Эрнест Хемингуэй - Мужчины без женщин
Трое с орденами были похожи на охотничьих соколов, а я соколом не был, хотя тем, кто никогда не охотился, я мог бы показаться соколом; но они, все трое, отлично это понимали, и мы постепенно разошлись. С юношей, который был ранен в первый же день на фронте, мы остались друзьями, потому что теперь он уже не мог узнать, что из него вышло бы; поэтому его тоже не считали своим, и он нравился мне тем, что из него тоже, может быть, не вышло бы сокола.
Майор, который раньше был знаменитым фехтовальщиком, не верил в геройство и, пока мы сидели в аппаратах, занимался тем, что поправлял мои грамматические ошибки. Он как-то похвалил мой итальянский язык, и мы с ним подолгу разговаривали по-итальянски. Я сказал, что итальянский язык кажется мне слишком легким, для того чтобы серьезно им заинтересоваться. Все кажется в нем так легко. "О, да, — сказал майор. — Но почему же вы не обращаете внимания на грамматику?" И мы обратили внимайте на грамматику, и скоро итальянский язык оказался таким трудным, что я боялся слово сказать, пока правила грамматики не улягутся у меня в голове.
Майор ходил в госпиталь очень аккуратно. Кажется, он не пропустил ни одного дня, хотя, конечно, не верил в аппарат и как-то раз даже сказал, что все это чепуха. Аппараты тогда были новостью, и испытать их должны были на нас. "Идиотская выдумка, — сказал майор. — Бредни, и больше ничего". В тот день я не приготовил урока, и майор сказал, что я просто позор для рода человеческого, а сам он дурак, что возится со мной. Майор был небольшого роста. Он сидел выпрямившись в кресле, его правая рука была в аппарате, и он смотрел прямо перед собой в стену, а ремни, в которых находились его пальцы, с глухим стуком двигалась вверх и вниз.
— Что вы будете делать, когда кончится война, если она вообще кончится? — спросил он. — Только не забывайте о грамматике.
— Я вернусь в Америку.
— Вы женаты?
— Нет, но надеюсь жениться.
— Ну и глупо, — сказал майор. Казалось, он был очень рассержен. — Человек не должен жениться.
— Почему, signor maggiore?
— Не называйте меня "signor maggiore".
— Но почему человек не должен жениться?
— Нельзя ему жениться, нельзя! — сказал он сердито. — Если уж человеку суждено все терять, он не должен еще и это ставить на карту. Он должен найти то, чего нельзя потерять.
Майор говорил раздраженно и озлобленно и смотрел в одну точку прямо перед собой.
— Но почему же он непременно должен потерять?
— Потеряет, — сказал майор. Он смотрел в стену. Потом посмотрел на аппарат, выдернул свою высохшую руку из ремней и с силой ударил ею по ноге. — Потеряет, — закричал он. — Не спорьте со мною! — Потом он подозвал санитара: — Остановите эту проклятую штуку.
Он пошел в другую комнату, где лечили светом и массажем. Я слышал, как он попросил у врача разрешения позвонить по телефону и закрыл за собою дверь. Когда он опять вошел в комнату, я сидел уже в другом аппарате. На нем были плащ и кепи. Он подошел ко мне и положил руку мне на плечо.
— Извините меня, — сказал он и потрепал меня по плечу здоровой рукой. — Я не хотел быть грубым. Только что моя жена умерла. Простите меня.
— Боже мой, — сказал я, чувствуя острую боль за него, — какое несчастье.
Он стоял около меня, кусая губы.
— Очень это трудно, — сказал он. — Не могу примириться. — Он смотрел мимо меня в окно. Потом заплакал. — Никак не могу примириться, — сказал он, и голос его прервался. Потом, не переставая плакать, подняв голову и ни на что не глядя, с мокрым от слез лицом, кусая, губы, держась по-военному прямо, он прошагал мимо аппаратов и вышел из комнаты.
Врач рассказал мне, что жена майора, которая была очень молода и на которой он женился только после того, как был окончательно признан негодным для военной службы, умерла от воспаления легких. Болезнь продолжалась всего несколько дней. Никто не ожидал, что она умрет. Майор три дня не приходил в госпиталь. Затем в обычный час он снова пришел с черной повязкой на рукаве мундира. За это время на стенах появились большие снимки всяких ран до и после лечения аппаратами. Перед аппаратом майора висели три снимка, на которых были руки, такие же, как у него, ставшие вполне нормальными после лечения. Не знаю, где врач достал эти снимки. Я всегда думал, что нас первых лечат этими аппаратами. Но майору снимки не внушали никакой надежды, — он смотрел мимо них, в окно.
Переводчик: Л. Кислова
3. Белые слоны
Холмы по ту сторону долины Эбро были длинные и белые. По эту сторону ни деревьев, ни тени, и станция между двумя путями вся на солнце. Только у самого здания была горячая тень, и в открытой двери бара висел занавес из бамбуковых палочек. Американец и его спутница сидели за столиком в тени здания. Было очень жарко. Экспресс из Барселоны должен был прийти через сорок минут. На этой станции он стоял две минуты и шел дальше, в Мадрид.
— Чего бы нам выпить? — спросила девушка. Она сняла шляпу и положила ее на стол.
— Ужасно жарко, — сказал мужчина.
— Давай выпьем пива.
— Dos cervezas,[3] - сказал мужчина, раздвинув занавес.
— Больших? — спросила из-за двери женщина.
— Да. Две больших.
Женщина принесла две кружки пива и две войлочных подставки. Она положила их на стол, поставила на них кружки с пивом и взглянула на мужчину и девушку. Девушка смотрела вдаль, на гряду холмов; они белели на солнце, а все вокруг высохло и побурело.
— Словно белые слоны, — сказала она.
— Никогда не видел белых слонов. — Мужчина выпил свое пиво.
— Где уж тебе видеть!
— А почему бы и нет? Мало ли что ты говоришь, это еще ровно ничего не значит.
Девушка взглянула на бамбуковый занавес.
— На нем что-то написано. — сказала она. — Что это значит?
— "Anis del Того". Это такая водка.
— Давай попробуем.
— Послушайте! — позвал он. Женщина вышла из бара.
— С вас четыре реала.
— Дайте нам два стакана Anis del Того.
— С водой?
— Ты как хочешь? С водой?
— Не знаю, — сказала девушка. — А с водой вкусно?
— Недурно.
— Так как же, с водой? — спросила женщина.
— Да. С водой.
— Отдает лакрицей, — сказала девушка и поставила стакан на стол.
— Вот и все так.
— Да, — сказала девушка. — Все отдает лакрицей. Особенно то, чего так давно хотелось. Вот и с абсентом так было.
— Перестань.
— Ты сам первый начал, — сказала девушка. — Мне было хорошо. Я не скучала.
— Ну что же, давай попробуем не скучать.
— Я и пробовала. Я сказала, что холмы похожи на белых слонов. Разве это не остроумно?
— Остроумно.
— Мне хотелось попробовать эту водку. Мы ведь только и делаем, что ездим по новым местам и пробуем новые вина.
— Вот именно.
Девушка взглянула на холмы.
— Чудесные холмы, — сказала она. — Пожалуй, они вовсе и не похожи на белых слонов. Просто мне подумалось, что вот так же и те белеют сквозь деревья.
— Не выпить ли нам еще?
— Пожалуй.
Теплый ветер качнул к столу бамбуковый занавес.
— Хорошее пиво, холодное, — сказал мужчина.
— Чудесное, — сказала девушка.
— Это же пустячная операция, Джиг, — сказал мужчина. — Это даже и не операция.
Девушка смотрела вниз, на ножку стола.
— Ты сама увидишь, Джиг, это сущие пустяки. Только сделают укол.
Девушка молчала.
— Я поеду с тобой и все время буду подле тебя. Сделают укол, а потом все уладится само собой.
— Ну, а потом что с нами будет?
— А потом все пойдет хорошо. Все пойдет по-прежнему.
— Почему ты так думаешь?
— Только это одно и мешает нам. Только из-за этого мы и несчастны.
Девушка взглянула на занавес и, протянув руку, захватила две бамбуковые палочки.
— Так ты думаешь, что нам будет хорошо и мы будем счастливы?
— Я уверен. Ты только не бойся. Я многих знаю, кто это делал.
— Я тоже, — сказала девушка. — И потом все они были так счастливы.
— Если ты не хочешь, не надо. Я не настаиваю, если ты не хочешь. Но я знаю, что это сущие пустяки.
— А ты правда этого хочешь?
— Я думаю, это самый лучший выход. Но если ты сама не хочешь, то и не надо, я вовсе этого не хочу.
— А если я это сделаю, ты будешь доволен и все пойдет по-прежнему, и ты меня будешь любить!
— Я и теперь тебя люблю, ты же знаешь.
— Знаю. А если я это сделаю, то все опять пойдет хорошо, и если я скажу, что холмы похожи на белых слонов, тебе это понравится?
— Я буду в восторге. Я и сейчас в восторге, только теперь мне не до этого. Ты ведь знаешь, я всегда такой, когда нервничаю.
— А если я это сделаю, ты не будешь нервничать?
— Нет, потому что это пустяки.
— Ну, тогда я сделаю. Мне все равно, что со мной будет.
— То есть как?
— Мне все равно, что со мной будет.
