Н Егорова - Сказки Африки
Раз пошёл он в лес поохотиться. Забрался, как бывало, на дерево, сидит, добычу подстерегает. Час сидит, два сидит — ни единого зверя не высмотрел. Пора уж и домой путь держать: солнце на закат клонится, вот-вот стемнеет. Но не успел он слезть с дерева, глядь — лань перед ним. Прицелился охотник, а лань возьми да и скинь шкуру. И вот уже стоит перед ним девушка-красавица, глаз не оторвать. Схоронила девушка шкуру под камень, прямо у дерева, где охотник сидел.
Смотрит охотник, слова не вымолвит. А красавица между тем прочь пошла. Слез он с дерева, поднял, камень, давай шкуру так и сяк вертеть. Потом в суму положил и домой направился.
А на заре на старое место воротился. Снова на дерево залез, сидит, ждёт, и не столько зверя лесного, сколько красавицу вчерашнюю. Снова час за часом проходит — никого под деревом, лишь юркнула змея, да и ту он упустил.
Вечереть стало, видно, ни с чем ему домой возвращаться. Только он слезать изготовился, откуда ни возьмись — красавица! Подошла, камень приподняла да как взовьётся — нет шкуры! Давай искать, себя кулаками молотить да за беспечность поносить. Увидел охотник, как она убивается, и спрашивает:
— Что ищешь, красавица?
— Шкуру лани. Я вчера её под камень схоронила.
— А коль помогу отыскать, какая мне награда выйдет?
Но девушка знай ищет под каждым деревом, под каждым камушком, охотника и не слушает.
Он опять:
— А вдруг отыщу твою пропажу?
Смотрит на него девушка, и боязно ей, да шкуру воротить надобно. И промолвила она наконец:
— Коль и впрямь отыщешь, исполню любое твоё желание.
— А желание моё таково: стань моею женой.
— Ишь, чего удумал! — улыбнулась смущённо девушка, потупилась. — Никак я не могу. Отдай шкуру, добрый человек, если она у тебя.
— Да как же я тебе её отдам, коли ты от своего обещания отступилась?
Делать нечего, пришлось девушке соглашаться, только упросила она его ни одной живой душе не рассказывать, что в лесу видел. И клятву взяла с него страшную, что тайну сбережет. Отлегло от сердца у девушки: раз замуж выходит, так и шкура лани ей больше ни к чему — среди людей, а не среди зверей теперь жить. Охотник, однако ж, шкуру не выбросил, так домой в суме и понёс.
Вся деревня встречать молодых вышла. Судят-рядят, откуда красавица. Рассказал им охотник, что повстречал её в соседнем селении. Привёл молодую жену в дом, а там первая его жена хлопочет, еду готовит. Глядь, а её муженек красавицу привёл.
— Как же так? — вопрошает его.
— Был я в соседнем селении, — отвечает охотник, — и тамошний вождь велел мне взять эту девушку в жёны. Мог ли я ослушаться?
Пришлось первой жене приветить новую. Так втроём и зажили. Только диву даётся первая жена: чудно, не по-людски держится красавица: иной раз за обедом вдруг прямо из миски суп лакает, чавкает по-звериному. Но как мужа ни расспрашивала, ни словечка не добилась. Расскажи он про девушку-лань, жена всё равно не поверит, да и клятву нарушать боязно.
Пришлось первой жене отступиться, но всё чудней и чудней ведёт себя красавица. То вместо постели на пол ляжет, то за столом сидеть ей в тягость, есть с мужем и первой женой отказывается. А в полночь, когда весь дом спит, крадётся на кухню и объедки собирает.
Снова первая жена к мужу с расспросами и снова слышит:
— Нечего мне сказать, нечего добавить. Всё как есть рассказал.
Пошла жена за советом к ворожее. Та и говорит, дескать, нужно опоить мужа коварным зельем, тогда он всё и выболтает.
Наутро жена приготовила всяких яств, подмешала и зелья. А новую жену-красавицу по воду отослала. Сама же к мужу подступает:
— Ну, так расскажешь всю правду про неё? Мне страх как любопытно.
И поведал охотник обо всём: как превратилась лань в прекрасную девушку, как искала похищенную шкуру и как поклялся он хранить тайну. И о том, что шкуру спрятал на чердаке. Частенько наведывался он туда, всё думал-гадал, как от шкуры навеки избавиться, да страшно — шкура-то, поди, заколдованная. Выслушала жена охотника, слова не сказала.
Отправился он в лес на охоту. Первая жена обед стряпает, младшая подсобляет. Да только по недосмотру сахару вместо соли в суп насыпала. Разгневалась первая жена.
— Пора б уж по-человечьи жить, звериные повадки забыть, — проворчала она.
Смотрит молодая на неё во все глаза — не понимает.
Та снова твердит: дескать, среди людей живёшь, их порядки и соблюдай, а свои звериные забудь.
