затем, тщательно свернув записку, он поместил ее в футляр, который положил в карман, расположенный ближе к сердцу; это был если не первый, то самый сладкий залог любви, который он когда-либо получал в своей жизни!
Глава LXI
ИНФОРМАТОР
Исчезновение гостя, участвовавшего в танцах вместе с другими, — событие, на которое вряд ли могут обратить внимание. И даже если бы это было замечено, никаких объяснений не требовалось — известна традиция «уходить по-английски».
В английском аристократическом обществе уход возможен даже с тихого званого обеда — и даже из загородного дома, где приезд и отъезд гостей — явление более редкое, чем в крупном городе.
Настоящий этикет давно уже отказался от невыносимой процедуры прощания, с ее обязательными поклонами и еще более обязательными рукопожатиями. Достаточно попрощаться с хозяином — и особенно с хозяйкой — и отвесить поклон любой из оливковых ветвей, которые вам встретятся на пути из гостиной.
Это правило считалось вполне приемлемым в доме сэра Джорджа Вернона, и внезапный отъезд капитана Майнарда не удостоился бы никаких комментариев, если бы не пара специфических обстоятельств.
Он был незнакомцем в компании гостей сэра Джорджа, с романтическим, если не мистическим, прошлым, а литературный успех привлек к нему внимание даже в этих высоких кругах.
Но что особенно удивило, — так это способ, которым Майнард уехал. Его заметили танцующим с дочерью сэра Джорджа, а позже — выходившим с ней из дома погулять — через оранжерею в парк. Обратно он не вернулся.
Некоторые из танцующих, оказавшиеся вблизи входной лестницы, сразу после этого видели его собранный чемодан, а скрип колес отъезжающего экипажа сказал им о том, что Майнард уехал, покинув гостей.
Не было ничего особенного в этом. Он, вероятно, попрощался с хозяином на улице, как положено по этикету.
Однако никто не заметил, чтобы он сделал это; и, поскольку он еще некоторое время оставался в доме, отъезд казался бесцеремонным. По крайней мере, это выглядело странным.
Было и другое обстоятельство: после того как Майнард уехал, дочь баронета не появилась больше на танцах. Она больше не появилась после того вальса, во время которого ее и ее партнера так пристально рассматривали!
Она была всего лишь юной девочкой. Возможно, длительные вращения в танце привели к головокружению, и она удалилась, чтобы немного отдохнуть. Так рассуждали случайные свидетели. Но таких было
