Джон Эрнст Стейнбек - Квартал Тортилья-Флэт. Гроздья гнева. Жемчужина
Тут Дэнни переменил тему.
– Вот здесь, на поляне, я зажарю эту свинью, а ты поджаришь сахарные хлебцы из этого мешка. Коньяк поставь вот сюда, Пилон. Это самое лучшее для него место — так мы будем видеть и его и друг друга.
Они развели костер, поджарили ветчину и съели черствый хлеб. Коньяк в бутылке быстро убывал. Поев, они придвинулись поближе к огню, отхлебывая из бутылки маленькими глоточками, как озябшие пчелы. Туман окутал их, и их куртки поседели от его капель. В соснах над их головами грустно вздыхал ветер.
И вскоре Пилоном и Дэнни овладела тоска. Дэнни стал вспоминать потерянных друзей.
– Где Артур Моралес? — спросил Дэнни, простирая руки ладонями вверх. — Погиб во Франции, — ответил он себе и, повернув ладони вниз, в отчаянии опустил руки. — Погиб за родную страну. Погиб в чужой стране. Чужие люди проходят мимо его могилы, и они не знают, что в ней зарыт Артур Моралес. — Он снова поднял руки ладонями вверх. — А где Пабло, такой хороший человек?
– В тюрьме, — ответил Пилон. — Пабло украл гуся и спрятался с ним в кустах, а гусь ущипнул Пабло, и Пабло закричал, и его поймали. Теперь ему сидеть в тюрьме шесть месяцев.
Дэнни вздохнул и умолк, так как понял, что легкомысленно поторопился использовать единственного своего знакомого, который мог послужить темой для прочувствованной речи. Но тоска продолжала мучить его и требовала выхода.
– Вот сидим мы… — начал он наконец.
– Сердце ноет, — добавил Пилон, попадая в размер
– Нет, это не стихи, — возразил Дэнни. — Вот сидим мы бесприютные. Мы отдавали жизнь за родную страну, а теперь у нас нет даже крыши над головой.
– И никогда не было, — весьма уместно вставил Пилон.
Дэнни задумчиво тянул коньяк, пока Пилон не дернул его эа локоть и не отобрал бутылку.
– Это напомнило мне, — сказал Дэнни, — историю о человеке, у которого было два веселых дома… — Тут он умолк с открытым ртом. — Пилон! — воскликнул он. — Пилон! Утеночек мой! Дружочек! И как это я забыл? Ведь я получил наследство. У меня теперь есть два дома.
– Два веселых дома? — с надеждой спросил Пилон. — Ты врешь спьяну, — спохватился он.
– Нет, Пилон. Я говорю правду. Мой вьехо умер. Я его наследник. Я его любимый внук.
– Единственный внук, — поправил педантичный Пилон. — А где эти дома?
– Ты знаешь дом моего вьехо в Тортилья-Флэт, Пилон?
– Здесь, в Монтерее?
– Ну да, в Тортилья-Флэт.
– А они на что-нибудь годятся, эти дома?
Дэнни откинулся на спину, измученный пережитым волнением.
– Не знаю. Я совсем забыл, что они у меня есть.
Пилон молчал и сосредоточенно о чем-то думал. Лицо его стало печальным. Он бросил в костер горсть сосновых игл и глядел, как огненные язычки взметнулись по ним и тут же погасли. Затем он долго и тревожно всматривался в лицо Дэнни, а потом громко вздохнул и еще раз вздохнул.
– Теперь все кончено, — сказал он уныло. — Пришли к концу дни радости. Твои друзья будут оплакивать их, но этим беде не поможешь.
Дэнни поставил бутылку, и Пилон забрал ее и зажал между колен.
– Что кончено? — недоуменно спросил Дэнни. — О чем ты?
– Это ведь всегда так, — продолжал Пилон. — Когда человек беден, он думает: «Будь у меня деньги, я поделился бы с моими бедными друзьями». Но стоит ему получить эти деньги, как великодушие и щедрость покидают его. Вот что случилось с тобой, мой бывший друг. Теперь ты возвысился над своими друзьями. Теперь ты домовладелец. И ты позабудешь своих друзей, которые всем с тобой делились, даже своим коньяком.
Его слова расстроили Дэнни.
– Я не такой! — крикнул он. — Я тебя никогда не позабуду, Пилон.
– Это ты сейчас так думаешь, — холодно сказал Пилон. — Но когда ты сможешь спать в двух домах, тогда сам увидишь. Пилон — только бедняк пайсано, а ты будешь обедать у мэра.
Дэнни с трудом поднялся на ноги и выпрямился, цепляясь за дерево.
– Пилон, клянусь: все, что у меня есть, — твое. Пока у меня есть дом, у тебя тоже есть дом. Дай мне выпить.
– Не поверю, пока не увижу своими глазами, — безнадежным голосом произнес Пилон. — Случись такое, это было бы чудо на весь мир. Люди приезжали бы за тысячу миль поглядеть на него. Да и бутылка пуста.
