Чарльз Диккенс - Рассказы и очерки (1850-1859)
- Хорошо, - говорит он, - но, право же, я не посмотрел на штемпель. Знаю только, что в письмо были вложены деньги - по-моему, соверен.
Для меня этого было довольно, потому что я, конечно, знал, что, если Томпсон послал жене деньги, она, наверно, напишет Томпсону с обратной почтой, чтобы подтвердить получение. Так что я сказал почтальону "благодарю-де вас" и остался стоять на страже. Было за полдень, когда я увидел, как девочка вышла. Я, конечно, пошел за ней. Она забежала в писчебумажную лавочку, и мне нет нужды вам говорить, что я подглядывал за нею в окно. Она купила почтовой бумаги, конвертов и перо. Я подумал про себя: "Идет как по маслу!" - проследил за нею до дому, а сам, уж будьте уверены, не ушел, так как знал, что миссис Томпсон пишет письмо своему Улюлю и что письмо вот-вот сдадут на почту. Примерно через час девочка вышла опять, на этот раз с письмом в руке. Я подошел и стал ей что-то говорить, неважно, что; но адрес мне подглядеть не удалось, потому что она держала письмо печатью кверху. Однако же я приметил, что на оборотной стороне письма было то, что мы называем "поцелуйчиком" - капля сургуча около печати, - и опять, вы сами понимаете, для меня этого было довольно. Я проследил, как она сдавала письмо, подождал, когда она ушла, потом зашел в контору и сказал, что мне нужен начальник. Когда он вышел ко мне, я ему сказал, что я, мол, офицер сыскной полиции; что только что сюда было сдано письмо с "поцелуйчиком" для человека, которого я разыскиваю; а чего я от вас прошу? только одного, чтобы вы мне разрешили посмотреть, куда оно адресовано. Он был очень любезен - вынул целую кучу писем из ящика под оконцем, рассыпал их по конторке обратной стороной кверху - и вот среди них нашлось то самое письмо с поцелуйчиком. На конверте значилось: "Мистеру Томасу Пиджону, Почтовая контора в Б..., до востребования". В тот же вечер поехал я в Б... ( от Лондона - сто двадцать миль, или около того). На другое утро, спозаранку, я отправился на почту; повидался с чиновником, в чьем ведении было это отделение; сказал ему, кто я такой; и что моя задача - выследить, кто придет за письмом для мистера Пиджона. Он был со мной очень вежлив и сказал, что "вам-де будет оказано всяческое наше содействие; вы можете подождать внутри, в конторе; а мы позаботимся дать вам знать, когда кто-нибудь придет за письмом". Ну хорошо, я жду три дня и уже начинаю думать, что никто и не придет. Наконец клерк мне шепнул:
- Эге! Сыщик! Тут кто-то пришел за письмом!
- Задержите его на минутку, - сказал я, а сам вышел с заднего хода, обежал кругом и стал перед конторой. Тут я увидел молодого паренька, по виду конюха, державшего лошадь за поводья - поводья-то натянулись через весь тротуар, пока он ждал у почтовой конторы, чтобы ему подали в оконце письмо. Я стал похлопывать лошадь и всякое такое.
- А ведь это, - говорю я пареньку, - кобыла мистера Джонса!
- Нет, не его.
- Нет? - говорю я. - Очень она похожа на кобылу мистера Джонса!
- А все-таки она не мистера Джонса кобыла, - говорит он, - она мистера такого-то, из "Щита Варвика".
Вскочил и был таков - вместе с письмом! Нанял я коляску, взобрался на козлы и так быстро покатил вслед за ним, что я въезжаю во двор при "Щите Варвика" в одни ворота, а он тут же в другие. Зашел я в буфет, где прислуживала молодая женщина, и спросил стакан грогу. Тотчас же входит и он и вручает ей письмо. Она бегло взглянула и, ничего не сказав, сунула письмо за зеркало над каминной полкой. Что тут делать дальше?
Прикидывал я и так и этак в уме, пока пил грог (не спуская глаз с письма), но так ничего и не придумал. Попробовал снять комнату в доме, но шла конская ярмарка или что-то еще, и гостиница была переполнена. Пришлось устраиваться на стороне, но я денька два то и дело захаживал в буфет, и письмо все лежало за зеркалом. Наконец надумал: напишу-ка я сам письмо мистеру Пиджону и посмотрю, что из этого выйдет. Написал, сдал на почту, но только я нарочно поставил на адресе вместо "мистеру Томасу Пиджону" "мистеру Джону Пиджону", посмотрим, думаю, что из этого выйдет. На другое утро (очень дождливое!), вижу, идет по улице почтальон, и я мигом в буфет пока почтальон еще не дошел до "Щита Варвика". Входит и он с моим письмом.
- Стоит у вас мистер Джон Пиджон?
- Нет... А впрочем, подождите, - говорит девушка и достает из-за зеркала письмо. - Нет, - говорит она, - это Томасу, и он тоже у нас не стоит. Не окажете ли вы мне любезность снести это на почту, на улице так мокро!
