Ивлин Во - Мерзкая плоть
Маленькая баронесса Иосивара, сложив золотые ручки на коленях золотого вечернего платья от Пакена, сидела, куда ее послали, еще более озадаченная, чем мистер Фрабник, и ждала приказаний. Что нужно этому лукавому англичанину? Если он занят, почему не велит ей уйти? Не скажет приехать в другой раз? Если хочет, чтобы его любили, почему не подзовет ее? Почему не поднимет с этого красного плюшевого кресла и не посадит к себе на колени? Или она сегодня выглядит безобразной? Ей-то казалось, что нет. Так трудно понять, что нужно этим западным мужчинам.
И тут опять зазвонил телефон.
— Одну минуту, — сказал чей-то голос. — С вами будет говорить отец Ротшильд… — Это вы, Фрабник? Очень вас прошу, приезжайте ко мне, как только сможете. Мне нужно обсудить с вами ряд вопросов.
— Право же, Ротшильд, не понимаю, к чему это. У меня гостья.
— Баронессе следует немедленно ехать домой. У лакея, который подавал вам кофе, брат работает в японском посольстве.
— Боже мой, неужели? Но почему вы не хотите потревожить Брауна? Ведь премьер-то он, а не я.
— Вы вступаете в должность завтра… Прошу вас, как можно скорее, адрес вам известен.
— Ну хорошо, хорошо.
— О да, конечно.
Глава 4
На вечере у Арчи Шверта пятнадцатый маркиз Вэнбру, граф Вэнбру де Брендон, барон Брендон, лорд Пяти Островов и наследственный сокольничий королевства Коннот, сказал восьмому графу Балкэрну, виконту Эрдинджу, Алому рыцарю Ланкастерскому, Паладину Священной Римской империи и Шенонсосскому Герольду герцогства Аквитании: — Здорово. Ну и отвратный вечер. Ты что будешь о нем писать? — потому что оба они по странной случайности вели отдел светской хроники в ежедневных газетах.
— Я уже передал материал по телефону, — сказал лорд Балкэрн. — Теперь, слава тебе господи, можно и уходить.
— А у меня что-то ни одной мысли в голове, — сказал лорд Вэнбру. — Вчера моя редакторша заявила, что ей надоело изо дня в день читать одни и те же имена, а сегодня они опять все тут, все до единого. Ну, расстроилась помолвка Нины Блаунт, но это не бог весть какая сенсация. Агата Рансибл обычно тянет на несколько абзацев, но ее завтра разгоняют на всю первую полосу в связи с этой историей на таможне.
— У меня неплохо получилось про Эдварда Троббинга, как он живет в Канаде в бревенчатой хижине, которую построил сам, с помощью одного только индейца. Меня это потому соблазнило, что Майлз сегодня наряжен индейцем. Недурно, а?
— Очень даже недурно. Можно, я это использую?
— Хижину, так и быть, возьми, но индейца оставь мне.
— А где он на самом деле обретается?
— Кажется, в Оттаве, как гость правительства.
— Кто эта страховитая женщина? Чем-то она, по-моему, знаменита. Это не миссис Мелроз Оранг? Я слышал, она должна здесь быть.
— Которая?
— Да вон, подходит к Нине.
— Ох, нет. Она никто. Сейчас ее зовут миссис Пэнраст.
— Она как будто тебя знает.
— Да, я с ней знаком всю жизнь. Она, понимаешь ли, моя мать.
— Ах, прости, мой милый. Можно я об этом упомяну?
— Лучше не надо. В семье ее терпеть не могут. Она ведь с тех пор два раза разводилась.
— Ну понятно, мой милый. Не буду.
Пять минут спустя он сидел у телефона и диктовал: — … орхидея, точка. Абзац. Одной из самых интересных женщин в зале была миссис Пэнраст, П, Э, Н, Р, А… нет, С, система… бывшая графиня Балкэрн. Она одевается в строгом, мужском стиле, который придает такой шик многим американкам, точка. С ней был ее сын, запятая, нынешний граф Балкэрн. Лорд Балкэрн, запятая, один из немногих истинно светских молодых людей… Достопочтенный Майлз Злопрактис был в костюме индейца. В настоящее время он живет в доме своего брата лорда Троббинга, где и состоялся вчерашний вечер. Выбор этого костюма был особенно… как бы это сказать… вот, был особенно пикантным, курсив, потому что лорд Троббинг, по последним сведениям, живет сейчас в Канаде в бревенчатой хижине, которую он построил своими руками, с помощью одного-единственного слуги-индейца, точка…
Теперь вам ясно, какого рода вечер был этот вечер у Арчи Шверта.
