Джек Лондон - Смирительная рубашка. Когда боги смеются
— Пусть это будет юнга! — крикнул Сэлливен, уроженец Тарберта, многозначительно взглянув при этом на О'Брайена.
— Я думаю, — продолжал капитан, — что доброе дело совершит тот, кто умрет для общего блага.
— Доброе дело! Доброе дело! — закричали матросы.
— И думаю я, лучше всего умереть кому-нибудь из юнг. Им не надо кормить семью. У нас ведь есть жены и дети.
— Это верно. Совершенно верно. Так и надо поступить, — перешептывались матросы.
Но юнги громко восстали против такой несправедливости.
— Наши жизни так же дороги нам, как и ваши — вам, — протестовал О'Брайен. — А что до жен и до детей — так кто, кроме меня, позаботится о моей старой матери, вдове? Ты это хорошо знаешь, Майкл Биэйн, ведь ты из Лимерика. Это бесчестно! Давайте все бросим жребий, и матросы, и юнги.
Маэни был единственным, кто подал голос в защиту мальчиков, заявляя, что, по совести, все должны быть в одинаковом положении. Сэлливен и капитан настаивали на том, чтобы жребий бросали только юнги. Началась перебранка. И внезапно Сэлливен набросился на О'Брайена.
— Давно пора избавиться от тебя, ты этого стоишь. Это будет тебе по заслугам, и по заслугам мы с тобой и поступим.
Он шагнул к О'Брайену с намерением схватить его и тут же с ним расправиться. Стали на него напирать и другие. Он попятился от них, крича, что согласен на то, чтобы жребий тянули только юнги.
Капитан сделал четыре палочки разной длины и вручил их Сэлливену.
— Ты, может, думаешь, что жеребьевка будет нечестной, — закричал тот О'Брайену. — Хорошо, ты сам будешь назначать жребий.
На это О'Брайен согласился. На глаза ему надели повязку, так что он ничего не видел, и он стал на колени на палубе, спиной к Сэлливену.
— Умрет тот, кому ты назначишь самую короткую щепку, — сказал капитан.
Сэлливен поднял одну из палочек. Остальные были зажаты в его руке, так что никто не мог видеть, какой длины эта палка.
— Чья будет эта? — спросил Сэлливен.
— Маленького Джонни Шихена, — ответил О'Брайен.
Сэлливен отложил палочку в сторону. Зрителям не было видно, жребий это или нет. Сэлливен поднял вторую.
— А это чья будет?
— Джорджа Бернса, — был ответ.
Палочка легла рядом с первой, и Сэлливен поднял третью.
— А это чья?
— Моя, — сказал О'Брайен.
Быстрым движением Сэлливен перемешал палочки. Никто этого не заметил.
— Ты сам выбрал жребий, — объявил Сэлливен.
— Доброе дело, — пробормотали некоторые.
О'Брайен был очень спокоен. Он встал на ноги, снял повязку и огляделся.
— Где она? — спросил он. — Короткая палочка, та, что для меня.
Капитан указал на четыре щепки, лежавшие на палубе.
— Откуда вы знаете, что эта палка — моя? — спросил О'Брайен. — Видел ли ты, Джонни Шихен?
Джонни Шихен, самый младший юнга, ничего не ответил.
— А ты видел? — спросил затем О'Брайен у Маэни.
— Нет, я не видел!
Матросы стали роптать.
— Жеребьевка была честной, — крикнул Сэлливен. — У тебя был шанс, но ты проиграл — вот и все.
— Да, честная жеребьевка, — прибавил капитан. — Я сам видел. Палка была твоя, О'Брайен. Давай, готовься. Где кок? Подойди, Гормен. Эй, кто-нибудь! Возьмите миску. Гормен, исполни свой долг, как мужчина.
— Но как мне это сделать? — спросил кок. Это был нерешительный человек с усталыми глазами.
— Это подлое убийство! — крикнул О'Брайен.
— Я не притронусь к нему, — заявил Маэни. — Ни одного куска в рот не возьму.
— Тогда твоя доля достанется кому-нибудь получше тебя, — огрызнулся Сэлливен. — Делай, что должен, кок!
— Не мое дело — убивать мальчиков, — нерешительно запротестовал кок.
— Если ты не приготовишь нам мясо, мы сделаем отбивную из тебя самого, — пригрозил Биэйн. — Кто-нибудь должен умереть. Так не все ли равно: ты или другой.
Джонни Шихен заплакал. О'Брайен слушал с замиранием сердца. Лицо его было бледным, губы дрожали, все тело его временами вздрагивало.
— Я нанимался на должность кока, — заявил Гормен, — и стряпать я согласен, хоть гром греми. Но я не совершу убийство. Этого нет в контракте. Я кок…
— Ты останешься им не больше минуты! — зарычал Сэлливен. В то же мгновение он обхватил кока сзади за шею. — Где твой нож, Майк? Давай его сюда!
Почувствовав прикосновение стали, Гормен захныкал:
— Я сделаю это, если вы будете держать мальчишку!
Жалкий вид кока вселил некоторое мужество в О'Брайена.
— Ладно, Гормен, — сказал он. — Валяй. Я и сам вижу, что ты это делаешь не по своей воле. Хорошо, сэр, — обратился он к капитану, который тяжелой рукой удерживал его за плечо. — Отпустите меня, сэр. Я буду стоять смирно.
— Прекрати хныкать и сходи за миской, — скомандовал Биэйн Джонни Шихену, отвесив ему крепкий подзатыльник.
Юнга — почти ребенок — принес миску. Он шатался и падал, пробираясь по палубе — так он ослабел от голода. Слезы все еще текли по его щекам. Биэйн взял из его рук миску и тут же дал ему еще один подзатыльник.
О'Брайен снял куртку и обнажил правую руку. Нижняя губа его все еще дрожала, но он держал себя в руках. Раскрыли складной нож капитана и вручили Гормену.
— Маэни, расскажи моей матери, что со мной случилось, если вернешься, — попросил О'Брайен.
Маэни кивнул.
— Это подлое убийство, подлое и низкое, — сказал он. — Мясо мальчика никому из вас не пойдет на пользу. Помяните мое слово. Никому из вас оно не пойдет на пользу… никому…
— Приготовься, — приказал капитал. — Ты, Сэлливен, держи миску. Вот так. Совсем близко. Не пролей ни капли. Это — ценная вещь!
Гормен сделал над собой усилие. Нож был тупой. Сам он был слаб. Кроме того, его рука так сильно дрожала, что он едва не выронил нож. Трое юнг, плача, сбились в кучку. Все, за исключением Маэни, столпились вокруг жертвы, вытягивая головы, чтобы лучше видеть происходящее.
— Будь мужчиной, Гормен, — подбодрял его капитан.
Несчастный кок решился. Он стал пилить ножом кисть руки О'Брайена. Вены были вскрыты. Сэлливен держал миску под самой раной. Вскрытые вены широко зияли, но кровь не показалась. Ее вовсе не было. Вены были пустыми и сухими. Все молчали. Мрачные и безмолвные фигуры раскачивались на палубе корабля. Глаза их были прикованы к невероятному, чудовищному явлению: к сухим венам живого существа.
— Это знак, — крикнул Маэни. — Отпустите мальчика. Помяните мое слово. Его смерть никому из вас не принесет пользы.
— Попробуй у локтя, у левого локтя… он — ближе к сердцу, — наконец сказал капитан приглушенным и хриплым голосом.
— Дай нож, — резко сказал О'Брайен, выхватывая нож из рук кока. — Я не могу смотреть на то, как вы меня кромсаете.
Совершенно хладнокровно он вскрыл вену у левого локтя, но снова не показалось ни капли крови.
— Все это бесполезно, — сказал Сэлливен. — Лучше всего избавить его от мук и пустить ему кровь горлом.
Это уже было чересчур для мальчика.
— Не делайте этого, — кричал он. — В горле у меня тоже не будет крови. Дайте мне немного времени. Погода холодная, и я слаб. Дайте мне лечь и чуточку поспать. Тогда я согреюсь, и кровь потечет.
— Это бесполезно, — возразил Сэлливен. — Разве ты заснешь сейчас! Ты не уснешь и не согреешься. Погляди на себя. Ты в лихорадке.
— Однажды ночью в Лимерике я заболел, — торопливо говорил О'Брайен, — и доктор не мог пустить мне кровь. Но после того как я выспался и согрелся в постели, кровь потекла свободно. То, что я говорю вам, — истинная правда! Не убивайте меня!
— Его вены вскрыты, — сказал капитан. — Нет смысла его долго мучить. Сделайте это поскорее, и пусть ему придет конец!
Они шагнули к О'Брайену, чтобы схватить его, но он отступил.
— Тут вам и смерть! — взвизгнул он. — Прочь руки от меня, Сэлливен! Я вернусь! Я буду преследовать тебя! Во сне и наяву я буду преследовать тебя до самой смерти!
— Это безобразие! — кричал Биэйн. — Если бы я вытащил короткую палку, я позволил бы товарищам отрезать мне голову — и был бы счастлив!
Сэлливен подскочил и поймал несчастного юнгу за волосы. Остальные помогали ему. О'Брайен отчаянно отбивался руками и ногами. Маленький Джонни Шихен дико завопил, но никто не обратил на него внимания. О'Брайена растянули на палубе лицом вверх, а миску положили ему под голову. Гормена вытолкнули вперед. Кто-то сунул ему в руку большой кухонный нож.
— Исполняй свой долг! Исполняй свой долг! — кричали матросы. Кок наклонился, но встретил взгляд мальчика и замялся.
— Если ты не хочешь, так я своими руками тебя убью! — заорал Биэйн.
Со всех сторон на кока хлынул поток ругательств и угроз. Все-таки он колебался.
— Может быть, в его жилах будет больше крови, чем у О'Брайена, — многозначительно заметил Сэлливен.