Почтальон сказал "можно!", она вложила письмо в другой конверт, надписала, подала. Он сунул письмо в шляпу и пошел.
Я без труда разглядел новый адрес. На конверте значилось "мистеру Томасу Пиджону, Почтовая контора, Р..., Нортгемптоншир, до востребования". Я немедленно двинулся в Р...; сказал там на почте то же, что и в Б...; и опять пришлось мне ждать три дня, пока кто-то явился. Наконец приезжает другой парень верхом на лошади.
- Нет ли писем для мистера Томаса Пиджона?
- А вы откуда?
- Из Новой гостиницы, близ Р..." Письмо подают, а тот в галоп и ускакал. Я порасспросил насчет Новой гостиницы под Р..., и, когда мне сказали, что это уединенное строение, что-то вроде заезжего двора, и стоит оно милях в двух от станции, я подумал: "Поеду и погляжу". Все оказалось, как мне описывали, и я зашел поразведать, что и как. Хозяйка сидела в распивочной, и я попробовал завязать с ней разговор; спрашиваю, как идут дела, заговариваю о погоде, сыро, мол, и все такое, когда в открытую дверь я увидел в соседнем помещении - то ли гостиная, то ли кухня, - сидят у огня трое мужчин; и один из них, если судить по данному мне описанию, сам Томпсон-Улюлю!
Я вхожу, подсаживаюсь к ним, стараюсь завести приятный разговор, но они оробели... приумолкли... косятся на меня, переглядываются уж как угодно, только не любезно. Примерился я к ним, и убедившись, что они все трое крепкие ребята, каждый крупнее меня, да приняв еще в соображенье, что вид у них неласковый... что дом стоит на отлете... до железной дороги - две мили... что надвигается ночь, - я решил, что не худо мне будет глотнуть для храбрости грогу. Итак, я заказал себе стаканчик - и пока я сидел у огня и попивал, Томпсон встал и вышел.
Тут еще та была трудность, что я не мог сказать наверняка, впрямь ли это Томпсон, потому что я его до тех пор в глаза не видал; и нужно мне было вполне удостовериться, что это он и есть. Так или иначе, а ничего теперь не оставалось, как последовать за ним и брать быка за рога. Я настиг его во дворе, где он разговаривал с хозяйкой. Впоследствии выяснилось, что его разыскивал за что-то еще полицейский офицер из Нортгемптона и, зная, что тот офицер (как и я) рябой, он и принял меня за него. Как я уже сказал, он, когда я подошел, стоял во дворе и разговаривал с хозяйкой. Я положил ему руку на плечо - вот так - и сказал:
- Томпсон-Улюлю, бросьте! Я вас знаю. Я сыщик из Лондона, и я беру вас под стражу за уголовное дело!
- А плевал я на вас! - говорит Улюлю.
Мы вернулись в дом, и два его товарища стали громко возмущаться, и вид их, смею вас уверить, мне не нравился.
- Отпустите человека. Что вы собираетесь с ним делать?
- Я вам скажу, что я собираюсь с ним делать. Я собираюсь отвезти его сегодня вечером в Лондон - и не быть мне живу, если я его не отвезу. Я тут не один, как вы, может быть, воображаете. Займитесь каждый своим делом и не суйтесь. Так оно для вас же будет лучше, потому что я отлично знаю вас обоих.
Я их в жизни не видел и слыхом о них не слыхал, но выпад удался: они присмирели и держались в стороне, покуда Томпсон собирался в путь. Я, однако, подумал про себя, что они, чего доброго, нагонят нас на темной дороге и попытаются отбить Томпсона; и я сказал хозяйке:
- Кто у вас тут есть из мужской прислуги, миссис?
- А никого, мы мужской прислуги не держим, - говорит она сердито.
- Но есть же у вас, полагаю, конюх?
- Да, конюх у нас есть.
- Позовите его.
Приходит молодой парень с лохматой головой.
- Помогите-ка мне, - говорю, - молодой человек. Я - офицер сыскной полиции, из Лондона. Этого человека зовут Томпсон. Я его взял под стражу за уголовное дело. Мне нужно отвезти его к железной дороге, на станцию. Именем королевы приказываю вам ехать с нами; и заметьте, друг мой, если вы откажете мне в помощи, вы наделаете себе таких хлопот, что и сами того не представляете!
Вряд ли когда-нибудь вы видели, чтобы человек сильнее вылупил глаза.
- Ну, Томпсон, поехали! - говорю я.
Но когда я вынул наручники, Томпсон закричал:
- Нет! Только не это! Этого я не стерплю! Я тихо поеду с вами, но этих штук я носить не желаю!
- Томпсон-Улюлю, - говорю, - я буду по-хорошему с вами, если и вы поведете себя по-хорошему. Дайте мне честное слово, что вы мирно поедете со мной, и я не стану надевать на вас наручники.
- Согласен, - говорит Томпсон. - Только наперед я выпью стакан бренди.
- Я и сам не прочь, - сказал я.
- Дайте и нам по стакану, хозяюшка, - сказали два его товарища, - и черт вас возьми, констебль, вы позволите вашему подручному тоже промочить горло, а?