Мисс Маус (в чрезвычайно смелом туалете от Шерюи) сидела на стуле у стены и смотрела во все глаза. Нет, никогда ей не привыкнуть к таким волнующим переживаниям! Она привела с собой подругу, некую мисс Браун, потому что гораздо интереснее, если есть с кем поговорить. Просто дух захватывает, когда на твоих глазах никчемные деньги, скопленные отцом, как по волшебству превращаются в такой блеск, и шум, и столько молодых скучающих лиц. Арчи Шверт, пробегая мимо с бутылкой шампанского, приостановился, сказал: — Мэри, как себя чувствуете, деточка, веселитесь? — и побежал дальше.
— Это Арчи Шверт, — сказала мисс Маус своей подружке. — Удивительно интересный человек.
— Да? — отозвалась мисс Браун, которой очень хотелось выпить, только она стеснялась это сказать. — Какая ты счастливица, Мэри, знаешь столько занятных людей. А у меня совсем нет знакомых.
— И приглашения так интересно составлены, правда? Это Джонни Хуп сочинил.
— Да, наверно. Но знаешь, какой ужас, я ведь все эти имена в первый раз слышу [3].
— Ну что ты, милая, не может быть, — сказала мисс Маус и где-то очень глубоко, в неизведанных уголках своей души, ощутила легкий, непривычный трепет превосходства. Сама она несколько дней назад подробно изучила это приглашение у отца в библиотеке и теперь знала все про всех.
В этом новом для нее состоянии душевного подъема она уже готова была пожалеть, что не приехала в маскарадном костюме. Вечер назывался дикарским — Джонни написал в приглашении, что все должны нарядиться дикарями. Многие так и сделали. Сам Джонни, в маске и черных перчатках, изображал магараджу Поккапорского, к некоторой досаде самого магараджи, который тоже оказался в числе гостей. Подлинная аристократия — младшие отпрыски тех двух-трех фамилий пивоваров, что правят Лондоном, — не снизошла до переодевания. Они приехали с какого то бала и держались кучкой, явно забавляясь, но сами совсем не забавные. Сердце у мисс Маус билось, как птичка в клетке. Ее так и подмывало сбросить свой ослепительный туалет и, оголившись до пояса, станцевать танец вакханки. Когда-нибудь, думала мисс Маус, она еще их всех удивит.
Был там один известный актер, который шутил. (Правда, те, кто смеялся, смеялись не тому, что он говорил, а тому, как это говорилось.) „Я приехал на этот вечер диким вдовцом“, — заявил он. Вот такие он отпускал шутки, но, разумеется, лицо у него при этом было очень смешное.
Мисс Рансибл переоделась в гавайский костюм и была душой общества.
Были там, в другой комнате, два человека с запасом взрывчатого вещества — они делали снимки. Их вспышки и взрывы порядком нервировали гостей, создавая несколько напряженную атмосферу, потому что все строили пренебрежительные мины и говорили, какая тоска эти газеты и угораздило же Арчи пустить сюда фотографов, но на самом деле большинству ужасно хотелось сфотографироваться, а остальные дрожали от неподдельного страха — вдруг их снимут без их ведома, и тогда их мамы узнают, где они были, когда сказали, что едут потанцевать к Бистерам, и опять будет сцена, а это так утомительно, не говоря уже о прочем.
Были там и Адам с Ниной, они немного расчувствовались.
— А знаешь, — сказала она, выдирая у него клок волос, — я почему-то была уверена, что ты шатен.
Арчи Шверт, пробегавший мимо с бутылкой шампанского, остановился и сказал: — Разве можно быть такой садисткой, Нина?
— Катись отсюда, баранья твоя голова, — сказал Адам, изображая простолюдина. И добавил уже более нежно: — И теперь ты разочарована?
— Да нет, просто немножко чудно, решила выйти замуж за шатена, а он, оказывается, блондин.
— Но ведь помолвка наша все равно расстроилась… или нет?
— Я еще не уверена. У тебя хоть сколько-нибудь денег есть?
— Нет, дорогая, ни гроша. Даже за обед сегодня пришлось платить бедной Агате. А что я буду делать, когда Лотти Крамп подаст мне счет, одному богу ведомо.
— В конце концов… Адам, пожалуйста, не спи… есть еще папа. По-моему, он гораздо богаче, чем кажется. Он мог бы ссудить нас деньгами на то время, пока ты ничего не получаешь за свои книги.
— А ведь если я буду писать по книге в месяц, то через год развяжусь с этим договором… Как-то я об этом раньше не подумал… Это ведь вполне можно сделать… или нет?
— Конечно, можно, милый. Знаешь что? Давай-ка мы завтра съездим к папе. Хочешь?
— Это было бы просто божественно.
— Адам, не спи…
— Прости, милая. Я хотел сказать, что это было бы просто божественно.
И он уснул, положив голову к ней на колени.
— Красота, да и только, — сказал Арчи Шверт, проходя мимо с бутылкой шампанского.
— Адам, проснись, — сказала Нина, выдирая у него еще немного волос. — Нам пора уезжать.