Не стерпела красавица упрёков, бросилась на обидчицу. Та тоже взъярилась, мигом на чердак, схватила шкуру, швырнула в лицо соперницы.
— Чтобы глаза мои тебя больше в доме этом не видели!
Не помня себя от гнева, принялась колотить красавица первую жену и забила до смерти. Потом обернулась вновь ланью и в лес умчалась, нашла там охотника, да он её не признал, прицелился, а она ему и говорит:
— Что ты наделал! Как я тебе верила! А ты во мне веру убил. Поспеши же домой — там ждёт тебя расплата. Эх, не сберёг ты любви моей!
Стоит охотник, слова вымолвить не может. Воротился домой, а там — ни старой жены, ни новой. Рассказали соседи охотнику, что стряслось, пока его не было.
— Горе мне, горе! — возопил. — Знай я, что такая судьбина мне уготована, порешил бы себя в отрочестве!
И уж так он сокрушался, так себя корил, только без толку. Все в деревне от него отвернулись — кому охота с клятвопреступником водиться! Сгинула его охотницкая удаль, померкла слава — один-одинёшенек остался. Так, в муках, терзаниях, одиночестве и умер.
Суть сказки сей проста: довольствуйся тем, что имеешь. Разгорелись у охотника глаза ненасытные, раззуделись руки жадные — двоих жён захотел. Да ни одной не уберёг.
Город, где чинят людей
Перевод с английского В. Харитонова
Собрались девушки в лес за травами. Набежала туча с востока, и пошёл дождь. Девушки сбежались к баобабу, забрались в дупло, а злой дух запечатал вход. Дождь кончился, и злой дух велел, чтобы каждая из девушек отдала ему своё ожерелье и накидку, иначе он не выпустит их. Все послушались, кроме одной. Осталась она в дупле, а подруги пошли домой.
Вернулись девушки домой, рассказали обо всём матери своей оставшейся подруги, и мать сбегала посмотреть на дерево издали. Увидела она, что над большим дуплом есть ещё одно, поменьше. Потом вернулась домой, приготовила еды и вечером пришла к дереву.
— Дочка, — говорит она, — протяни руку, я принесла поесть.
Просунула она еду в маленькое дупло, девушка взяла и стала есть, а мать вернулась домой.
Случилось так, что их слышала Гиена. Подождала Гиена, пока мать уйдёт, потом пришла к дереву и говорит:
— Дочка, протяни руку, я принесла поесть.
А та отвечает:
— Это не мамин голос, — и не протянула руку.
Пошла Гиена к кузнецу и говорит:
— Выкуй мне новый голос, чтобы был как человеческий.
Кузнец согласился, но предупредил:
— Если ты съешь кого-нибудь, то голос опять звериным станет.
— Не съем, — пообещала Гиена.
Выковал ей кузнец новый голос, и побежала Гиена к дуплистому баобабу. Вдруг по дороге увидела многоножку, не удержалась и съела. Потом пришла Гиена под дупло и говорит:
— Дочка, протяни руку, я принесла поесть.
А девушка отвечает:
— Это не мамин голос.
Рассердилась Гиена, вернулась к кузнецу и хотела его съесть, но тот сказал:
— Стой! Почему ты хочешь меня съесть?
И Гиена ответила:
— Потому что ты не изменил мне голос, как надо.
Тогда кузнец говорит:
— Не ешь меня, сейчас изменю, как надо.
Он перековал Гиене голос, та вернулась к дереву, где сидела девушка, и говорит:
— Дочка, протяни руку, я принесла поесть.
В этот раз девушка высунула руку. Гиена в неё вцепилась, вытащила девушку из дерева и съела — только косточки остались. И ушла.
Вечером пришла к дереву мать с едой, увидела дочерины кости и горько расплакалась. Сложила она кости в корзинку и отправилась в город, где чинят людей.
Шла она, шла и видит: стоит при дороге очаг, а на нём варится похлёбка.
— Похлёбка, похлёбка, — говорит женщина, — покажи мне дорогу в город, где чинят людей.
— Сначала съешь меня, — отвечает похлебка.
— Не могу я есть, — говорит женщина, — совсем нет у меня аппетита.
Тогда похлебка молвила:
— Иди, иди прямо, потом сверни направо, а эту дорогу оставь слева.
Женщина послушалась и через некоторое время пришла на место, где жарилось мясо.
— Мясо, мясо, покажи мне дорогу в город, где чинят людей.
Мясо говорит:
— Сначала съешь меня.
— Не могу я тебя есть, у меня совсем нет аппетита.
— Пройди, сколько сможешь, — сказало мясо, — потом сверни направо, а эту дорогу оставь слева.
Идёт женщина, идёт и вдруг видит фуфу[4], которая сама себя помешивает в горшке. Говорит ей путница:
