Джейн Остен - Нортенгерское аббатство

Джон Торп шел, разумеется, с Кэтрин и после нескольких минут молчания возобновил разговор о кабриолете:

— Быть может, мисс Морланд, кто-нибудь скажет вам, что это дешевая вещь. Но я мог продать ее через день на десять гиней дороже. Джексон из Ориэла предлагал мне шестьдесят тут же на месте, — это было при Морланле.

— Да, да, — сказал Морланд, услышав его слова. — Но вы забываете, что в цену входила лошадь.

— Лошадь?! Черта с два! Я бы не продал мою лошадь и за сто гиней. Вы любите, мисс Морланд, открытые экипажи?

— Да, конечно. Но я не припомню случая, чтобы я в них каталась. Хотя они мне очень нравятся.

— Отлично. Я буду катать вас в моем кабриолете каждое утро.

— Благодарю вас, — немного смутившись, ответила Кэтрин, не уверенная — прилично ли ей принять это приглашение.

— Завтра мы с вами едем на Лэнсдаун-Хилл.

— Благодарю вас. Но разве ваша лошадь не нуждается в отдыхе?

— В отдыхе?! Это после того, как она пробежала сегодня каких-нибудь двадцать три мили? Вздор! Нет ничего вреднее для лошадей, чем отдых. От него они мрут быстрее всего. Нет, нет, пока я здесь, она у меня каждый день будет тренироваться не меньше чем по четыре часа.

— Правда? — очень серьезно спросила Кэтрин. — Но ведь это же выйдет по сорок миль в день!

— Сорок, пятьдесят — какая разница? Значит, завтра — на Лэнсдаун-Хилл. Помните, я в вашем распоряжении!

— Как это будет чудесно! — обернувшись, сказала Изабелла. — Кэтрин, дорогая, я почти вам завидую. Но, Джон, я боюсь, третий седок у тебя может не поместиться.

— Третий? Как бы не так! Я прибыл в Бат не для того, чтобы катать здесь своих сестриц. Не правда ли — милое развлечение? О тебе, надеюсь, позаботится Морланд. Это вызвало обмен любезностями между шедшими впереди, но Кэтрин не расслышала подробностей и чем он закончился. Рассуждения ее спутника, исчерпав оживлявшую их тему, ограничивались теперь только краткими благоприятными или неодобрительными отзывами о внешности встречавшихся им по пути женщин. Со скромностью и почтительностью подобающими юной девице, которая не осмеливается иметь собственное мнение, отличное от мнения самоуверенного кавалера, особенно в отношении женской красоты, Кэтрин слушала и соглашалась сколько могла, пока не решилась переменить тему разговора, задав вопрос, давно вертевшийся у нее на языке:

— Мистер Торп, вы читали «Удольфо»?

— «Удольфо»? Бог мой, увольте. Я не читаю романов. У меня достаточно других дел.

Осекшаяся и сконфуженная Кэтрин хотела уже было принести извинения за неуместный вопрос. Но не успела она открыть рта, как он добавил:

— Романы полны вздора и чепухи. После «Тома Джонса» не было ни одного сколько-нибудь приличного — разве что «Монах». Я его недавно прочел. Все остальные — полнейшая чушь.

— Мне кажется, «Удольфо», если бы вы его прочитали, вам бы понравился. Он написан так увлекательно.

— Увольте, ей-богу. Уж кабы я согласился прочесть роман, то разве из сочиненных миссис Радклиф. Они хоть читаются с интересом, и в них есть какой-то смысл.

— Но ведь «Удольфо» сочинила миссис Радклиф, — нерешительно заметила Кэтрин, опасаясь его обидеть.

— Ничего подобного! Гм, разве? Ах да, ну конечно. Я имел в виду другую дурацкую книгу

написанную той женщиной, из-за которой было столько разговоров и которая вышла замуж за французского эмигранта.

— Может быть, вы говорите о «Камилле»?

— Вот-вот, она самая. Какая чепуха — старик качается на качелях! Я как-то взял полистать первый том, да сразу смекнул, что его и читать не стоит. Впрочем, я догадался, что это за ерунда, еще раньше, когда узнал про ее замужество. Сразу сообразил, что в эту книгу нечего и заглядывать.

— Я ее никогда не читала.

— Немного потеряли, поверьте. Самая дурацкая книга, какую можно себе представить. В ней ничего и нет, кроме старичка, который качается на качелях да еще зубрит латынь. Клянусь честью!

Эти критические высказывания, справедливость коих, к сожалению, не могла быть оценена Кэтрин, он произнес, подходя к дому, в котором остановилась миссис Торп и где чувства проницательного и нелицеприятного критика «Камиллы» были вытеснены чувствами встретившегося с матерью преданного и нежного сына. Миссис Торп узнала их еще издали, глядя из окна.

— А, мама, как поживаете? — сказал он тряхнув ей руку. — Где это вы подцепили такую диковинную шляпу? Вы в ней похожи на старую ведьму. Мы с Морландом решили провести с вами несколько дней. Придется вам подыскать неподалеку приличное жилье с двумя постелями.

Такое обращение, по-видимому, вполне отвечало чаяниям ее нежного материнского сердца, ибо миссис Торп встретила сына самым восторженным образом. Двум младшим сестрам он выразил равную родственную привязанность, спросив у них, как они поживают, и объявив им, что обе они уродины.

Все это Кэтрин не слишком понравилось. Но мистер Торп был другом Джеймса и братом Изабеллы! И на ее суждение о нем повлияли к тому же слова Изабеллы, сказавшей ей, когда они наконец отправились вдвоем посмотреть на новую шляпку, что Джон находит ее самой прелестной девушкой в мире, а также приглашение танцевать с ним на предстоявшем в тот день балу, сделанное Джоном при расставании. Будь она более опытной и более тщеславной, эти комплименты, возможно, не возымели бы своего действия. Но при сочетании юности и неуверенности в себе требуется незаурядная сила ума, чтобы не поддаться такому отзыву о собственной внешности и такому заблаговременному приглашению к танцу. Следствием всего этого было то, что, когда брат и сестра Морланды, проведя час у Торпов, вышли из дома, чтобы идти вместе к Алленам, и Джеймс, затворив за собой дверь, спросил: «Ну, Кэтрин, понравился тебе мой друг Торп?» — она, вместо того чтобы ответить честно, как она бы это сделала, не подействуй на нее лесть и дружеские чувства: «Решительно не понравился!» — без запинки произнесла: «Очень понравился, с ним так приятно провести время!»

— Он и впрямь самый славный парень на свете. Немного говорлив, но вам, барышням, это, должно быть, даже по вкусу. А нравятся тебе его родные?

— Еще бы, особенно Изабелла!

— Это приятно слышать. Я бы хотел, чтобы ты подружилась именно с такой молодой особой. У нее столько здравого смысла, столько очарования и ни капли притворства. Я давно вас мечтал познакомить. И она очень к тебе привязана. Она отзывается о тебе самым восторженным образом. А добрым мнением такой девушки, как мисс Торп, — сказал он, ласково взяв ее за руку, — можешь гордиться даже ты, Кэтрин.

— Я в самом деле им горжусь, — ответила его сестра. — Я люблю ее всей душой и счастлива, что тебе она тоже нравится. Ты о ней лишь упомянул, когда писал мне, вернувшись от Торпов.

— Я просто надеялся скоро с тобой увидеться. Мне кажется, вам надо как можно больше времени проводить вместе, пока вы живете в Бате. Она очень мила. И какая умница! Как дорожит ею семья! По-видимому, она всеобщая любимица. Наверно, она пользуется в Бате большим успехом, как ты думаешь?

— Я в этом не сомневаюсь. Мистер Аллен считает ее здесь самой хорошенькой молодой леди.

— И он едва ли ошибается. Не знаю другого человека, который бы лучше разбирался в женской красоте. Мне незачем спрашивать тебя, дорогая, нравится ли тебе эта поездка. Встретив такую подругу, ты не можешь быть недовольна. Да и Аллены, должно быть, очень к тебе внимательны?

— О конечно. Я никогда не жила так весело, как сейчас. А с твоим приездом станет еще веселее. Как ты был добр, приехав издалека, чтобы меня повидать!

Джеймс принял эту дань благодарности, успокоив свою совесть тем, что произнес от души:

— Кэтрин, я ведь в самом деле к тебе очень привязан.

Последовавший затем обмен вопросами и ответами относительно братьев и сестер, — как одни учатся, как другие растут, — а также о прочих семейных делах продолжался лишь с одним кратким отступлением Джеймса касательно достоинств мисс Торп до самого их прихода на Палтни-стрит, где молодой человек был весьма любезно принят мистером и миссис Аллен, из которых первый предложил ему с ними пообедать, а вторая — определить качество и угадать цену новой муфты и палантина. Предварительная договоренность в Эдгарс-Билдингс лишила Джеймса возможности принять приглашение джентльмена и заставила как можно скорее разделаться с вопросами леди. И после того, как было условлено о встрече обеих компаний в Восьмиугольном зале, Кэтрин могла наконец погрузиться в тревожные, возвышенные и душераздирающие переживания над страницами «Удольфо», забыв суетные заботы о платье и обеде, не будучи в состоянии умерить тревогу миссис Аллен по поводу опоздания портнихи и только в течение одной минуты из каждых шестидесяти доставляя себе удовольствие мыслью о том, что она уже приглашена танцевать на сегодняшнем балу.

Глава VIII

Несмотря на «Удольфо» и портниху, компания с Палтни-стрит явилась в Верхние залы как раз вовремя. Торпы и Джеймс Морланд прибыли туда всего на две минуты раньше. И после того, как Изабелла совершила свой обычный ритуал, встретив Кэтрин залпом восторгов и улыбок, восхитившись ее нарядом и позавидовав ее прическе, молодые леди рука об руку проследовали за старшими в бальный зал, перешептываясь обо всем, что только приходило им в голову, и возбуждая друг в друге игру возражения пожатием руки или нежной улыбкой.