Миражи, мечты и реальность - Людмила Салагаева
– Вот и свиделись, слава Богу! За встречу!
Родители, выпив медовухи домашнего изготовления и закусив солёными грибочками, малосольными огурцами и отведав котлет, расслабились, размякли и похвалили изготовленный напиток.
– Так давайте выпьем ещё, – предложил дядя, – надо выпить за Большую – бабушку и Асину маму – Анну Мироновну. Что бы мы без них делали! Всех мальчишек вынянчили и нам с Асей не докучали, хорошие люди, жалко, что рано ушли.
Дети поели быстро и с наказом отца: "Далеко не убегайте, папка ваш сегодня выпимши, по хозяйству поможете”, – исчезли.
Покончив с едой, взрослые вспоминали своё детство, восстанавливали канву жизни, проведённую в разлуке. Разговор становился всё громче и бессвязнее. По своему обыкновению подслушивать разговоры взрослых – такой у меня был возраст, я незаметно передвигалась по столовой, не упуская ничего, за что цеплялось моё любопытство, предчувствуя интересное.
Дядя взял в руки спокойного маленького Коляшу и, обняв другой румяную Асю, немного пафосно попросил:
– Полюби́те мою жену, мою Беатриче, мою Лауру, мою Клеопатру…, – он остановился.
– Марью Царевну, – подала я голос из-за печки.
– Марью Царевну, – с благодарностью повторил дядя и продолжил:
– Она Королева души моей, моя Пенелопа.
– Кто? – подала голос мать и, видимо, вспомнив школьную программу, прыснула.
– Может и вязала она шарфы, да не тебе! И повернулась к отцу.
Дядя передал Коляшу Асе, ещё не понявшей вызова, но уловившей угрозу в голосе родственницы и потому приникшей к мужу, и тихо попросил:
– Надежда, пойдём со мной.
– А чего выходить, я всё могу здесь сказать, заупрямилась мать. – А вот этого не надо, тебе нечего сказать.
Он справился с застрявшей ногой и, подойдя к сестре, подставил ей согнутую руку. Она игнорировала жест и пошла рядом.
Отец вежливо обратился к Асе:
– Я… это… покурю?
– Курите здесь, окна нараспашку, – добро отозвалась она, и посадив на коврик в центр солнечного света Коляшу, медленно подбирая слова, заговорила:
– Тимочка не любит смотреть назад, говорит, жить надо сегодня, только правильно. Он говорит… – не найдя поддержки у отца, Ася посмотрела на меня как на подружку, – он говорит, если жить правильно, о нас всегда позаботятся.
– Кто? – не удержался отец.
– Кто, кто? Он! – подсказала я весело.
–Тебя не спрашивают, – стряхивая, куда попало пепел и, суетясь, отмахнулся отец, и в голосе его была растерянность.
– Это Тот, кого мы не видим, но чувствуем, – уклонилась Ася от прямого ответа, и добавила:
– Тимочка никому не позволяет меня обижать, – мы с ним видим, что зла накопилось нынче очень много, и не хотим прибавлять его. Только подумать, сколько горя, боли и ненависти случилось на войне. Тима очень много пережил, он знает…
Она помолчала, поправила причёску и доверительно продолжила:
– Тимочка – поэт, а все поэты очень добрые, иначе стихи не складываются, – удовлетворённо и твёрдо поставила она точку в разговоре.
Брат и сестра вошли несколько напряжённые и мать, встретившись с вопрошающим взглядом отца, отозвалась:
– Да кто ж знал, что тут такая любовь!
– Теперь знаешь и другим расскажи, – подхватил дядя и, подняв ребёнка с пола, бережно устроил на своей груди.
– Голубка моя! А где наш чай? Выставляй свои варенья-печенья, порадуй гостей, Надюша тебе поможет.