Глава II
О том, как Пилон, прельстившись солидным положением, покинул гостеприимный кров Дэнни
Нотариус оставил их у калитки второго дома, уселся в свой «Форд» и, громыхая, покатил вниз по склону холма в Монтерей.
Дэнни и Пилон стояли перед некрашеным забором и с восторгом глядели на недвижимое имущество — на приземистый домишко, еще хранящий полосы давней побелки, на его пустые слепые окошки без занавесок. Но у крыльца цвела пышная кастильская роза, а в бурьяне, которым зарос дворик, кое-где алела дедушкина герань.
– Этот лучше того, — сказал Пилон. — Он больше.
Дэнни держал в руке новенький ключ. Он на цыпочках прошел по скрипучему крыльцу и отпер дверь. Большая комната осталась точно такой же, как при жизни вьехо. Украшенный розой календарь за 1906 год, шелковый платок на стене, с Боевым Бобом Эвансом,[6] выглядывающим из-за палубных надстроек броненосца, прибитый рядом букет красных бумажных роз, связки запылившегося красного перца и чеснока, железная печка, старые кресла-качалки.
Пилон заглянул в дверь.
– Три комнаты, — благоговейно прошептал он. — И кровать, и печка. Мы будем здесь счастливы, Дэнни.
Дэнни с опаской переступил порог. От вьехо у него остались самые неприятные воспоминания. Пилон опередил его и бросился в кухню.
– Раковина с краном, — крикнул он и повернул кран. — Вода не идет. Дэнни, пусть водопроводная компания включит воду.
Они стояли и улыбались друг другу. Но Пилон заметил, что обладание собственностью уже накладывает печать беспокойства на лицо Дэнни. Никогда больше не будет оно беззаботным. Никогда больше не будет Дэнни бить окна, раз у него самого теперь есть окна, которые можно разбить. Пилон был прав — Дэнни возвысился над своими друзьями. Плечи его расправились, готовые принять на себя все тяготы новой сложной жизни. Но перед тем как он навсегда покончил со своим прежним простым и ясным существованием, один крик боли все же сорвался с его уст.
– Пилон, — сказал он грустно. — Хорошо бы этот дом был твоим, а я поселился бы здесь с тобой!
Пока Дэнни ходил в Монтерей просить, чтобы включили воду, Пилон забрел на заросший бурьяном задний двор. Тут стояли фруктовые деревья, почерневшие и покрывшиеся наростами от старости, искривившиеся и засыхающие от отсутствия ухода. В бурьяне виднелись шалашики для несушек, груда ржавых обручей, куча золы и размокший матрац. Пилон заглянул через забор в птичник миссис Моралес и, минуту поразмыслив, проделал в заборе несколько дырок для кур.
«Им будет приятно устраивать гнезда в высоком бурьяне», — сочувственно подумал он. Он решил также изготовить ловушки на случай, если во двор вдруг явятся петухи и будут мешать курам и не пускать их в гнезда. «Мы будем тут счастливы», — снова подумал он.
Дэнни вернулся из Монтерея полный негодования.
– Водопроводная компания требует депозита, — сказал он.
– Депозита?
– Ну да. Сначала дай им три доллара, а потом они пустят воду.
– Три доллара, — назидательно заявил Пилон, — это три галлона вина. А когда оно кончится, мы займем ведро воды у нашей соседки миссис Моралес.
– Но у нас нет трех долларов на вино.
– Я знаю, — сказал Пилон. — Но, может быть, нам удастся занять немного винца у миссис Моралес.
День начинал клониться к вечеру.
– Завтра мы наведем тут порядок, — сказал Дэнни. — Завтра мы все тут вымоем и выскребем. А ты, Пилон, скосишь бурьян и выбросишь весь мусор в овраг.
– Бурьян? — в ужасе вскричал Пилон. — Только не этот бурьян! —И он изложил свои соображения относительно кур миссис Моралес.
Дэнни тут же с ним согласился.
– Мой друг, — сказал он, — я рад, что ты поселился у меня. А теперь я наберу топлива, а ты раздобудь что-нибудь на обед.
Пилон, вспомнив про свой коньяк, решил, что это несправедливо.
«Я становлюсь его должником, — с горечью думал он. — Я лишусь свободы. Скоро я стану рабом из-за этого кровопийцы-дома».
Но он все-таки отправился искать обед.
Пройдя две улочки, уже у самой опушки леса он заметил петушка плимутрока, разгребавшего пыль посреди дороги. Петушок достиг той поры юности, когда голос его начал ломаться, а ноги, шея и грудь еще не обросли перьями. Голова Пилона была еще полна благостными размышлениями о курах миссис Моралес, и, быть может, поэтому он тут же ощутил живейшую симпатию к молодому петушку. Он медленно направился к темному сосновому лесу, а петушок бежал перед ним.
