Уильям Фолкнер - Деревушка
А потом он увидел коляску. И прежде, чем кто-нибудь в коляске успел его заметить, он был уже на дороге, и его лошадки бежали привычной рысью, которую знала вся округа, — маленькие копытца мелькали быстро, хотя две большие лошади шагом повезли бы фургончик не намного медленнее. Он знал, что его уже заметили, и узнали, когда шагах в двухстах от коляски он натянул вожжи и ждал, сидя в своем фургончике, приветливый, ласковый и безмятежный, только лицо у него было измученное, и Уорнер, поравнявшись с ним, остановил коляску.
— Здравствуйте, В. К.,- сказал Уорнер.
— Доброе утро, — сказал Рэтлиф. Он приподнял шляпу, раскланиваясь с женщинами, сидевшими сзади. — Миссис Уорнер, миссис Сноупс, мое почтение.
— Куда это вы? — спросил Уорнер. — В город?
Рэтлиф не стал лгать, у него этого и в мыслях не было, он только улыбался учтиво, даже слегка заискивающе.
— Нет, я выехал нарочно, чтобы вас встретить. Хочу переговорить с Флемом. — Тут он в первый раз взглянул на Сноупса. — Садитесь ко мне, я подвезу вас до дому.
— Ха! — сказал Уорнер. — Значит, вы проехали две мили, а теперь повернете назад и проедете еще две, только чтобы с ним поговорить!
— Вот именно, — сказал Рэтлиф. Он все смотрел на Сноупса.
— Вы не такой дурак, чтоб надеяться что-нибудь продать Флему Сноупсу, сказал Уорнер. — И уж наверняка, у вас хватит ума ничего у него не покупать, правда?
— Не знаю, — сказал Рзтлиф прежним приветливым, непринужденным и непроницаемым тоном, и глаза его глядели на Сноупса с истомленного бессонницей лица. — Я всегда считал себя умным человеком, но теперь не знаю. Я подвезу вас, — сказал он. — К обеду вы поспеете.
— Ну что ж, вылезай, — сказал Уорнер зятю. — Так он все равно ничего не скажет.
Сноупс тем временем уже зашевелился. Он сплюнул через колесо на дорогу, повернулся и задом слез на землю, широкий и неторопливый, в засаленных светло-серых штанах, белой рубашке и клетчатой кепке; коляска тронулась. Рэтлиф затормозил фургончик, Сноупс сел рядом с ним, он развернул лошадей, и снова они побежали привычной неутомимой рысцой. Но Рэтлиф натянул вожжи и заставил их идти шагом, не давая им снова перейти на рысь, а Сноупс, сидя рядом с ним, беспрерывно жевал. Они не смотрели друг на друга.
— Я насчет этой усадьбы Старого Француза, — сказал Рэтлиф. Коляска уже обогнала их на сотню шагов и, так же как они, поднимала целое облако пыли. Сколько вы думаете запросить за нее с Юстаса Грима?
Сноупс сплюнул табачную жвачку через колесо. Он жевал не спеша, безостановочно, и, видимо, это нисколько не мешало ему ни сплевывать, ни разговаривать.
— Он небось ждет уже возле лавки? — сказал он.
— Да ведь вы, наверно, сами велели ему приехать сегодня? — сказал Рэтлиф. — Так сколько же вы думаете с него запросить? — Сноупс назвал цену. Рэтлиф коротко хмыкнул, почти как Уорнер. — И вы думаете, что Юстас Грим сможет отвалить этакую кучу денег?
— Не знаю, — сказал Сноупс. Он снова сплюнул через колесо.
Рэтлиф мог бы сказать: «Значит, вы не хотите продавать усадьбу», — а Сноупс ответил бы на это: «Я продам что угодно». Но они этого не сказали. Им это было ни к чему.
— Ладно, — сказал Рэтлиф. — А с меня вы сколько запросите? — Сноупс назвал цену. Она была та же. На этот раз Рэтлиф хмыкнул, совсем как Уорнер. — Я говорю только о десяти акрах при этом старом доме. Я не покупаю у вас весь Йокнапатофский округ. — Они перевалили через последний холм, и коляска Уорнера прибавила ходу, удаляясь от них. До Французовой Балки теперь было рукой подать. — Ну ладно, первый спрос не в счет, — сказал Рэтлиф. — Так сколько вы хотите за усадьбу Старого Француза?
Его лошади тоже норовили перейти на рысь, увлекая вперед легкий фургончик. Рэтлиф сдержал их, дорога начала поворачивать, и за школой открылась Французова Балка. Коляска уже исчезла за поворотом.
— На что она вам? — сказал Сноупс.
— Под козье ранчо, — сказал Рэтлиф. — Так сколько же? — Сноупс сплюнул через колесо. Он в третий раз назвал ту же цену. Рэтлиф отпустил вожжи, и крепкие, неутомимые лошадки побежали рысью, минуя последний поворот, мимо пустой школы, и вся Балка теперь была на виду, а впереди снова показалась коляска, уже за лавкой. — А что этот тип, который учительствовал здесь года три, не то четыре назад? Лэбоув. Не слышно, что с ним сталось?
В седьмом часу в пустой запертой лавке Рэтлиф, Букрайт и Армстид купили у Сноупса усадьбу Старого Француза. Рэтлиф подписал передаточную на свою половину ресторанчика на окраине Джефферсона. Армстид дал закладную на свою ферму вместе со всеми службами, инструментом, скотом и с тремя милями проволочной загородки в три ряда; Букрайт уплатил свою долю наличными. Потом Сноупс выпустил их, запер дверь, и они остались на пустой галерее в гаснущих отблесках августовского заката и смотрели, как Сноупс идет к дому Уорнера, вернее, смотрели ему вслед только двое, потому что Армстид уже сел в фургончик и ждал там, не шевелясь, источая все ту же упорную и клокочущую ярость.
— Теперь усадьба наша, — сказал Рэтлиф. — Надо нам ее караулить, а то кто-нибудь привезет туда дядюшку Дика Боливара и станет искать клад.
Они заехали сперва к Букрайту (он был холост), сняли тюфяк с его кровати, захватили два одеяла, кофейник, сковородку, еще одну кирку и лопату, а потом поехали к Армстиду. У него тоже был только один тюфяк, но еще у него была жена и пятеро малышей; кроме того, Рэтлиф, который видел этот тюфяк раньше, знал, что стоит его снять с кровати, как он рассыплется. Армстид взял одеяло, а вместо подушки они помогли ему набить отрубями пустой мешок и, обойдя дом, вернулись к фургончику, а жена его стояла и дверях, и четверо детишек жались к ее ногам. Но она не сказала ни слова, и когда Рэтлиф, тронув лошадей, оглянулся, в дверях уже никого не было.
Когда они свернули со строй дороги и поехали через косматую кедровую рощу к развалинам дома, было еще светло, и они увидели возле самого дома повозку, запряженную мулами, а из дверей вышел человек и остановился, глядя на них. Это был Юстас Грим, но Рэтлиф так и не понял, узнал ли Армстид Юстаса, или ему было все равно, кто это, потому что, прежде чем фургончик остановился, он соскочил на землю, выхватил лопату из-под ног у Букрайта и Рэтлифа и, озверев от боли и ярости, хромая, побежал к Гриму, который тоже побежал, спрятался за повозку и оттуда смотрел на Армстида, а Армстид, стараясь достать его, рубанул лопатой через повозку.
— Держи его! — крикнул Рэтлиф. — Не то убьет!
— Или опять сломает свою проклятую ногу, — сказал Букрайт.
Когда они настигли Армстида, он порывался бежать вокруг повозки, занеся лопату, как топор. Но Грим уже отскочил в сторону, а увидев Рэтлифа с Букрайтом, шарахнулся и от них и остановился, сторожа каждое их движение. Букрайт крепко схватил Армстида сзади за обе руки, — Живо сматывайтесь, если не хотите неприятностей, — сказал Рэтлиф Гриму.
— Зачем мне неприятности? — сказал Грим.
— Тогда уходите, покуда Букрайт его держит.
Грим подошел к повозке, глядя на Армстида со скрытым любопытством.
— Эти глупости его до добра не доведут, — сказал он.
— О нем не тревожьтесь, — сказал Рэтлиф. — Только убирайтесь поскорей. — Грим сел на повозку и поехал. — Можете теперь его отпустить, — сказал Рэтлиф. Армстид вырвался и повернул к саду. — Постойте, Генри, — сказал Рэтлиф. — Давайте сперва поужинаем. И отнесем в дом постели. — Но Армстид, хромая, бежал к саду в гаснущем свете заката. — Надо сперва поесть, — сказал Рэтлиф.
А потом он вдруг вздохнул, будто всхлипнул; они с Букрайтом разом бросились к будке для швейных машин, Рэтлиф отпер замок, они захватили лопаты и кирки и побежали вниз по склону, в сад, где Армстид уже копал. Когда они были почти рядом, он вдруг выпрямился и кинулся к дороге, занеся лопату, и они увидели, что Грим не уехал, а сидит на козлах и глядит на них через сломанную железную загородку, а Армстид уже почти добежал до загородки. Но тут Грим тронул лошадей.
Они копали всю ночь, Армстид в одной яме, Рэтлиф с Букрайтом вдвоем — в другой. Время от времени они останавливались передохнуть, и над ними стройными рядами проходили летние звезды. Отдыхая, Рэтлиф и Букрайт прохаживались, чтобы расправить затекшие мышцы, потом садились на корточки (они не закуривали; они боялись зажечь спичку. А у Армстида, верно, никогда и не бывало лишнего никеля на табак) и тихо разговаривали, слушая мерный стук лопаты Армстида. Он копал, даже когда они останавливались; все копал, упорно, без устали, когда они снова принимались за работу, но время от времени один из них вспоминал о нем и, подняв голову, видел, что он сидит на краю своей ямы, неподвижный, как те кучи земли, которые он оттуда выбросил. А потом он снова принимался копать, пока не выбивался из сил; и так продолжалось до самого рассвета, а когда забрезжила заря, Рэтлиф с Букрайтом, стоя над Армстидом, препирались с ним.