Чай продолжался до самых сумерек. Переполненные душистой сладостью, слушая дядины стихи о любви, мы смотрели на предмет его поклонения. Вдохновительница совсем не смущалась восхвалением её достоинств, даже наоборот, слушала внимательно, словно и не к ней обращено, иногда подсказывала стихи, не забывая подливать, накладывать, приносить и убирать.
Когда стемнело, мы отправились прогуляться. Наш ведущий освещал путь большим фонарём, в свете которого золотые мотыльки, подобно фантомам, мгновенно появлялись и исчезали. Ноги утопали в росистой траве, потревоженная, она отдавала терпкие запахи лета; надёжно укрытые в своих убежищах сверчки цвиркали последнюю славу дню.
Если бы я знала, что это лучшие дни моей жизни… Кабы знал да ведал, всё бы отведал… Нас накрыла атмосфера дядиной семьи, вобрала как уютный, тёплый кокон, и все три дня гостевания мы были, как они: варили варенье, красили крышу, учились ездить на новеньком велосипеде – собственности Дома отдыха, косили люцерну, а потом купались в реке, на которую спустилось облако белых бабочек-капустниц. Моя мама и дядя Тимофей, будто снова погрузились в детство, поддразнивая друг друга и обмениваясь знакомыми им шуточками.
Природа поддерживала нас и открывала свои сокровища. Дядя Тимофей привёл нас в ельник, где ступить негде от воинства только что вышедших белых грибов; налюбовавшись, он сказал:
– Жалко их трогать. Красота какая! Велика заслуга косой косить! С грибом надо в прятки уметь играть и выигрывать, вот тогда добыча честная! Мы дружно согласились.
А вот ещё. Набрели на малинник, собрали изрядно, жарко стало, пошли к ручью, он в ложбинке, спускаться надо. И что мы видим? Медведь в ручье улей рушит и ревёт – пчёлы зажалили. На взгорке оказывается, пасека Дома отдыха. Сладкоежке повезло: сумел улей украсть и к ручью унести, а теперь от пчёл избавляется, в воде улей купая.
– Улей, конечно, жалко, да что теперь поделаешь – разорил уже, – посокрушался дядя.
По дороге домой нас застал дождь, пришлось сделать остановку на летней дойке, под навесом, где доярки принимали от коров молоко. Они задорно попросили помочь, а нам в удовольствие: получив наставления, уселись на скамеечки, и первые струйки молока, бившие о цинковое ведро, вызвали неописуемое, забытое ощущение единства со смирным и добрым животным, производящем в своем чреве вкуснейшую полезную еду. Выдоенное своими руками молоко пили с наслаждением, осознавая где-то на глубинном уровне, как добра к человеку природа.
Сны являлись продолжением блаженного дня и баюкали пестротой цветов, поющих, и без слов говорящих, люди и животные состояли из лучистых энергий, сиюминутно меняющих образ и смысл…
Прощались почти без слов. Мы стали одной семьёй, и душа противилась расставанию. Впоследствии мы обменялись несколькими письмами и часто вспоминали свои радостные переживания, пока не закончилась жизнь дяди Тимофея и Аси.
В один из предновогодних дней, когда в Доме отдыха готовился большой праздник, дядя в своём кабинете дожидался приезда кассира из банка. Зарплата в деньгах, с трудом им выхлопотанная, была сюрпризом для людей, и он предвкушал их радость.
Наконец затарахтел грузовик, доставивший кассиршу. В этот момент в приоткрытую дверь заглянула Ася со своей корзинкой, в которой приносила иногда домашний обед. Пока раздевалась и целовала своего Тимочку, постучавшись, вошла кассир, положила на стол свёрток денег, обёрнутый бумагой и перевязанный шпагатом, и сказала, что вернётся через минуту.
Последний момент жизни дяди Тимофея и Аси видели только грабители. Двое мужчин словно материализовались из воздуха. Никто не заметил, как они вошли, и куда потом исчезли, забрав с собой свёрток с деньгами. Ножевые ранения стали смертельными для обоих. Вещдоки
